Октябрь, который ноябрь (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 2

Топая по ковру, пытаясь разглядеть, куда бечь, старец услышал, как в полуподвале по-детски скулит перепуганный князь-хозяин, вот застучали по лестнице каблуки. Это он наверх побежал, уж точно наведет душегубцев...

- Фелекся, ох, Фелекся... - хрипел старец, отшвыривая с пути банкетку. Понаставят невесть чего, мебелей дурацких уйма. Чуть не сшиб кривоногий, весь гнутый-перегнутый, столик. Да вот же она - дверь!

Чутье вело дальше, к сквознячку, к входным дверям, к жизни! Двор должон быть, там с мотора сходили. Эх, шубу оставил, новая же шуба. Эх...

- Ну, Фелекся, ответишь...

Вот дверь входная. Только бы за нее выскочить. Какой замок-то здесь?!

Длинные пальцы по наитию нашарили запор, дверь распахивалась тяжко, но распахивалась, распахивалась!

Старец, спотыкаясь и делая огромнейшие шаги, выбежал во двор - тьма ночи снежила крупными, влажными хлопьями, на мостовой двора виднелись полузанесенные следы колес - мотор здесь разворачивался. "Роллс-Ройс-Рандоль"[1] - шикарный авто, в таком по прошпекту, словно в царском вагоне плывешь-катишь.

- Погоди, Фелекся, уж будет те...

На ходу сообразив, что к автомашине или к запертым воротам бежать бессмысленно, старец устремился к забору. Калитка должна быть. Да разве разглядишь: снег слепит, да еще сугробы в глазах прыгают-качаются. От двери дворца вслед вроде что-то закричали, донесся выстрел. Дострелят!

Григорий в отчаянии завертелся на месте.

- Куда, дурак?! - злобно зашипели из-за сугроба. Вскинулась навстречу фигура в светлой шинели, боднула в бок, сшибла, увлекла за белый снежный горб. Над головой свистнула пуля.

- Ваше высокоблагородие! - умилился старец, сплевывая кровь, но от счастья не чувствуя боли. - Благодетель!

- Заткнись, пьянь косматая! - зашипел спаситель, страшно топорща длинные усищи. - Лежи, стрельнут сейчас. Да где ж она?!

Длань спасителя - рослого жандармского полковника, мордатого, пухлощекого, истинного красавца, - цепко ухватила старца за бархатные штаны на заднице, вжала в сугроб.

Донесся выстрел - вроде прямехонько сугроб и расстреливали - это от дверей из левольверов садят.

- Всем стоять! Работают спецслужбы! Оружие на землю! - звонко и отчетливо проорали с иной стороны.

Старец подивился тому, что голос вроде бабий и приподнял голову.

У дверей дворца плотной кучкой замерло несколько фигур, еще одна тень присела на колено подалее у желтой стены - целилась в шайку убийц разом из двух огромных пистолетов. Неужто, баба?! По стройности так вполне...

- Барышня, а идите-ка к черту! - после замешательства откликнулись от дверей. - Дьявол должен сдохнуть и сегодня он определенно умрет. Не дадим уйти скотине.

- Дадите, Владимир Митрофанович, - вполголоса заверила баба. - Вам же лучше будет.

Теперь двое убийц целились в нее и неспешно, боком, двигались к ограде и спасительным сугробам. Еще кто-то из заговорщиков так и остался торчать у дверей.

- Ваше превосходительство, у вас же револьвер на боке, - в ужасе прохрипел старец затаившемуся жандарму. - Доставайте. Убьют меня!

- Лежи, засранец, без твоих советов разберемся, - шепотом пробасил усач.

- Владимир Митрофанович и вы, князь! Еще шаг и я стреляю, - весьма безучастным тоном предупредила коленопреклоненная девка, поджимаясь в комок, но, не опуская маузеры.

- Да сгиньте, мадмуазель-потаскуха! - истерично вскрикнул Юсупов и выстрелил.

У стены непонятной девицы вроде как уже и не было - вмиг перекатилась, распласталась лягушкой на заснеженной брусчатке, почти невидимая, вся в сверкании вспышек выстрелов. Сквозь частый грохот маузеров донесся крик боли. Смолкло...

Убийцы лежали посреди двора: один корчился, другой прикрывал голову локтями. Вот начал вытягивать руку с пистолетиком...

