Обречённые жить (СИ) - Лавров Алексей Юрьевич - Страница 11

— Тебе учиться?! — недоумевает Зак. Неправильное у него ко мне отношение, надо поправить.

— Конечно, золотце. Я никогда не упускаю возможности научиться новому, если учиться не у кого, придумываю новое сам. Вот и ты учись, только не останавливайся. Начнёшь учиться у меня, привыкнешь, и это станет для тебя и смыслом, и содержанием жизни.

— А у меня получится? — почти успокоившись, требует заверений пацан.

— Конечно. — Позволяю себе усмешку. — Ты способный.

— Откуда взял? — предсказуемо среагировал Захар.

— Во-первых, ты — умница, во-вторых, тело работает общее. Просто ты своему телу не хозяин. Пока. — Снова перехожу на деловой тон.

— Хм, ты моему телу хозяин? — мальчишка не может сдержать ехидства.

— Ага. Я просто говорю ему «фас», — «не замечаю» подначки.

— И оно само?! — пацан ожидаемо повёлся.

— Ну, почти. Словами это передать трудно, — «усталым» тоном закругляю беседу. — Это объясняют болью и страхом, а постигают с накоплением опыта, болезненного опыта. Научишься или погибнешь — всё получится, не ссы.

— Дык, наверху ж выссались! — острит мальчишка, оставляя точку в разговоре за собой.

Ага, точку, типа поговорить больше не с кем, блин!

— Ну что, Дристун, нажрался господского берла, выссался, выдрыхся? — донёсся добродушный басок Бобби Маленького.

Зак открывает глаза. Точно он, акселератина.

— Да, Маленький, даже искупался. Завидно?

— Обнаглел. Рисковый ты пацан, но старших научись уважать, хотя уже поздно, наверное. Длинный Джек велел тебя к нему привести. Сам пойдёшь?

— Сам пойду.

— Вот и хорошо, может, обойдётся. Чудит Длинный непонятно, но с ним не поспоришь. Пойдём.

Идём к трону владыки. Зак с Бобом болтают по дороге.

— Что там Длинный чудит?

— Да как всегда, в общем-то, Джонни Ножика помнишь?

— Вечная ему память?

— На этот раз не так почему-то, хотя засветил он ему знатно.

— Воскрес что ли?! — усмехнулся Захар. Других версий у него, зная Джека, и возникнуть не могло.

— Во-во! Длинный отчего-то как замер весь и надувать его стал, представляешь?! А Чарли Ёрш ему грудь мял, и считал зачем-то, вот Ножик и ожил!

— Нефигассе чудеса! — аж присвистнул Заки.

— Это что! У нас теперь даже больные завелись!

— А раньше не было? — уточнил Захар, внимательно вглядываясь в добродушное лицо Маленького.

— Да не! — верно оценил его взгляд Боб. — Эти другие. Теперь, если кто на трап подняться не может, его не пинают, как раньше, а укладывают в гамак, или ещё куда.

— Куда? — ищет малыш подвоха.

— Вот Прилизанному вчера кто-то рёбра подправил. От души, знаешь, так подправил, что он своим скулежом уже всех достал. — Бобби принялся терпеливо объяснять. — Так Джек ему сам ветошью ребра перетянул. Велел найти тряпки и застелить трюмные доски, чтоб, значит, Прилизанный там лежал. Только на спине. Сказал, что будет навещать.

— А! На потом что ли оставил? — предположил Заки.

— Да хрен его знает, — Бобу горько. — Прилизанный, бедняга, уже смерть дожидаться замучился. Ты, если что, попроси Джека, чтоб не тянул, а то жалко парня.

— Угу. Так ты говоришь, Прилизанный сегодня из трюма не вылазил? — спрашивает Зак, припоминая с моей подачи тот подслушанный обрывок разговора.

— Куда ему? — ухмыляется Боб. — Дальше сам иди. Нынче Джек чудной какой-то, ну его. Удачи, Зак.

— Увидимся, Бобби.

Глава 7

Трон владыки — первый от носа гамак, почти под люком, если почти под люком, то вполне можно жить. Зак приближается к оазису благополучия в нашем тёмном царстве.

— Хай, Неждан, падай на доски. У нас для тебя очень плохие новости. Что застыл? Тебя всего лишь хотят убить. Как всех нас, но тебя завтра прямо с утреца. — Приветствует его Руда по-русски. Забывает он что ли?

— Джек, повтори, пожалуйста, что сказал, только медленно и по-английски, — вежливо, но с достоинством ответствует Захарушка.

