Принцесса с дурной репутацией - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 6

— Это правда, это не розыгрыш?

— Дитя, мне ни к чему тебя разыгрывать. Ты нужна мне. Так сложились грани. А я пригожусь тебе, уж поверь. А теперь выпей еще вина.

Я допила остатки вина в бокале и поняла, что объелась и хочу спать. Последнее, что я помнила об этой ночи, — как ложусь на кушетку, утопая в мягких подушках, укрываюсь одеялом и слышу отдаленный бой монастырского колокола, возвещающего полночь.

Глава третья

Что еще за новости

Я проснулась от визгливого скрипа двери, что вела в мой карцер. Разлепив веки, я увидела на пороге одну из послушниц аббатства.

— Вставайте, барышня Веронезе, меня послала за вами мать настоятельница.

— С чего бы это? — пробурчала я. Ужасно болела голова, словно изнутри ее кололи раскаленными вязальными спицами. Рот пересох, и тело было ватным. Что такое со мной произошло? Я заболела в этом карцере?

— Я плохо себя чувствую, — сказала я послушнице.

— Поспешите, — притопнула ногой она.

Я встала и поплелась следом за ней. Свет ламп в коридоре казался слишком ярким, воздух слишком холодным, а звуки чересчур громкими. Что со мной произошло? Наверное, я плохо спала ночью.

Послушница остановилась со мной возле двери настоятельницы и постучала.

— Войдите, — услышала я.

Мы вошли.

Келья настоятельницы была выдержана в белых тонах — занавески, ковры, чехлы на мебель. От этого белого света мои глаза словно ослепли. Я закрыла их и резко втянула в себя воздух.

— Люция, что с вами? — услышала я голос аббатисы.

— Я плохо себя чувствую, матушка, — пробормотала я. — Наверное, это простуда.

— Ну, ну, взбодритесь, дитя. Вы ведь еще не завтракали? Присядьте, позавтракайте со мной, выпейте чаю.

Я? Завтракать с самой настоятельницей? Что произошло? Второе пришествие Исцелителя? С чего это вдруг такие милости ко мне?

Мы сели за стол, послушница налила мне чаю. Я без особых церемоний принялась поглощать песочное печенье, соленые тарталетки с маслом и сахарные завитушки, молясь о том, чтобы это удовольствие продлилось как можно дольше.

— Люция, вы совсем не помните своих родителей? — неожиданно спросила настоятельница.

— Нет, матушка, — я спешно прожевала очередную тарталетку. — Я никогда не знала их. Меня вырастила…

— Да, это я знаю. И то, что она нашла вас в пеленках со споротыми монограммами. Вы никогда не пытались разыскать ваших родителей?

— Нет, — я слегка удивилась бессмысленности этого вопроса. — Это так же сложно, как отыскать иголку в стоге сена. Да и к кому бы я могла обратиться, чтобы начать эти поиски?

— Итак, вы круглая сирота.

— Да, матушка. А почему…

— Я сейчас все объясню вам.

Мать настоятельница встала и заходила по комнате, перебирая бирюзовые бусины на длинных изящных четках. Я потихоньку набивала рот сластями и ждала продолжения разговора.

— На уроках литературы вы наверняка уже изучали стихи нашего знаменитого старолитанийского поэта, герцога Альбино Монтессори.

— Да, — мне сразу вспомнились его эпиграммы, баллады и сонеты. Как я уже говорила, я обладаю великолепной памятью. — Я могу прочитать его наизусть. Хотите?

— Нет, в этом нет необходимости. Дело в том, Люция, что герцог сейчас находится в аббатстве. Его приезд был для нас совершенной неожиданностью.

— А разве?.. — Я была поражена. Я считала, что все приличные писатели и поэты давно почили на лоне рая. — Я думала, что его светлость, ну, давно умер…

— Нет, благодарение Исцелителю, герцог Альбино жив и вполне здоров. Сегодня он приехал в аббатство и весьма любезно попросил исполнить его желание.

— Какое?

— Он спросил, есть ли среди наших воспитанниц круглая сирота четырнадцати-пятнадцати лет. И если таковая имеется, он просит нас устроить его беседу с нею.

