Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович - Страница 38

Правда, пять-шесть христиан во главе с доном Диего де Араной остались в крепости. Они вели себя достойно, но головы сложили за чужие грехи.

Вождь соседнего племени великий воин Каонабо, которому бледнолицые изверги доставили много хлопот, в один прекрасный день напал на форт, сжег его и перебил всех его защитников. А великий касик Гуаканагари тщетно пытался спасти этих людей. Каонабо прогнал доброго касика, ранив его в ногу.

Так перевел рассказ индейцев Гуакагана. Только один Диего знал, что не слишком точным был этот перевод. Кое-кого из бледнолицых отправили к Мабуйе в гости воины Гуаканагари, ведь его селение дотла сжег чернобородый выродок Чачу.

Добрые духи земли Кискейя и великий бог христиан Иисусхристос наказали бледнолицых злодеев. В этом Диего был убежден. Но дон Луис, как и за что погиб этот человек с ясной душой и большим сердцем? Сгорел ли он в тот час, когда люди Каонабо подожгли форт, или пал от руки боцмана Чачу? Нет дона Луиса, так пусть дух его обретет великий покой в стране Коаиваи.

Горькую думу думал адмирал на пепелище форта Навидад. Жаль, очень жаль ему было своего свойственника, от которого остались лишь оплавленные пуговицы. Жаль было и прочих покойников, однако сжималось сердце не только от скорби по павшим христианам, но и от каких-то тревожных предчувствий.

Полторы тысячи вооруженных до зубов христиан рвались на берега обетованной земли, как свора псов, учуявших лакомую добычу. До поры до времени они топчутся на палубах, с трудом уговорил их адмирал повременить с высадкой.

Но что будет завтра, когда они сойдут на берег? Он не сомневался, что господь явил ему неизреченную милость, указав путь в Индии. Не в господе боге испытывал сомнение адмирал, а в своих спутниках, и поэтому так горячо и страстно молил он святую троицу, чтобы вразумила она его буйных соратников.

А доблестный рыцарь удачи дон Алонсо де Охеда ворошил острием шпаги золу и пепел, и на его устах гуляла дерзкая улыбка…

Когда волки сыты, овцы не целы

В бухте Навидад адмирал опасался, как бы его рать не разбрелась по всем Индиям, но неминучие беды нагрянули не по этой причине. Изабелла! В ней оказался корень зла. И не Изабелла — королева, а Изабелла — город. Город, который адмирал основал на Эспаньоле.

Долго, очень долго искал он место, где бы могли обрести надежное пристанище полторы тысячи добрых христиан. Владения Гуаканагари ему не внушали доверия. И он отыскал райскую долину милях в семидесяти к востоку от бухты Навидад. Зеленую, широкую и ровную долину, а лежала она у самого моря.

Возблагодарив господа, адмирал обошел это милое местечко; колышками землемеры обозначили будущие улицы и площади, по шнуру отмерили они поселенцам участки для застройки. И вот наскоро сплели из прутьев шалаши, выкопали землянки, притащили из леса бревна.

Окрестные индейцы в недоумении пожимали плечами. Трудно, очень трудно было найти для города худшее место. Трава, буйная, сочная, ядовито-зеленая, росла на гнилом, непросыхающем болоте, гнилая вода текла в здешней речушке.

А в канун рождества зарядили упорные дожди. Жадная трясина засасывала постройки колонистов, землянки заплывали жидкой грязью, грязь эта, зловонная и черная, чавкала под ногами, спасения от нее не было. А в воздухе реяли тучи москитов, их тонкий писк доводил поселенцев до исступления.

С дьявольской быстротой таяли скудные запасы провианта. Иссякло вино, кончилась солонина, доедались жалкие оскребки муки, протухшая соленая рыба, на вес золота ценилось склизкое бурое месиво — остатки искрошившихся и размокших сухарей.

Лихорадка, кровавый понос, жестокие простуды косили колонистов, а лекарств от них не было, ведь это были не кастильские, а местные, изабелльские, недуги, от которых голова шла кругом у лекаря экспедиции доктора Диего Альвареса Чанки.

Грязь, голод, болезни губили город, но эти напасти можно было умалить. Было бы на то желание. Не так уж трудно отвести излишнюю воду в море: стоит прорыть с десяток-другой не слишком глубоких канав. Кастильские хлеба — пшеница, рожь, овес — быстро созревают на соседних, более сухих землях. Дают они урожай сам-сто, а в корабельных трюмах есть запас семян.

