Кровь и туман (СИ) - "nastiel" - Страница 29

Больно.

Белая вспышка. Всё происходит слишком быстро, чтобы мне это заметить; я чувствую лишь лёгкий дискомфорт от растяжения в пояснице, когда с громким хлопком роняю незнакомца на спину, умудряясь вывернуть ему руку и перекинуть его тело через своё плечо.

Ярко горящие серебряным символы клятвы на предплечье напоминают предупреждающие об опасности дорожные знаки, освещённые фарами проезжающих мимо них автомобилей.

Вскидываю руки в воздух в жесте: “Я ничего не делала, оно само”, но в тренировочном зале слишком много свидетелей, а черноволосый слишком громко стонет, потирая ушибленную шею, чтобы присутствующим поверить в мою невиновность.

– Слава! – вскрикивает Антон. Впервые за всё время в его голосе слышится недовольство. – За нарушение порядка назначаю тебе вечернее дежурство в медкорпусе!

Я не успеваю бросить в ответ виноватое “поняла”, когда черноволосый резко выпадает и сносит меня с ног. Затылок и плечи больно бьются о стену позади, выбивая из лёгких воздух. Я открываю рот, но всё, что могу – как рыба безмолвно шевелить губами.

– КАЛИ! – Антон уже не кричит, а ревёт.

Между нами и куратором не больше пяти метров, и всё же он не успевает остановить Кали, прежде чем его кулак обрушивается на моё лицо.

Боль прознает скулу. Я желаю потерять сознание, но одного удара для этого явно недостаточно.

Антон оттаскивает от меня Кали и сухо заявляет ему о дежурстве у хранителей и о том, что парень проявляет поведение, недостойное оперативника.

– Хуже, чем провалить экзамен, – цедит куратор. – Ты…

– Он защищался, – прилагая невероятные усилия, произношу я. Рот наполняется слюной, мне приходится сплюнуть себе под ноги. Алое пятно растекается по гладкой поверхности пола. – Он не виноват.

Ко мне подходит Марья. Когда меня подводят ноги, и я сползаю по стенке вниз, она приседает рядом и говорит:

– Тебе нужно в медкорпус.

Марья – одна из немногих присутствующих, в чьём взгляде, обращённом ко мне, нет и капли плохого, будь то презрение или наслаждение от лицезрения моего жалкого вида. Бен говорил, что для Марьи местная Слава является примером для подражания, и сейчас другой на её месте должен был быть разочарован разбившимся на осколки идеализированным образом.

Но вместо этого Марья зачем-то пытается собрать их и склеить воедино.

– Ерунда, – отвечаю я.

Вытираю рот ладонью. На коже остаётся кровавый след. Прикушенный язык распух и неприятно пульсирует. Глаза на мокром месте, я из последних сил стараюсь не давать воли слезам.

– У всех бывают плохие дни, – Марья продолжает находиться рядом, даже когда я отказываюсь от протянутой руки, собирающейся схватить меня за локоть, поднять и проводить обратно в строй. – Неудача в битве не значит проигрыш в войне.

Я трясу головой. Моё поражение было предсказуемым и единственным, в чём я не сомневалась с того самого момента, как встала на маты в ожидании разрешения от Антона начать преодоление полосы препятствий. И всё же несмотря на готовность к худшему, в глубине души я всё-таки продолжала беспрецедентную борьбу за веру в лучший исход; пронесёт – думала, повезёт – надеялась.

А получила в итоге именно то, что заслуживала.

***

– У нас проблемы, – сообщает Ваня, когда появляется в комнате “Дельты”.

– А то мы не в курсе, – Даня, сидящий на теперь уже не моей кровати, одной рукой хватает меня за воротник футболки, заставляя наклониться, а второй поворачивает моё лицо в сторону брата.

Я шиплю от боли, когда он задевает скулу.

– Оп-па, – Ваня явно пришёл с другой новостью, так как мой вид его удивляет. – Это что за красота? – Взгляд карих глаз соскальзывает к сумке, которую я набиваю вещами. – И куда ты собралась?

– Славу выгнали из команды, – Даня выпускает мой подбородок. На его пальцах остаётся зелёные пятна масляной мази. Мне не понадобилось идти в медкорпус: стоило только показаться Дане на глаза, как он сразу занялся моим лицом с помощью имеющихся в аптечке индивидуального походного комплекта лекарств.

– Я провалила экзамен, который нам устроил Антон, – объясняю я. – Для того, чтобы остаться в команде, нужно было набрать восемьдесят баллов из максимальных девяноста.

