Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Даль Арне - Дурная кровь Дурная кровь

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дурная кровь - Даль Арне - Страница 47


47
Изменить размер шрифта:

23) Пьер Фонтэн, европеец, гражданин Франции, 23 года, проживал в Париже, турист, студент университета, тело обнаружено в Гринич-Вилидж, Манхэттен, смерть наступила 23–24 июля 1998 года.

24) Ларс-Эрик Хассель, европеец, гражданин Швеции, 58 лет, проживал в Стокгольме, литературный критик, тело обнаружено в аэропорту Ньюарк, смерть наступила 2 сентября 1998 года.

25) Андреас Гальяно, европеец, гражданин Швеции, 42 года, проживал в Альбю, торговец наркотиками, тело обнаружено в Риале, смерть наступила 3–6 сентября 1998 года.

26) Эрик Линдбергер, европеец, гражданин Швеции, 33 года, проживал в Стокгольме, чиновник Министерства иностранных дел, тело обнаружено в Лидингё, смерть наступила 12 сентября 1998 года.

27) Неизвестный, европеец, примерно 25–30 лет, тело обнаружено в Стокгольме, смерть наступила 12 сентября 1998 года.

Черстин Хольм остановилась. Неужели из этого списка нельзя вытянуть ничего, кроме того, что в нем увидел Ларнер? В голове Черстин промелькнуло короткое, но жестокое подозрение, что Ларнер играет нечисто.

Она перешла к чтению психологического портрета. Группа экспертов пыталась объяснить причины пятнадцатилетнего перерыва. Это было непросто, за формулировками скрывалась неуверенность и угадывались противоречия, которые эксперты пытались примирить. Результат получился впечатляющий. Черстин удивилась, почему эти материалы не были посланы Ларнером в Швецию.

По мнению экспертов, первые убийства были совершены молодым человеком, испытывающим ненависть к людям, превосходящим его по возрасту или образованию. Комплекс неполноценности сменяется манией величия, когда ему удается заставить молчать тех, кто подавлял его, например, тех, кто отказал ему в поступлении в университет. Недостижимое становится достижимым, он может заставить их молчать, может причинить им ту же боль, которую чувствовал сам, может определять уровень боли, он решает, когда им говорить, когда молчать — достаточно просто повернуть колесико. Не так ли они сами вели себя по отношению к нему, когда не хотели его слушать, лишили образования, которое дало бы ему возможность разобраться в себе и в своих мыслях? Его поведение соответствует извращенно понятому принципу “око за око”. Пытки, которым он подвергает свои жертвы, в его глазах соответствуют страданиям, которые он пережил сам. Он возвращает себе отнятую власть. Большое количество жертв свидетельствует не о том, что он становится все более кровожадным — частота совершения убийств не увеличивается, — а о той степени униженности, которую он ощущает. Только убив восемнадцать человек, он чувствует себя отомщенным и может на равных присоединиться к человеческому сообществу. Можно даже говорить о том, что его кровожадность постепенно ослабевает по мере того, как он достигает внутреннего равновесия, убийства производят на него терапевтический эффект. Равновесие достигается, когда он чувствует, что сравнялся с теми, кто демонстрировал ему свое превосходство, тогда он прекращает убивать и начинает работать над упрочением своей позиции в обществе. Этим он занимается последующие пятнадцать лет. Он достигает определенных вершин. Возможно, даже получает образование и занимает руководящий пост, но прошлое не проходит бесследно. Теперь он сам может оказывать давление на других людей, к этому-то он и стремился. Его мишенью становятся слабые. К сильным он испытывал зависть. Он завидовал их власти. Теперь он берет инициативу на себя, не карает за выбитое “око”, а наносит первый удар. Он ощущает себя фигурой первого плана. Он не просто отвечает на действия сильных, он самый сильный. Эта серия убийств может продолжаться сколь угодно долго.

Таким образом, кентукский убийца — скорее всего белый мужчина, работающий на руководящей должности и имеющий за плечами опыт борьбы и унижений. К такому выводу пришли эксперты.

Забыв про дипломатию, Черстин тут же позвонила Ларнеру.

