Тихая война (ЛП) - Сваллоу Джеймс - Страница 78

Я провел пальцем по его влажной от слез верхней губе.

— Мы говорим уже в восьмой раз, и каждый раз ты плачешь. И не в последний раз.

— Вы… — он запнулся. — Вы ждете, что я попрошу прощения?

— Нет. Ты уже просил его восемь раз.

И тогда он начал смеяться. И продолжал, когда я вернул его в повторяющийся кошмар.

— Какое ты принял решение?

Звук моего голоса прокатился по огромному пространству. Тронный зал был безмолвен и пуст. Мрак в сводчатом помещении был безжизненным, словно пустота, оставленная чем-то нематериальным. Я твердо смотрел на призрачно-бледные черты и черные глаза, наблюдающие за мной от подножья пустого трона. Я не преклонил коленей: власть — это одно, а уважение — совсем другое. Бледное лицо дернулось, губы насмешливо скривились.

— Мое решение? — Он замолчал и постучал пальцем по рукояти цепной глефы. — Вот оно: если мне придется провести больше времени в твоей компании, тогда у меня появится желание сделать что-то, о чем ты пожалеешь.

Севатар сошел с тронного помоста. Даже в доспехе он двигался, как кошка. Я не пошевелился. По привычке я собрался опереться на посох, но его, как и некогда обрамлявшего мою голову капюшона, не было. Без них я словно утратил руку или ногу или лишился части самого себя.

Конечно же, именно по этой причине я стоял в безлюдном тронном зале с Первым капитаном нашего трижды униженного Легиона.

— Эдикт, принятый на Никейском совете нельзя игнорировать, — сказал я. — Ты старший командир Легиона, пока примарх…

— Пока наш отец-во-тьме снова получает наставления от своих братьев, — Севатар отвернулся, рассеянно пожав плечом. — Да, я думаю, что так и есть.

— Необходимо принять решение по либрариусу, — я замолчал, следующие слова, которые я должен был произнести, застряли в горле. — И насчет меня.

Севатар взглянул на меня, хищная улыбка на губах повторилась в его темных очах.

— Я в любой момент мог перерезать твою глотку, — он повернулся и посмотрел на меня, задрав голову и подняв бровь. — Да. Это могло решить некоторые проблемы.

Я медленно выдохнул сквозь зубы. Сказать, что между нами было мало братской любви, значит назвать солнце свечой.

Я не отрывал глаз от его лица. Те, кто нас не знал, всегда говорили, что Повелители Ночи из подземелий Терры и куча отбросов Нострамо во многом похожи. Действительно, бледная кожа и отшлифованные ночью до черноты глаза отмечали всех нас, но для тех немногих, кто отличался внимательностью, мы совершенно разные существа. Черные стоки придали нашим чертам бесцветность. Глаза терран даже более чувствительны к солнечному свету, чем у нострамцев. Мы редко моргаем. Наша кожа от природы безволосая, зубы остры и не нуждаются в шлифовке. К тому времени в Легионе нас осталось мало, невзрачных и исчезающих пережитков. Я хотел бы сказать, что оставшиеся терране были островком медленно угасающего благородства, но это было бы неправдой.

Немногие видели разницу между тем, кем мы были и кем стали. Даже те, кто некогда служили возмездию, теперь превратились в слуг ужаса. Иногда я размышлял, была ли вообще разница между ними.

— Указ… — осторожно начал я.

— Ты и в самом деле ненавидишь нас, ведь так? Всех, кто пришел позже, кто пришел из другой ночи…

Я промолчал, и оскал мертвеца на лице Первого капитана стал шире.

— О, я не осуждаю твою ненависть. Я разделяю ее. Просто она меньше задевает меня.

— Севатарион…

Я замолчал и придал своему голосу уверенность. В воздухе сверкнула, словно искорка инея, частичка моего гнева. Странно, но Первый капитан стал очень, очень спокоен.

— Яго Севатарион, ты дашь мне то, что я прошу.

Слова стерли насмешку с его лица. Он пересек зал сполохом доспеха и сервомеханизмов. Неактивированная цепная глефа ударила меня в грудь, прежде чем я даже поднял руки.

Я упал, но Севатар схватил меня за горло и, притянув к себе, заговорил шипящим шепотом.

