Воскресное утро. Книга вторая (СИ) - Алексеев Михаил Николаевич - Страница 27

— Старт! Я полста третий! 2500! Двигатель не запускается!

— Полста третий! Я — старт! Повторить запуск двигателя!

Это на связи уже был комполка. И через секунду: «Спокойно, сынок! Запас есть. Работай!»

Самолеты реактивной дивизии за этот год летали очень много. Уже зимой начала ощущаться нехватка запчастей и расходных материалов. Особенно это относилось к двигателям. Поступающие с заводов СССР аналоги деталей не всегда соответствовали требованиям по качеству и моторесурсу. А некоторые детали еще и не умели просто делать. И то, что случилось с самолетом Егорова, могло случиться с каждым. Но случилось с ним.

— Старт! Я полста третий! 2100! Двигатель не запускается!

— Я старт! Полста третий! Катапультируйтесь! Повторяю, покинуть машину!

— Полста третий! Как поняли?

Все! Осталось выполнить несколько заученных и отработанных операций и позор станет несмываемым.

А перед глазами стояла Лена, такая, как он видел ее сегодня утром, войдя на кухню — в домашнем халатике, с выпирающим животом, обернувшаяся к нему с легкой, почему-то показавшейся Николаю тогда тревожной улыбкой. Она смотрела прямо ему в душу.

«Ну, давай, давай! Не тяни! Высота падает!» — вопила в голове половина его мозга.

«Но ведь Александров посадил „спарку“ на воду!» — сопротивлялась другая половина.

«Александров — летчик — инструктор с огромным опытом и налетом, а ты кто? Это твой третий самостоятельный!»

«Все! Спор окончен! Делай, что должно и будь что будет! Как там наш великий предок говорил? Мертвые сраму не имут?»

«Прости, родная!» — прошептал Николай, стирая в сознании картину сегодняшнего утра.

«Старт! 1900. Скорость — 380. Курс-110! Иду на вынужденную!»

Его глаза уже отметили подходящее белое пятно среди темного моря леса, а руки и ноги направляли на это пятно падающий самолет. В следующие мгновения Николай стал частью самолета. Неотделимой частью. И железная птица, накренившись в вираже и выпуская воздушные тормоза, устремилась в своей попытке к единственному шансу на спасение.

Что было дальше, Николай не помнил и вспомнить потом не смог. Частично он пришел в себя, когда самолет остановился и затих. У него хватило сил сдвинуть фонарь назад. Тотчас мокрое от пота лицо его заледенело от морозного ветерка, залетевшего в кабину. Он попытался вытереть лицо рукавом зимней куртки. Это получилось у него с трудом. Сил не было никаких. Ни физических, ни душевных. Стояла тишина. Только потрескивал оседающий под тяжестью самолета снег и где — то далеко гудел паровоз. Он не помнил, сколько он просидел так, откинувшись в кресле. И когда его кабину обступили техники из поисково-спасательной группы и что-то спрашивали его, он продолжал сидеть и улыбаться. Потом техников отодвинул комполка. Посмотрел на него, что-то спросил, но Николай продолжал молчать. Комполка крякнул, вытащил из — за пазухи фляжку и сунул ее Николаю в зубы. Спирт обжег гортань. Николай закашлялся, на глазах выступили слезы, и только после этого он окончательно пришел в себя. Но выбраться из кабины самостоятельно все равно не смог. Его так и несли на руках до машины.

Через месяц гвардии старший лейтенант Егоров перед строем полка за мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского и служебного долга, в условиях, сопряжённых с риском для жизни, за спасение особо важной боевой техники был награжден орденом Красной Звезды.

20 апреля 1942 г. Висбаден.

Германия праздновала пятьдесят третий юбилей Фюрера. Газеты пестрели передовицами, прославляющими гений Вождя, и уверенности в неминуемой победе немецкого оружия и духа. Людвиг Бек пропускал поток этой бессмысленной информации мимо сознания, привычно отыскивая сводки с фронтов.

