Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 52

Она внезапно повернулась и прямо посмотрела Хайнэ в глаза, как будто спрашивая, согласен он или нет.

Хайнэ замер на месте, но взгляд не отвёл.

Глаза у неё были большие, похожие на лесные озёра с тёмной водой, в которой отражается полуденное солнце.

— Мне сложно судить, — сказал он очень тихо. — Но, думаю, вы разрываетесь между двух огней. Трудно занять чью-то сторону, когда люди, вовлечённые в скандал, вам одинаково близки.

— Я не люблю лицемерие, хоть и приходится среди него жить, — невпопад произнесла Марик, прикрыв глаза и отвернувшись.

Больше она ничего не добавила, и Хайнэ внутренне сжался, боясь, что сказал что-то не то, задел или разочаровал её своим ответом.

— А где же тот актёр? — внезапно произнесла одна из дам. — Уже ушёл, а я и не заметила… Я думала, ты познакомишь нас с ним.

— Как актёр?! — почти вскрикнула другая. — Марик, вы и в самом деле позволили актёру войти через парадные двери? Я понимаю, что вы… но это уж…

Она осеклась, и лицо её стало пунцовым.

«Вот оно, началось, — вздрогнув, подумал Хайнэ. — Они сейчас засыплют Хатори оскорблениями».

— Этот человек не актёр, он мой брат, — сказал он, но никто не услышал его голос из дальнего угла, никто не обратил внимания.

Нужно было сказать громче, но кричать было неприлично, и до чего же жалко это выглядело — незаметный калека, безуспешно пытающийся встрять в разговор.

Пока Хайнэ пытался собраться с силами, чтобы повторить свою попытку, заговорил ещё один человек, мужчина:

— Чему вы так удивляетесь, госпожа? — спросил он насмешливо. — Лично я готов поверить даже в то, что наш прекрасный цветок в конце концов достанется какому-нибудь такому актёру.

Марик поднялась на ноги и прошлась по комнате.

— Цветок притягивается к цветку, красивое к красивому, — сказала она с наигранно беспечным видом. — Мне нравятся актёры, они дарят нам красоту.

— Цветок должен притягиваться к бабочке, это закон, который установлен Великой Богиней, — ответил мужчина, уже не скрывая сарказма. — Или будете спорить, госпожа Марик?

— Не буду, — пожала плечами Марик. —  Но что же поделать цветку, если достойной бабочки, способной подарить ему драгоценный плод, так и не нашлось? Он лучше будет любоваться другими цветами, вместо того, чтобы растить в себе гниль.

Мужчина побагровел: очевидно, этот намёк относился в какой-то степени и к нему.

«Отвергнутый возлюбленный», — одними губами прошептала брату Нита, подтвердив его предположение.

— Цветку не следует забывать о том, что лето не вечно, — сообщил он откровенно ядовитым голосом. — Оно закончится, и он завянет.

— Возможно, предназначенная мне бабочка любит увядшие цветы, — засмеялась Марик.

Судя по её виду, колкие реплики абсолютно её не задевали, и это только злило её собеседника больше.

— Возможно, предназначенной вам бабочки просто не существует на свете! — в конце концов, не выдержал он.

— Может быть, и так, — не стала спорить Марик. — По крайней мере, сейчас существует лишь один человек, которому я бы позволила, как вы изящно выразилась, стать моей бабочкой. И это не вы, поскольку я предпочитаю бабочек, а не назойливых мух.

— Так скажите же нам его имя, — прошипел мужчина, вне себя от нанесённого ему прямого оскорбления. — Если вы его ещё помните, госпожа.

— Энсенте Халия, — легко улыбнулась Марик.

Хайнэ одновременно побелел, покраснел и задохнулся.

— Халия? — переспросил мужчина. — Это уж не смешно, прекрасная госпожа. Актёры, по крайней мере, дарят красоту, в этом я готов с вами согласиться, но бездарный писателишка, наживший себе громкую славу на откровенном изображении непотребностей — это не бабочка, и не муха, это мерзкая гусеница, пожирающая людскую потребность в скандалах.

— Он честен, — сказала Марик, глядя куда-то вдаль. — Может, он и плох как писатель, но он не боится прямо говорить о том, о чём вы, господин, так же, как и все остальные, мечтаете, разглядывая перед сном коллекцию непристойных картинок.

