Октябрь, который ноябрь (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 32

- Если Чехов побрился, значит, скрывается и на подпольном положении. На такое резкое бритье без веских оснований не идут.

- Чехов уже умер. Кажется в девятьсот четвертом...

- Ага, значит явное несоответствие с основной "калькой", - Лоуд зашуршала газетой. - Уже интересно.

- Но это не Чехов... - Катрин осознала, что купилась. - Полагаешь, все равно интересен?

- А с чего иначе мы битых пять минут о нем толкуем? - л-кавалер выдернул за цепочку часы, вдумчиво прослушал первые такты мелодии и захлопнул крышку - часы были отнюдь не иллюзорные, золотые и новые. Видимо, новообретенные - оборотень тяготела к точным механизмам. - Давай рассуждать здраво. Мы понятия не имеем, как выглядят искомые нами лица. Но однозначно они склонны к авантюрам. Подойти к тебе - такой влекущей, холодной и опасной, разнузданной и недоступной - явная авантюра. Вот и проверим. Давай, отрывай корму от стула, авось не развалишься.

* * *

К бару она пошла. Абсолютно европейские свободные манеры - в Петербурге одинокое питие дам у стойки еще не привилось. Но она определенно русская - есть нечто этакое в лице и улыбке. Берет бокал светлого вина, стыдливо именуемого в меню "морс Летний"...

Алексей Иванович аккуратно отправил в рот последний ломтик "прошутто ди Парма". Что ж, судьба. Никакого флирта - исключительно интерес литератора и поэта. Атавизм - с литературой покончено! - но в данном случае простительный.

- Прошу извинить за любопытство - крымское у вас в бокале? Оттенок показался весьма знакомым.

Не вздрогнула, обернулась в полнейшем спокойствии:

- Да вы знаток. Массандра. Ностальгия, знаете ли.

- О, так вы крымчанка? - уже машинально продолжил обдуманное удивление Алексей Иванович. - Предположу Ялту - не ошибусь?

Вблизи ее глаза показались абсолютно неземными: в столь пронзительные изумруды - завораживающе живые, меняющие оттенки от нежной зелени майского луга до угрюмой хвои векового соснового бора - поверить невозможно!

Алексей Иванович судорожно напомнил себе что женат, что не время, и вообще он проклят и забыт.

- Ялта? - слегка удивилась незнакомка. - Едва ли. Севастополь мне почему-то ближе.

- Балаклава! - торжествующе воскликнул бывший писатель. - Несомненно! Загар вас выдает. Случайно с Александром Ивановичем не знакомы? Вы - совершеннейший его персонаж.

- Александр Иванович? - в замешательстве переспросила незнакомка. - Увы, не могу припомнить.

- Александр Иванович Куприн, - снисходительно улыбнулся Алексей Иванович. - Есть, знаете ли, такой небезызвестный литератор.

- О, сразу не сообразила. Как же, "Поединок", "Штабс-капитан Рыбников"... А я, значит "совершеннейший его персонаж"? Пардон, из "Ямы", что ли выбралась?

Ни тени смущения, непоколебимо уверена в себе, не так юна, как казалось издали и в лице легчайшая неправильность - должно быть в детстве упала и рассекла бровь. Но страннейшим образом, все эти незначительные недостатки превращаются в необъяснимое очарование.

- Господи, но почему же непременно "Яма"?! - засмеялся бывший поэт. - Я говорил лишь о яркости и уникальности образа.

- Польщена, но этак и до тургеневских барышень недалеко, а они меня смущают чистотой и стерильностью. Послушайте, а я вас, наверное, знаю. Не соизволите представиться?

Алексей Иванович извинился и назвался.

- Вот теперь узнала, - она легким движением обвела свой точеный подбородок. - Без бороды внезапно помолодели и не такой уж сухой академический классик. Кстати, знаете, одна моя очень хорошая знакомая пыталась понять русскую душу и русский язык по вашим книгам.

- Удалось?

- Едва ли. Русские вообще неудобны для восприятия и классификации.