Прошедшие полтора месяца были непривычно динамичными и насыщенными событиями, связанными с поездками и встречами со множеством людей, знакомых ему по предыдущим годам службы и совсем незнакомых, но имеющих рекомендации проверенных товарищей. Это были люди разных сословий, положения и профессий. После положительного ответа на то письмо, пришедшее ему ранней весной, его познакомили с инициативной группой и их деятельностью. Как оказалось, он был не одинок в своей убежденности, что война угрожает самому существованию Германии. Неудачи на Восточном Фронте только усиливали эту уверенность и увеличивали количество людей, разделяющих эти взгляды. Более того, было понимание необходимости избавить страну от человека, который всеми силами рыл могилу нации, на словах заботясь о ее интересах. Группа, управляющая этим заговором, предложила старому генералу роль главы государства после уничтожения или свержения Гитлера. Это весьма льстило Людвигу Беку. Но и требовало активности, соответствующей статусу лидера. И он работал, не жалея времени и не щадя своего здоровья.

Были уже вчерне определены силы и средства, на которые заговорщики могли рассчитывать. Устанавливалась система связи между исполнителями, определялись, кого можно посвящать в планы и в какой мере, а кого нужно или придется использовать, так сказать, «в темную». То есть человек выполнит просто приказ, поступивший от его командира или начальника, не подозревая, к чему это приведет.

Но не хватало главного. Первое: как убрать Гитлера? При живом Фюрере шансы на успешный переворот стремились к нулю. Авторитет Фюрера у нации был еще непоколебим. Даже неудачи на фронте германский народ, под воздействием пропаганды, считал временными трудностями. И второй — не менее важный вопрос: что делать дальше, после взятия власти. Мнение руководящей группы разделились. Одна часть считала, что необходимо заключить мир с англосаксами и, объединившись с ними, вместе воевать против восточных варваров. Другая часть высказывала мнение о необходимости завершения войны и на Восточном Фронте и сосредоточения деятельности на уже занятой территории. Оба варианта требовали определенных финансовых и территориальных уступок. Что и вызывало наиболее жаркие споры.

Людвиг Бек давно уже был не мальчик и прекрасно представлял, что частью инициативной группы являются представители финансовых кругов. И именно разногласия по второму вопросу показывали, что за ними стоят также две группы промышленников и банкиров.

Но пока шли поиски решения первого вопроса, Бек занимался совершенствованием организации. Для чего и приходилось под разными благовидными и не очень предлогами много ездить по Германии.

Но и анализ ситуации на фронтах он не забывал. И, по его мнению, затянувшаяся пауза на Восточном Фронте должна была закончиться.

15 мая 1942 года. Штаб 1-ого Белорусский Фронт. Минск.

Только что закончилось совещание Штаба Фронта и командующих его армиями по предстоящей операции. В принципе, все было готово — устраняли последние шероховатости и вносили уже несущественные штрихи. Но, всем понятно, предусмотреть буквально все — невозможно, предугадать ответные действия противника тоже стопроцентно невозможно. И теперь Оганян сидел один за столом с картой и в уме проигрывал алгоритм действий его Фронта. Да! ЕГО Фронта.

Он усмехнулся. Мог ли он, да и не только он, а все, кто попал сюда на войну из мирного 79-го года, менее года назад надеяться на столь стремительную карьеру? Нет, конечно. Война! Война меняет приоритеты, задвигает одних, вроде бы успешных военачальников, и вытаскивает на свет и двигает по карьерной лестнице никому ранее не известных и просто безвестных полковников и генерал — майоров — командиров полков, дивизий и корпусов.

Он сам — в недавнем прошлом командир учебной дивизии — ныне командующий Первым Белорусским Фронтом;

Красавин — зам. Командующего ВВС Красной Армии по реактивной авиации;

Полковник… бывший полковник Гольцев — уже генерал — лейтенант — командующий 1-ой УА;

Полковники Морозов и Маринин — генерал — майоры — заместители Командующего Артиллерии Красной Армии — каждый по своей части;

Даже особисты — и те сейчас где-то в верхах таинственной структуры под названием НКВД.