Но копать землю, плескаться в грязи, корчевать лес? Как бы не так! Не для этих подлых мужицких работ прибыли в Индии благородные кастильцы. На родине их кормил длинный меч.

Золото! Ради него, ради этого звонкого желтого металла пришли они на Эспаньолу. И, распаляя себя грёзами о золотых россыпях Индий, они гнили в сырых и темных землянках, проклиная адмирала и свою злосчастную судьбу.

— Клянусь честным крестом, я расшевелю этих лежебок, — сказал как-то Охеда адмиралу. — Здешние индейцы твердят, будто в стране Сибао — а до нее отсюда дней пять пути — есть золото. Есть ли оно там или нет, я не знаю.

Но лучше погибнуть в походе, чем околеть в этой вонючей трясине. Я пойду в Сибао и ставлю сто дукатов против медного гроша, что эти висельники вприпрыжку побегут за мной, забыв о своей хвори.

— Возьми свой одр и иди — так сказал Христос расслабленному. Воистину вы, дон Алонсо, уподобитесь сыну божьему, если поднимете с места этих несчастных ленивцев.

— Подниму, сеньор адмирал. Еще как подниму!

И на следующий день Охеда кликнул клич. Выползли из шалашей и землянок недужные и голодные и встали в строй. Ковыляя опухшими ногами, шатаясь от ветра, они двинулись за Охедой на юг, в страну Сибао.

Он был хитер, этот маленький рыцарь. И своим спутникам сказал:

— Наша дорога лежит через большие индейские селения. Придет время, и от них не останется камня на камне. Но сейчас вы слабее шакалов, зубы и когти у вас притупились. Поэтому вот мой наказ: не задирайте красноногих овечек. За бусы и агухеты эти нехристи дадут нам корм, жрите, уплетайте его за обе щеки, набирайтесь сил. И смотрите в оба: запоминайте, где язычники держат золото, где у них закрома и амбары. Придет час, и мы снова придем к ним в гости, и, клянусь честным крестом, тогда они узнают нас получше.

Охеда и его орда добрались до Сибао, нашли там немного золота и вернулись обратно. Вернулись гладкие и сытые, и, о чудо из чудес, ни малейшего зла они не причинили жителям тех мест, через которые шла дорога в Сибао.

Диего исстрадался в злосчастной Изабелле. Правда, лихорадка не терзала его: индейцам она была не страшна, но ему опротивели спесивые и наглые бездельники, с которыми судьба свела его в этом мерзком месте. Больше года он жил среди бледнолицых, но поди-ка узнай, на что способны эти страшные люди. Ничего дурного, к примеру, он не замечал за доном Берналем де Писой, живой тенью адмирала. Дон Берналь был отменно учтив, он не скупился на поклоны Сеньорадмиралу, и невдомек было Диего, что главный счетовод флотилии — это шпион всесильного архидиакона.

И вдруг открылось, что этот аккуратный, вежливый, сладкоголосый человечек оказался душой гнусного заговора. Он и его сообщники решили захватить стоящие в гавани корабли и бежать в Кастилию. Бежать с последними запасами провианта, бежать, лишив колонистов всех средств сообщения с родиной. И чтобы обезопасить себя в будущем и снять с себя вину за предательство, дон Берналь заготовил донос на адмирала.

Донос, который он намерен был по возвращении в Испанию вручить их высочествам.

На Острове Людей никого не лишали жизни за тяжкие проступки. Но Диего охотно задушил бы своими руками этого выродка. А между тем адмирал помиловал предателя.

Негодяя посадили на корабль и отправили в Кастилию. Акулу бросили в море. Попробуй пойми адмиральскую душу да и души прочих христиан — сплошные потемки.

На Острове Людей Диего ни к одному своему соплеменнику не испытывал ненависти. Слов нет — младшего Гуакана он не любил, не за что было любить этого пройдоху, но зла похитителю своей Каоны он не желал. Иное дело бледнолицые. Разумеется, Диего отдал бы свое сердце за таких славных людей, как дон Андрес, Родриго или Обмани-Смерть. Кстати говоря, припомнив уроки великого знахаря Гуаяры, он поставил на ноги дона Обмани-Смерть, исцелил его здесь, в Изабелле, от лихорадки. Но знатного кавалера дона Педро Маргарита Диего ненавидел и презирал. Кавалер называл индейцев грязными ублюдками. Кавалер на всех перекрестках орал, что, будь его воля, он перевешал бы всех здешних язычников; кавалер обучал своих собак охоте на индейцев. Собак Канарской породы, натасканных на ловлю беглых рабов. По пути в Индии он за большие деньги купил трех таких псов на Канарских островах.