— О!

— Барышня Веронезе, вы — единственная, кто подходит под этот… запрос герцога. Я не стала спрашивать, для чего великому поэту понадобилась эта беседа, но я думаю, намерения его чисты и благородны. И еще я полагаю, что это каким-то образом связано с вашими родителями. Со сведениями о них.

Мое удивление было слишком велико, чтобы я могла что-то сказать. Это же надо, как изменилась судьба! Всего одна ночь в карцере, и я буду удостоена беседы с герцогом. Не просто с герцогом, а с великим поэтом современности!

— Что я должна делать, матушка? — наверное, этот вопрос звучал глупо, но я действительно растерялась. Жизнь сделала слишком неожиданный поворот, и я не была к нему готова.

— Послушница сейчас проводит вас в дортуар. Там вы переоденетесь в парадное платье, его уже приготовили. После этого вас отведут в главное хранилище библиотеки. Его светлость изволит принять вас там.

— Как прикажете, матушка, — все удивительнее и удивительнее! Главное хранилище — это запретная святыня почище Исцелительного Ковчега, что хранится в алтаре главной церкви аббатства. И сейчас я сподоблюсь увидеть его! Даже удивление от предстоящей встречи с герцогом Монтессори ушло на второй план.

— И еще, дитя мое, — настоятельница молитвенно сложила руки. — Возможно, это ваша счастливая судьба. Не упустите ее. Будьте благоразумны и докажите его светлости, что мы не зря обучали вас в пансионе столько лет.

— Конечно, матушка, — я склонилась в реверансе. Предварительно покончив с чаем и печеньем, разумеется.

Пока я за послушницей шла в дортуар, мне казалось, что даже здешние стены шепчутся в такт шагам: «Смотрите, это счастливица Люция Веронезе! Ей выпала удача! Ей выпала удача!»

В дортуаре все воспитанницы среднего класса столпились в углу и молча смотрели, как я подхожу к своей кровати, на которой был разложен мой выглаженный и накрахмаленный парадный наряд. Понятное дело, они мне завидуют, ведь даже имея высокородных родителей, никто из них не удостаивался встречи с великим человеком. Что ж, пусть они запомнят эту минуту тем, что я встречу свою судьбу молча. И ни словом не заикнусь о том, что мне предстоит! Впрочем, я ведь и не знаю, что мне предстоит.

Парадное платье было ужасно жестким от крахмала, стоячий воротник возвышался над моим затылком, как снежная гряда, корсет жал (вот оно, злоупотребление сладостями, права была гадючка Роспа, я толстею!). На одной из перчаток я обнаружила дырочку. Не очень-то красиво в свете встречи с герцогом. Придется эту руку держать опущенной. Кроме того, я терпеть не могу перчатки.

Послушница уложила мне волосы в замысловатую прическу и приколола сверху геннин с вуалью. Для тех, кто не знает, что такое геннин, объясню — это высокий конус из картона, обшитый атласом и бисером. Носить его на голове ужасно неудобно, он тянет волосы, давит на затылок, напрягает шею, и вообще чувствуешь себя в нем, как ощипанная курица. Однако считается, что это красиво, и как тут возразить… Тем более когда меня ждет такая удивительная встреча!

Подобно белопарусному барку, я выплыла из дортуара вслед за послушницей. Теперь мы шли гораздо медленнее из-за моего наряда, от напряжения я почувствовала, как по спине текут струйки пота, и буквально заставила себя успокоиться. Меня ждут, а значит, дождутся, потерпят. Значит, я важна.

Главное книгохранилище, оказалось, занимало целый подземный этаж монастырского корпуса. Здесь было прохладно, коридоры освещались по старинке — факелами, а звук шагов заглушали ковровые дорожки. И еще — тишина. Она царила здесь безраздельно, и только шорох одежд да дыхание мое и моей спутницы можно было счесть признаками жизни.

Послушница остановилась перед большими дубовыми дверями, украшенными затейливой резьбой.

— Я подожду вас здесь, барышня Веронезе, — сказала она и отворила створки. — Герцог желает беседовать с вами наедине.