— Я умоляю вас, госпожа! Всё дело в том, что он просто первым придумал заплатить владельцам  книжных лавок за то, чтобы они выставили на продажу такую дрянь! Вот увидите, сейчас, когда это оказалось прибыльным делом, по его следу кинутся множество таких же «талантливых» авторов, и ваш Халия потонет в сотворённой им навозной куче, как и положено навозному жуку!

В комнате поднялся невообразимый шум.

— Ну, это уж совсем грубо! — кричали одни.

— Сложно не согласиться на счёт Халии, — отвечали другие. — Понимаю, что госпожа Марик его ценит, но нельзя отрицать, что его повести не отличаются ни малейшей изысканностью, что они посредственны и скучны и держатся на плаву только за счёт непотребностей.

Хайнэ, не ожидавший такого удара, едва понимал, что происходит.

— Почему они так ужасно о нём отзываются?.. — с трудом проговорил он, повернувшись к Ните. — Я думал, что Энсенте Халия знаменит…

Сестра чуть улыбнулась.

— О нём все говорят, но это не значит, что говорят хорошее. Сказать по правде, здесь его никто не любит, кроме самой Марик. Ей это прощают, как прощают всё остальное …

Какое-то время Хайнэ не мог ничего произнести.

— Что же ты мне сразу не сказала? — горько спросил он, наконец.

— Ну, я ведь надеялась заманить тебя к нам под предлогом разговора об Энсенте Халии, — Нита виновато развела руками и снова улыбнулась. — Зато теперь ты всё выяснил. Халию считают бездарностью, можешь не тратить на него время.

Хайнэ молча смотрел в пол.

«Приеду домой и всё сожгу, — подумал он. — Даже Марик сказала, что я плохой писатель».

Он вспомнил, как радовался, когда Хатори приехал из столицы и сообщил, что его повесть сразу же расхватали — а ведь, наверное, он и правда заплатил владелице книжной лавки…

Такая идея ни на мгновение не приходила Хайнэ в голову.

«Идиот, — бессильно подумал он. — Глупец. Поверил, что нужен здесь кому-то. Столица не для меня, отец был прав…»

Прохладная рука снова легла на его плечо.

— Простите за этот скандал, Хайнэ, — сказала Марик. — Я не ожидала, что всё выльется в такую свару.

Хайнэ посмотрел на неё, едва сдерживая слёзы.

— Вы и в самом деле считаете, что Энсенте Халия — такой плохой писатель? — спросил он безо всякой надежды получить отрицательный ответ. Он почти жаждал положительного — чтобы всё уже, наконец, закончилось. Чтобы встать, вернуться домой, уничтожить всё, что было написано, а потом, наверное, умереть.

— Может, и плохой, но я его обожаю, — засмеялась Марик. — С нетерпением жду его новую книгу.

Смертную казнь в последний момент отменили — Хайнэ почувствовал себя так, как будто его вытащили из петли.

 — А ведь я его знаю, — вырвалось у него.

Марик широко открыла глаза.

— В самом деле?!

Думать о том, что он натворил, Хайнэ было некогда — нужно было срочно как-то выкручиваться.

— Он… интересовался людьми, больными красной лихорадкой. Так называется моя болезнь, — быстро проговорил он. — Возможно, это было нужно ему для его новой повести. Так мы и познакомились.

Говорить о своих увечьях было невыносимо, но пришлось пересилить себя — сам виноват.

— Так он действительно мужчина?

— Да…

— Ох, Великая Богиня, я знала! — вскрикнула Марик, всплеснув руками. — Знала, что все эти разговоры о том, что он на самом деле женщина — просто пустые слухи! И… какой он? Расскажите, Хайнэ, расскажите же мне скорее!

— Какой… — растерялся Хайнэ. — Ну… боюсь, он не слишком красив, — вдруг решился он.

— Это не важно! — решительно заявила Марик.

«Сказать ей правду? — потрясённо подумал Хайнэ. — Сказать, что это я?»

Но тут Марик вдруг добавила:

— Сколько я повидала их, этих красавцев! Они и в постели воображают, что женщина должна сидеть рядом и любоваться их красотой, — фыркнула она. — Я уж совсем было разочаровалась в этой стороне жизни, и вдруг… — Тут она покраснела и прикрыла лицо рукой. — Знаете, я даже представляла себя с ним! Понимаю, что смешно и неприлично говорить о таком, но вы меня так разволновали, Хайнэ, что я совсем ничего не соображаю.