— Уф, Захар у Неждана даже юмор перенимает. Уникум! Но как его спасать? — Обратился рыжий к Чернышу.

— Руда, давай его спросим. Он в «Варанге» был самый хитрый варвар, — вносит предложение Черныш и говорит по-английски:

— Заки, хочешь понимать смысл наших слов? Дай Неждану порулить.

— Ну, до понимания смысла мне пока далековато, но если не пытаться, останусь дурнем, — выдал Зак, отключаясь. Повисла понятная пауза.

— Неждан не мог этого сказать. По-английски и без малейшего акцента, — комментирует Руда.

— Это Захар. Местный. Только разбавленный Нежданом, — подтверждает Черныш.

— А может, пропитанный? — вносит коррективы Лют.

— Есть сухари? Спасибо, Лют, — возвращаю парней в конструктивное русло, присаживаясь на трюмные доски. — Так что за новости, Руда? Пацанов спасаете?

— Ага, пацанов… Да как бы тебе…? — помолчал он, собираясь с мыслями и начал свою печальную повесть.

— Ну, ты же знаешь — мы с Лютом любимчики, драим мостик, ступеньки, прочее… Кэп нас по ляжкам тростью настукивает, развлекается так. Правда, последние два дня меньше, охладел он к нам. Кое-кто его покруче веселил. Но мы как драили, так и драим, и держим уши открытыми. Сначала Дасти к Кэпу подвалил, типа, неплохо было бы того забавного мальчугана взять с собой для увеселений, временно, или по обстоятельствам. Кэп к идее отнёсся благосклонно. Тут ты заорал — точно ты, я такого корявого английского со школы не помню. Дасти сбегал посмотреть, что случилось. Вернулся злой и бледный. У него с тем капралом были отношения или общие интересы. Капралу поручили поговорить с милым ребёнком, так его после разговора большие рыбки скушали. Дасти орал, что тебя нужно немедленно повесить. Но Кэп, спортивная его душонка, не согласился, говорит, что скинутся они в банк по десять фунтов, а когда ты на утро поплывёшь, будут в тебя стрелять. Типа случайно. Кто случайно первым попадёт, тот забирает банк. Вот такие у тебя перспективы.

— Ага, — беру минуту на осмысление. Кажется есть решение, — а фигли ждать утра? Давайте я к вечеру сдохну. Зашьёте меня в парусину. Только с внутренней стороны надо дёгтем промазать, чтоб вода не просачивалась, и воздух не выходил. Ещё фигню какую-то пацаны катают…

— Это бомба без пороха. Наша тюряга была в молодости бомбардирским судном, — объяснил Стужа.

— В сумерках за ядро сойдёт? Главное чтоб глубоко не затянуло, пока я буду выбираться.

— Как выбираться?! Зубами рвать парусину?! — распахнув глазищи таращится «от ужаса» Маламут.

— Зубы мне ещё пригодятся для чего-нибудь повкуснее дёгтя и парусины, Маламутик. Вот этим, — снисходительно говорю, задирая штанину, — у кого-нибудь есть ремень? Его подправить надо.

— Где взял?! — Хаски обалдел.

— Капрал, когда за борт падал, в брюхе его забыл, неряха. Думаю, чего добру напрасно пропадать? Вытащил…

— Но Дасти докладывал Кэпу, что обыскали тебя и всё вокруг! — бормочет Руда, тупо уставившись на острую железку.

— А мне боцман помог, только он не в курсе. Поносил за поясом, пока шмон шёл, а как закончился, я его обратно забрал, — небрежно объясняю фокус.

— Хм, ножик — это здорово, — печалится Черныш, — но для тебя он малопригоден.

— Как это?! — моей уверенности и след простыл, Черныш знает, что говорит.

— Просто. Ты кем себя возомнил? Парусина и ядро к ногам полагаются приличным дохлым морякам. А ты кто? — злится Черныш.

— Ну, неприличный и пока живой. И что мне полагается?

— Установят факт смерти и в море выбросят, — спокойно напоминает мне Черныш, — хорошо хоть, что ты главного палача первым за борт спровадил, другие об вас мараться не станут. Тебе нужно лишь немножко поваляться в кучке мертвецов, потом не утонуть и доплыть до спасательного конца.

— Ну, трюкач, сумеешь? — беспокоится Руда. — Поднимешься на борт, мы на люке вахтенных отвлечём вплоть до убийства. Проскочишь!

— А дальше что? Сдадут ведь, — цедит Стужа. — На корме как раз под сортиром должен быть крюк для верповки судна, там бы пока беседку связать.