Алексей Иванович глотнул летнего вина и горько кивнул:

- Да, мне недавно ткнули: "да, скифы вы, да, азиаты вы".

- С раскосыми и жадными очами? Известные строки, но заведомо запутывающие нескифских читателей.

- Помилуйте, но отчего же строки "известные"?! - изумился Алексей Иванович. - Уж мне бы не знать.

- По слухам это некто А. Блок, тоже вроде бы небезызвестный литератор, - улыбнулась незнакомка. - Думаю, окончательного варианта стихов еще нет, почитатели цитируют варианты. Кстати, там "да, скифы мы!". И азиаты тоже мы. По-моему, так куда логичнее.

Алексей Иванович кивнул и залпом допил вино. "Мы"! Именно "мы". Жестокий и справедливый приговор...

Её - насмешливую и абсолютно нездешнюю - звали Екатериной Олеговной. А угрюмый кавалер оказался вовсе не любовником, а кузеном, рыботорговцем и пламенным инициатором выведения новых пород черноморской султанки.

Танцевать Екатерина умела, но, очевидно, не любила. Ее узкая талия казалась твердой, будто затянутой в рыцарский корсет, но ладонь Алексея Ивановича угадывала скрытую гибкость, и от этого ощущения (и от выпитого спиртного) слегка кружилась голова.

...- И получается, что нас с вами, Екатерина Олеговна, как русских людей никто и никогда не поймет?

- Отчего же, Алексей Иванович. Вполне доступны мы пониманию, только незачем нас пытаться оптом понимать. Слишком мы здесь разные очами, формой носа, пристрастиями и мировоззрениями. Тем и отличаемся от "правильных" народов...

Алексей Иванович проводил даму к столу. Суровый кузен глянул поверх очков:

- Присаживайтесь, милостивый государь, давайте по-простецски, по нашему, по-московски, без церемоний. Между прочим, я вас, драгоценный Алексей Иванович, узнал моментально. Скажете "боже, где вы, Володя, - а где великая русская литература!" и будете совершенно правы. Зато глаз у меня наметан: кильку по сортам разбирать, это знаете ли тоже искусство, пусть и вопиюще непоэтичное. Устриц будете? Удивительного качества продукт подают в нашей "Берлоге". Я, откровенно говоря, в полном изумлении. Угощайтесь, не те дни, что бы стесненья высказывать. Но не будем о политике! Курлычьте про возвышенное, я послушаю, скромно приобщусь.

Кузен, звавшийся Владимиром Дольфовичем, внезапно и резко перекрыл свой фонтан красноречия, уж было показавшийся Алексею Ивановичу неиссякаемым. Помалкивал, лишь изредка хмыкал одобрительно или осуждающе, то ли газетной статье, то ли словам любителей литературы.

Угольки разгоравшегося было флирта потухли, не успев воспылать, но беседа с очаровательной Екатериной Олеговной внезапно увлекла бывшего литератора. Говорили почему-то в большей степени о Лонгфелло и "Песне о Гайавате" - собеседница действительно читала поэму и в подлиннике, и в переводе, высоко оценивала скромные усилия переводчика, что было весьма приятно. Еще дважды выходили танцевать, сдержанные прикосновения к молодой вдове неизменно возбуждали мысли поэтические, не очень скромные и печальные. Не суждено. Алексей Иванович понимал, что это и к лучшему, но все равно было грустно.

...- Боюсь, переводить "Золотую легенду" - большой риск. Сочинение замечательное, но мрачноватое, - поясняла Екатерина, кружась в объятиях опытного партнера. - Согласитесь, идея дистиллированной нарядной жертвенности во времена газовых атак и траншейной грязи, кажется немного надуманной.

- Вы полагаете? Не стоит и браться?

- Вам виднее, Алексей Иванович. Я исключительно любительскую точку зрения высказываю, уж не смейтесь, пожалуйста. Уверена, в вашем переводе из чего угодно несомненный шедевр получится.

Замечательная женщина, прямо голова от нее кружится. Хотя водка с крымским портвейном тоже воздействуют.