— Рэй, это Черстин. Халм, да, Халм, черт тебя побери (последнее было сказано по-шведски). Почему вы нам не прислали его психологический профиль?

— Because it’s bullshit[62], — прозвучало в трубке.

— Почему? Там масса аспектов, о которых мы и не думали.

— Я тоже был в группе экспертов. Согласен, текст заключения написан складно. Убедительно. Вот только возражения полицейских, которые были в составе группы, эксперты отмели. Потому что эти доводы не укладывались в общую картину. А возражения, между прочим, были очень существенными.

— Какими?

— Профессионализм.

— В каком смысле?

— Это не процесс. Преступник не пытается исправить некую ситуацию, он совершает серию хладнокровных убийств. Он не оставляет после себя ничего, что свидетельствовало бы об огне, полыхающем в его душе, он просто пользуется людьми и выбрасывает их, как отходы.

Черстин молчала. Она поняла, что Ларнер имеет в виду. Потом поблагодарила его и повесила трубку.

— Он думает, как ты, — сказала она Йельму.

Пауль Йельм, который в это время углубился в сравнение двух типов щипцов, вздрогнул.

— Что? — раздраженно воскликнул он.

— Ничего, — ответила Черстин и попыталась опять вникнуть в материал. Это получалось плохо. Она снова позвонила Ларнеру. Его голос источал бесконечное терпение.

— Во второй серии тоже был профессионализм? — спросила она без околичностей.

— Как вы могли заметить, я мало что могу сказать насчет второй серии. Я ее не понимаю. Там тот же профессионализм, та же манера. Но жертвы другие.

— Почему? — Черстин почти кричала. — Почему он перешел от инженеров и ученых к проституткам и пенсионерам?

— Ответьте на этот вопрос и вы найдете преступника, — спокойно ответил Ларнер. — Но все не так просто. У нас есть еще и литературный критик, и дипломат, и торговец наркотиками. Можно сказать, жертвы на любой вкус.

— Извините, — сказала она смущенно. — Просто это очень тяжело.

— Вот поработаете с этим делом лет двадцать, тогда узнаете, что значит “тяжело”.

Черстин положила трубку и заставила себя читать дальше. Трудность состояла в том, чтобы не строить гипотез, а просто воспринимать факты, не создавая ничего своего. Расширять поле зрения, не сужая его. Ждать, пока наступит подходящий момент.

День ушел на то, чтобы получить более или менее полное представление о материале. Вечер тоже. Экскурсию по Манхэттену пришлось опять отложить.

На следующий день они начали потихоньку сужать поле зрения и прочесывать тысячи страниц в поисках потенциального “шведского следа”. Почему он приехал в Швецию? Где искать ответ на этот вопрос?

Йельм занялся одиннадцатой жертвой, норвежцем физиком-ядерщиком Атле Гундерсеном. Он позвонил в Калифорнийский университет и попытался найти шведских коллег Гундерсена, общавшихся с ним в начале восьмидесятых, нашел его семью в Норвегии. На это ушло полдня с нулевым результатом.

Хольм тем временем занималась Крисом Андерсоном, членом “Крутой команды”, имевшим шведских предков. Она даже позвонила ему. Он разговаривал нехотя. Устав от многократных расспросов, он не хотел снова поднимать эту тему. Вьетнам был давно, оставьте в покое, не бередите воспоминания, которые и так не дают спать по ночам. Да, они делали страшные вещи, но тогда была война, они работали почти под непосредственным руководством президента, выполняли приказания. Нет, он не знает, как точно осуществлялось руководство группой, но данные об этом должны быть в материалах следствия. Он был близким другом Уэйна Дженнингса, но после войны они разошлись. Нет, Андерссон не поддерживает связи с родиной предков, он даже со своими родителями почти не общается.

Они искали дальше, дальше. Но лишь только на горизонте начинал брезжить огонек надежды, Ларнер, не теряя терпения и вежливости, тушил его плотным одеялом. Складывалось впечатление, что Ларнер успел подумать обо всем. Теперь они по-другому относились к проделанной им работе. Гипотез и идей не было, потому что их неоткуда было взять. Ларнер сохранил холодность ума и не поддался искушению выдвигать безумные гипотезы за отсутствием здравых.