— Если ты так отчаянно жаждешь решения, тогда вот оно — я изгоняю тебя. Ты больше не из Восьмого, если вообще когда-то был. Я окрашиваю твои руки в красное. Если мы снова встретимся, я приговорю тебя к смерти. Ты изгой. Ты ничто.

Первый капитан отшвырнул меня, и я рухнул на пол с лязгом керамита о камень. Он стоял с непроницаемым лицом, глаза были скрыты тенями.

— Устраивает?

Я поднялся. Я не был ни шокирован, ни сломлен. Я был разгневан. Во рту ощущался вкус крови. Несмотря на мои попытки обуздать гнев, он пылал все ярче.

Но меня разозлило не его решение. Нет, этот гнев не шел ни в какое сравнение.

— А остальной либрариус?

— Мне плевать, — выпалил он и отвернулся, направившись к трону примарха.

— Когда-то он был нужен, Севатарион, — обратился я резким от гнева голосом. Он оглянулся через плечо, улыбка вернулась. — Была причина, по которой тогда мы были более значимы, чем сейчас.

— Избавь меня от приступов ностальгии, — сказал он, закатив глаза.

Это произошло прежде, чем мысль сформировалась в моем разуме, прежде чем я даже смог осознать, что утратил контроль. По стенам растеклись языки зеленого пламени. Севатар повернулся, цепная глефа с ревом ожила, и в этот момент волна энергии ударила и впечатала его в трон. В один миг между вспышкой пламени и тенью моя рука оказалась на его горле, пальцы сдавили шейный замок и плоть под ним.

— Ты убил нас, — прорычал я.

Я оскалился, и по черепу поползли разряды молнии. Зубья цепного оружия продолжали вращаться, но мой разум окутал конечности Севатара, сжимая и сдавливая их. Я не думал ни о том, зачем это делаю, ни о запрещающем указе.

— Ты уничтожаешь наш Легион, — я впечатал его голову в железный трон одной только мыслью. Сервомеханизмы выли, пока он боролся со мной. — Ты и твой отравленный мир…

Вспышка. Неровный несвет. Мысленное пламя. Агония.

Я отшатнулся, изо рта хлынула кровь, забрызгивая доспех и пустые, обнаженные руки. Единственное о чем я смог подумать, что теперь они и в самом деле отмечены кровью. В голове кружились образы и воспоминания, которые мне не принадлежали.

Севатар не поднялся. Он сидел на троне примарха, тяжело дыша, его глаза уставились на пустое место, где, как мне казалось, я схватил его.

— Уходи, — прохрипел он.

— Севатарион… — начал я, глотая воздух сквозь свертывающуюся во рту кровь.

— Прочь с глаз моих!

Я несколько секунд осторожно разглядывал его, затем повернулся и вышел из тронного зала.

Я снова смотрю на своего мрачного палача. Его доспех покрылся инеем. Он видел мое прошлое один миг, но за это время я показал ему каждое мгновение своей жизни — со дня, когда Легион пришел за мной до действий, которые привели меня обратно во тьму под поверхностью Терры. В единственный дом, который у меня когда-либо был.

Я позволяю ему прийти в себя, а потом говорю.

— Я знал, что ты придешь. В конце ко всем приходит наказание, кузен.

Я выдыхаю, затем втягиваю воздух. Я уверен, что этот вдох будет последним для меня. У него вкус сырости и крови, и мира, который никогда не знал света дня. На миг я задумываюсь, какой грех привел меня к концу. Была ли это Никея и тот факт, что продолжал свободно пользоваться своими дарами? Или же это из-за крови, что течет в моих жилах, может деяния моего Легиона, наконец, перешли границы имперской терпимости? Или, в конце концов, наступила новая эпоха, в которой человечество больше не нуждается в чудовищах и героях?

Я отбрасываю эти мысли. Причина не имеет значение, только следствие.

— Все-таки я попрошу тебя еще об одном, — говорю я стоящему надо мной воину. — Я хотел бы в последний раз увидеть свет солнца.

И тогда касаюсь его разума. До этого в его мозг проецировались мои мысли и воспоминания. Теперь я оцениваю его и смотрю его глазами. Я вижу висящий в пустоте Сол и рассеянный свет бесчисленных звезд за ним. Даже после тех унылых лет, что я провел в темноте, он все такой же прекрасный и ужасный, как прежде.