- Слушайте, Пуришкевич, ну глупо же, - на сей раз весьма раздраженно молвила баба - обряженная во что-то бело-пятнистое, она почти растворялась на фоне снега. - Оставьте в покое свой "саваж" или я вам сейчас мозги вышибу. Вы, конечно, в монетку попадаете и на иные фокусы способны, но тут вам не тир.

- Не уйти мерзавцу! - упрямо процедил лежащий. - Мы спасем Россию!

Старец узнал голос - Пуришкевич! Точно, он, гнида думская. Глубокий заговор измыслили! И на кого руку поднял, рыло бородатое?!

- Вот и спасайте Россию, - разрешила баба. - А Распутин мне нужен. Для опытов. У меня крысы кончились. Так что мы его забираем. Безвозвратно, то есть навсегда.

- В каком смысле? - не скрыл удивления змей-Пуришкевич.

- В любом, - исчерпывающе пояснила спасительница. - Больше не увидите вашего драгоценного старца. Эй, полковник!

- Я, ваше сиятельство! В полной готовности! - молодцевато гаркнул разом оживший засугробный жандарм.

- Уводите задержанного. Аккуратно, вдоль забора. А то у господина Пуришкевича возникнут всякие искушения, у него пистолет еще не разряженный, - пояснила звонкоголосая бабенка.

- Пополз на коленках и поживее! - жандарм без всякого почтения дернул умирающего старца за шаровары, одновременно пнув сапогом по ногам.

- Не могу. Обессилил, - прохрипел Распутин, действительно, как-то враз утерявший остатки сил.

- Не, ну, не шмондюк ли?! - возмутился жандарм. - Спасаем непойми кого, будто приличных кандидатур нет. Ползи, бабский целитель!

Старец ответил умирающим стоном.

Жандарм выругался - почему-то иноязычно - ухватил раненого за ноги и поволок вдоль забора.

- Вы что там за дискуссию устроили? - сердито поинтересовалась дамочка.

- То ли симулирует, то ли помирает, - прокряхтел жандарм, буксируя спасаемого, он не забывал предусмотрительно пригибаться. - И вообще чего-то он чересчур тяжелый.

Баба с пистолетами выругалась - правильно, вполне по-русски и сказала лежащим заговорщикам:

- Господа, если сегодняшнее увлекательное времяпровождение окажется напрасным и старец околеет, я очень расстроюсь. И у меня возникнет мысль вернуться и прострелить князю вторую ногу, а с вами, Митрофаныч, серьезно побеседовать. Есть у меня догадки, что Россия и без вашего черносотенного участия вполне спасется.

- Послушайте, а кто вы вообще такая? - отозвался Пуришкевич.

- Мое имя слишком широко известно в узких кругах, дабы звучать в поганых сырых дворах. Давайте-ка, без имен и официоза. Лучше перетяните Феликсу ляжку, там кровопотеря гарантированно солидная. Шевелитесь, я стрелять не буду.

- Вы удивительно милосердны, - с иронией отозвался думец.

- Не держите зла, Владимир Митрофанович. У меня в планах стояла сугубо гуманитарная акция, могли бы вообще без пальбы обойтись. Но когда в меня стреляют, начинаю нервничать. Объясните князю на будущее. Да, и привет Ирине Александровне непременно передавайте.

- Мадемуазель, зачем вам этот отвратительный мужик? Вы на его фанатичных безмозглых поклонниц ничуть не похожи. Мы могли бы договориться...

- Вот и договаривались бы сразу, а не стреляли сходу...

Старец слушал перебранку, скользил вперед ногами и смотрел в снежное небо. Подол рубахи задрался, голая спина ехала по холоду. Полковник, с виду здоровенный, кровь с молоком, оказался не таким уж могучим, - волок с трудом, явно злился и сопел. Григорий хотел ему сказать, чтобы сапоги не стягивал, но шевельнуть языком силов не имелось.

Участок по мостовой пересекли быстрее, но хребет словно по голым камням тарахтел. Жандарм заволок длинную ношу за угол и в сердцах поинтересовался:

- Слушай, Григорий, вот ты что жрешь? Окаменелость какая-то мамонтовская, а не постный праведник. У меня уж лапы отваливаются.