– Слава набрала сорок четыре, – вставляет Даня.

– Даже не половина, – констатирует Ваня, читая мои мысли.

Я выпрямляюсь и одариваю Ваню взглядом, полным усталости.

– Так что с твоей новостью? – спрашиваю. – С той, из-за которой у нас проблемы.

– Да! – Ваня хлопает себя по бёдрам, вспоминая. – Тело, которое мы нашли на детской площадке, принадлежит Дэвону.

В ответ на слова брата Даня закрывает лицо ладонями и, насколько я могу расслышать, ругается матом.

– И почему это должно нас так расстраивать? – спрашиваю я, кивая на Даню.

– Дэвон – оборотень, который занимал далеко не последнее место на межмировом чёрном рынке. – Ваня проходит в комнату, оставляя дверь открытой нараспашку. Останавливается у шкафа с одеждой, бросает быстрый взгляд на своё отражение в зеркальной дверце. Затем на пятках разворачивается к нам лицом и продолжает: – Он приторговывал не только различными безобидными безделушками, но и вещами посерьёзней. Мы поймали его на незаконной транспортировке в Дубров мелких пресмыкающихся. Стражи с разрешения альфы его стаи держали Дэвона в заключении в надежде на то, что он выдаст кого-нибудь из своих подельников, но парень оказался непробиваемым. Максимальный срок задержания – полгода, и он выдержал его, как говорится, от звонка и до звонка… А когда вышел, внезапно решил остаться в Дуброве насовсем. Потом оказалось, что он влюбился в одну из миротворщиц, которая ему в камеру еду приносила, но это уже совсем другая история.

– А проблема-то где?

– Там, что он, быть может, после тюрьмы и отошёл от дел, но, поговаривают, поднял себе авторитет среди своих тем, что не раскололся. – Ваня трёт виски подушечками средних пальцев. – Члены стаи, преступные кореша… не знаю. Так или иначе, нам теперь стоит быть крайне внимательными и осторожными. Долго ожидать мести за его смерть не придётся – она, скорее всего, сама нас найдёт.

– Но ведь не мы убили Дэвона! – восклицает Даня.

– Да, но мы и не остановили его убийство, – раньше, чем отвечает Ваня, говорю я.

– А если брать во внимание ещё и напряжённые отношения оборотней и стражей, – напоминает Ваня. – Дэвон ведь был членом стаи Амадеуса… – Ваня обрывает сам себя. Секунды ему требуются на то, чтобы переформулировать своё предположение. – То есть того, что когда-то называлось стаей. Сейчас у них идёт гражданская война: главного нет, подчинённых – тоже. Каждый пытается захватить корону и никто не хочет быть второй скрипкой.

– Дурдом, – произносит Даня.

– В общем, как я уже говорил, – Ваня делает небольшой шаг вперёд. – У нас проблемы.

Я резко дёргаю язычок молнии на сумке. Вещи собраны, но всё ещё никак не верится, что придётся покинуть команду. А я ведь даже так не успела привыкнуть к званию оперативника…

– Что мы будем делать, когда нам дадут нового защитника? – спрашивает Даня, нарушая короткую паузу и меняя тему беседы. Ваня жмёт плечами. Его погрустневший взгляд является отражением моего настроения. – Может, Антон даст тебе второй шанс?

Наивность Дани распаляет во мне раздражение.

– Ага, сейчас, – прыскаю я. – Бежит – аж спотыкается. После моего позора сродни чуду, что он вообще разрешил мне остаться. Татьяна…

– Татьяна на его месте размешала бы тебя с шоколадным пудингом и съела на завтрак.

Я поднимаю голову. В дверном проёме стоит, заведя руки за спину, Бен.

– Ну да, – протягиваю я.

Сдержать сейчас самодовольную улыбку невероятно сложно, но я, как мне кажется, справляюсь, когда опускаю глаза на сумку и якобы проверяю содержимое внутреннего кармана, хлопая по нему ладонью.

Бен проходит в комнату, плотно прикрывая за собой дверь. С парнями, которых сегодня ещё не видел, здоровается рукопожатиями. На меня бросает косой взгляд, и я тут же “отбиваю” его прищуром. Затем закидываю сумку на плечо. Она оказывается тяжелее, чем можно было предложить по мизерному количеству вещей, которые Слава из Дуброва хранила в общей комнате команды “Дельта”. Среди них есть одежда, какие-то косметические мелочи, фотографии, справочник по холодному оружию и пара удобных на вид кроссовок.