Оборотная сторона медали (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 41

Стивен подходил к дому сзади, и тот представал не с лучшей стороны. Джек приобрел коттедж, не имея больших средств, и расширял его, когда разбогател. Получилась негармоничная каша — очень мало преимуществ настоящего поместья и ни одного скромного удобства коттеджа. Но хотя бы конюшня получилась великолепной. Джек Обри не только обожал охотиться на лис, но и считал себя величайшим знатоком лошадей во всем королевском флоте.

По возвращении домой с маврикийской кампании, нагруженный под завязку призовыми деньгами, он заложил знатный двор с двойным каретным сараем, псарней и конюшней для охотничьих лошадей с одной стороны, и денником для будущей скаковой конюшни с другой. Сбруйные сараи на коротких концах замыкали элегантный четырехугольный двор розового кирпича, отделанный белым известняком и увенчанный часовой башней с синим циферблатом.

Стивен не удивился, обнаружив, что большая часть этого великолепия заперта, поскольку охотничьи и скаковые лошади исчезли, как только у Джека начались неприятности, но отсутствие остальных животных, а также телеги и низкой двуколки — на ней София выезжала в свет — понять было сложнее. Непонятной казалась и тишина в доме, к которому он подошел через огород. Джек — отец троих детей, с ними же жила теща; тишина для этого места была неестественной. Но ни звука не проникало через двери или окна, и на Стивена накатила тревога. Усугубило ее и то, что все двери и окна были открыты, а частично и сняты с петель, что придавало дому разоренный, опустошенный вид лица с выбитыми зубами. Тишина дурно пахла скипидаром, вероятно использованным для дезинфекции.

Стивен знал болезни, способные скосить всех домочадцев за ночь — та же холера.

— Господь, защити нас от зла, — прошептал он.

Далекий радостный вопль поменял направление его мыслей, а несколько секунд спустя за ним последовал типично английский звук удара биты по мячу, после чего — новые крики. Стивен быстро миновал то, что Джек называл розовым садом — lucus a non lucendo [24] — через клумбу на гребень холма. Внизу на широком лугу развернулась игра в крикет. Принимающие игроки на своих местах внимательно следили за движениями подающего. Снова раздался звук удара, отбивающий метнулся между воротцами, принимающие рванулись за мячом, подбрасывая его, и все снова приняло форму строгого танца — белые рубашки на зеленом.

Стивен спустился вниз по склону и узнал некоторых игроков, по крайней мере в отбивающей команде, и кое-кого из соперников. Он разглядел Плейса и Бондена. Капитан Баббингтон, некогда один из мичманов, а затем и лейтенантов Джека, ныне коммандер на восемнадцатипушечном шлюпе «Тартарус», подавал мяч своим старинным товарищам по плаванию так, будто хотел им не только сбить калитки, но и переломать ноги. Плейсу достаточно было перехватить каждую прямую подачу, а на остальные не тратить сил, но Бонден смотрел внимательно и отбивал практически все подачи с той же яростью. Он набрал очки на четырнадцати пробежках в текущей серии, и теперь летел последний мяч, поданный довольно коротко. Бонден встретил его сильнейшим ударом, но по ошибочной траектории, и вместо того, чтобы пролететь над головами принимающих, мяч неожиданно взвился вверх, будто бомба или ракета, совершенно исчезнув из виду.

Три принимающих помчались в сторону Стивена, задрав головы и вытянув руки, пока другие кричали «Головы, головы!» или «Полундра!». Мысли Стивена блуждали где-то далеко, он не заметил ни удара, ни полета мяча, но один из немногих крепко выученных уроков морской жизни — выученных болезненно и тщательно — состоял в том, что крик «Полундра!» обычно предшествовал, хотя и на самую малость, потоку кипящей смолы, падению очень тяжелого блока или острой как игла свайки. Доктор раздраженно поспешил подальше, пригнувшись и прикрыв руками голову. Это оказался неудачный ход — он врезался в одного из принимающих, пятившегося задом наперед, и в другого, застывшего там, куда должен был упасть мяч.

Они свалились в кучу, из которой Стивена вытащили с криками «Это же доктор», «Вы не пострадали, сэр?» и «Почему ты не смотришь, куда прешь, вол неуклюжий?». Последнее адресовалось сигнальному старшине «Тартаруса», который, невзирая на все, поймал мяч и выбрался из кучи конечностей, триумфально сжимая его.

— Ну, Стивен, — поприветствовал его Джек по дороге к буфетной тележке, после того как доктора отряхнули и привели в порядок, поправив парик, — значит, ты приехал ночным экипажем. Как я рад, что ты нас нашел. До завтра я тебя не ждал, а то оставил бы записку. Думаю, ты сильно удивился, увидев пустой дом. Хочешь пива или предпочтешь холодный пунш?

— А кофе здесь найдется? Я пропустил завтрак.

— Пропустил завтрак? Клянусь жизнью, это жестоко. Пошли, сварим кофе. Еще осталось сбить пять ворот, и Плейс с Килликом прилипли к полю, как морские блюдечки. Времени у нас полно.

— Где София?

— Нет ее здесь! — воскликнул Джек. — Она уехала в Ирландию с матерью и детьми — Френсис рожает. Вот сюрприз! Ну и дурачком же я выглядел, когда приехал домой и не нашел никого из семьи, скажу я тебе. Никого, даже старый Брэй не пьянствует в пивной. Она представления не имела, что мы вообще в этом полушарии, но теперь оставила детей и мчится на почтовых домой. Если повезет, увидим ее во вторник или даже в понедельник.

— Надеюсь на это.

— Господи, Стивен, как я этого жду, — сказал Джек, смеясь от радости, после чего они некоторое время шли в тишине. — Но тем временем мы тут все одни-одинешеньки, куча бедных жалких холостяков. К счастью, здесь «Тартарус», дабы поддержать наш дух. Здесь и в Помпее [25] нашлось столько старых сюрпризовцев, что с учетом юнцов и даже твоего Падина, помоги нам Господь, удалось собрать команду для игры. А Моуэт и Пуллингс уехали в город повидаться с издателем — ты едва разминулся с ними, и очень жаль, потому что я в жизни не видел никого в такой нервной дрожи. Им бы здорово помогла одна из твоих суспензий. Но команда у нас все же есть, а «Коза и компасы» пришлет нам обед прямо на поле.

Ты не поверишь, как хорошо в «Козе» готовят оленину — нежная, как молочная телятина. Взгляни сюда, Стивен, на этот угол леса и клумбу. Думаю выровнять здесь землю, чтобы у нового крыла была терраса и славная полоска травы. Газон, если ты понимаешь, о чем я. Всю жизнь мечтал о газоне, и может, с травой мне повезет больше, чем с цветами.

— Так здесь будет новое крыло?

— Господи, да конечно! Здесь так тесно, с тремя детьми и вечно приезжающей пожить тещей, будто на тендере. Сплошная суматоха, всё впритык, четырнадцать дюймов на гамак и не больше. И Софи утверждает, что без дополнительных сервантов жить никак нельзя. А вот и Дрей во двор заворачивает. Гичка! Эй, в двуколке! Я его в Портсмут за газетами посылал.

Двуколка закатилась во двор.

— Как наши успехи, сэр? — поинтересовался одноногий моряк, правя прямо по неприкосновенному гравию. Одной рукой он передал Джеку «Таймс», другой — отдал честь Стивену.

— Сорок восемь — пять, — ответил Джек. — Мы утрем «Тартарусу» нос, если удача не покинет. Вылезай, я сам двуколку загоню.

Дрей принайтовил к культе деревяшку, убранную на время поездки, и похромал вниз по склону со всем возможным проворством. Пусть его дни как игрока остались в прошлом, но критиковал чужую игру он с редкой страстью. Двуколку едва ли надо было убирать. В нее запрягали коротконогую, близорукую, глухую и кроткую лошаденку неопределенного возраста, тщательно выбранную для Софии. Она боялась и не любила лошадей, и на то были причины. В юности ее заставляли ездить на кусачей скотине с зубами будто из железа. Охотничьи лошади регулярно ломали ее мужу ребра и ключицы, а скаковые легко могли бы унести прочь приданое дочерей, если бы все деньги и так не были вложены. Тем временем лошадь по имени Моисей неторопливо брела во двор, подслеповато посматривая на Джека, пока тот разворачивал «Таймс», чтобы быстрее добраться до финансовой страницы.

Джек, все еще читая, открыл дверь похожего на дворец денника, Стивен выпряг лошадь из двуколки. Моисей зашел внутрь, улегся, тяжело вздохнул и закрыл глаза.