Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду - Льюис Дэмиен - Страница 47

Нэпал пулей летит на поле, хватает в зубы подставку и гордо возвращается. Его уши развеваются на ветру. Все наши болельщики — родители и малыши — не помнят себя от восторга.

На несколько драгоценных секунд я превращаюсь из прикованного к инвалидной коляске человека в самого классного отца, какой только может быть у мальчишки. Эта собака создает волшебство, к которому, конечно же, многие хотят приобщиться.

Мне звонит Кори Хадсон, директор СПНВ. Он слышал мою речь на выпускном в Оушенсайде. Кори интересуется, как у нас с Нэпалом дела, а кроме того, просит об услуге. Он думает, что моя история — одна из самых захватывающих среди всех тех, кто получил собак в СПНВ, и хочет, чтобы я выступил и рассказал ее во время благотворительного сбора средств для организации. Мероприятие называется «Четыре лапы». Какое совпадение — меня уже приглашал туда Джим Зигфрид.

Я отвечаю Кори, что теперь, когда у меня есть Нэпал, я готов горы свернуть ради СПНВ. На службе я привык к публичным выступлениям: меня учили докладывать о погодных условиях полному залу суровых спецназовцев. Но сейчас совсем другая ситуация. Кори хочет, чтобы я выступил перед «нормальными» людьми и поведал им нашу с Нэпалом историю: как мы встретились и что изменилось для меня после этого.

Сначала мне придется рассказать, как я получил травмы и как жил, прежде чем оказался в инвалидной коляске. Это предложение внушает мне страх, ведь я взял за правило не говорить о жизни, которую вел раньше, до паралича. Я не особо углублялся в эту тему на выпускном и в конце концов вообще замял ее. Как будто и не было никакого Джейсона Моргана до инвалидности. Это защитный механизм, но мне придется его отбросить, если я решу произнести речь, о которой просит Кори. И все же мне и в голову не приходит отказаться. Я даже мысли не допускаю о том, чтобы отклонить эту просьбу и подвести СПНВ.

Сложно объяснить, почему я не хочу говорить о том, как жил до травм. Я и сам до конца не понимаю. Выход из комы был почти как реинкарнация. Травмы полностью изменили меня и мои отношения с окружающими. Я словно прожил две отдельные жизни. Та, что была до инвалидной коляски, казалась сном. Далеким прошлым, о котором остались только неясные воспоминания. Наверное, именно поэтому страшно рассказывать незнакомцам о том, как ты жил до инвалидности.

Я нервничаю еще до начала полета, а потом происходит инцидент с парнем, которому стоило дважды подумать, прежде чем открывать рот. До появления Нэпала я бы сцепился с этим человеком, но теперь мне удается найти с ним общий язык. Как ни удивительно, проблема возникает из-за моей собаки.

Салон битком набит. Я прошу, чтобы меня посадили в первом ряду, тогда у Нэпала будет больше места, чтобы лечь. Но в первом ряду все занято. Нас сажают возле иллюминатора. Мой сосед на что-то жалуется стюардессе. Я не знаю, по какому поводу он ноет, но подозреваю, что дело в моей собаке. Думаю, ему неизвестно, что я парализован, — когда я сижу, об этом так сразу и не скажешь.

Стюардесса просит меня сесть возле прохода: парень пожаловался, что не может вытянуть ноги, потому что моя собака занимает слишком много места на полу. Я выполняю просьбу. Мне приходится подтянуться на руках, переползти в соседнее кресло и передвинуть Нэпала. Теперь, как бы он ни сворачивался калачиком, его морда высовывается в проход, и я вынужден постоянно дергать его, чтобы на него не наступили люди, направляющиеся в туалет, или не наехали тележкой.

До чувака наконец доходит, что он натворил. Он пытается извиниться. Я отвечаю, что нужно было просто обратиться ко мне напрямую и мы бы что-нибудь придумали. Он говорит, что никогда не видел в самолете собаки, что не понял ситуацию. Завязывается разговор, и я немного рассказываю о себе. Чем больше этот парень узнаёт о роли Нэпала в моей жизни, тем сильнее стыдится своего поступка. Доходит до того, что он хочет организовать для СПНВ сбор средств и приглашает меня выступить с речью.

Это настоящее волшебство. Мы с Нэпалом способны переломить любую ситуацию.

Глава двадцать пятая

Мы летим в Сан-Диего, чтобы встретиться с нашим потрясающим Джимом Зигфридом. Увидеть его снова — огромная радость и для меня, и для Нэпала. Джим подвозит нас на мероприятие, которое шутливо окрестили «Псы Бальбоа» — в честь парка Бальбоа в центре Сан-Диего.

Весна. Стоит чудесная погода. Парк Бальбоа сейчас прекрасен. Это полоса великолепных старых деревьев, пересекающая сердце города. Здесь нам нужно преодолеть две с половиной мили «псомарафона».

Мы с Джимом едем в колясках, другие идут пешком, и повсюду собаки, собаки, собаки. Дорога петляет между островками величественных деревьев, мимо Зала чемпионов, Музея авиации и космонавтики, зоопарка и Научного центра Рубена Флита. Джим останавливается, глядя на противоположную сторону аллеи.

— Мемориал вьетнамских ветеранов, — говорит он, указывая рукой. — Ну, как в Вашингтоне. Это передвижная копия. Как бы выездная версия Стены.

— Ничего себе! Я даже не знал, что есть передвижная копия.

— Ага. Не возражаешь, если я подъеду взглянуть?

— Конечно, нет. Нэпал, за мной.

Мы пересекаем дорожку. Джим медленно едет вдоль стены, пробегая взглядом по именам. Для меня очевидно: он что-то или кого-то ищет. Наконец он оглядывается на нас с Нэпалом.

— Просто смотрю. Мой брат был во Вьетнаме. Я ищу его имя на стене.

— Твой брат был во Вьетнаме?

— Ага. Вот, приехали. Буква «З», Зигфрид.

Джим долго смотрит на стену. Это трогательный момент, и я не совсем понимаю, как себя вести. Его брат погиб во Вьетнаме? Или все еще числится в списках пропавших без вести? Момент упущен. Я говорю себе, что должен был спросить у Джима о судьбе его брата. С другой стороны, если бы он хотел об этом поговорить, то, наверное, сам бы сказал.

Мы пересекаем финишную прямую «псомарафона» и начинаем готовиться к выступлениям. Мое называется «Приветствие ветеранам». В СПНВ хотят, чтобы как можно больше раненых бойцов узнали о существовании собак- помощников и о возможности подать заявку. Для меня огромная честь рассказать об этом, но я ужасно нервничаю, выезжая на сцену.

Начать я планирую так: «Я штаб-сержант Джейсон Морган, а это мой пес-помощник Нэпал. Нэпал, помаши людям».

Пес машет лапой, и собравшиеся моментально попадают под власть его чар. Он завоевал аудиторию, и я уже не так нервничаю. Стараясь говорить как можно проще, я начинаю рассказ о том, как из бойца воздушно-десантного спецподразделения превратился в паралитика, прикованного к инвалидной коляске. О том, как провел несколько лет в мучениях и какой радостью для меня было обрести Нэпала. Как он изменил жизнь всей нашей семьи. Мне кажется, Нэпал ловит каждое мое слово. Он не сводит с меня глаз, и это придает мне уверенности. Мой пес чувствует себя на сцене совершенно спокойно.

Я показываю пару трюков, просто чтобы продемонстрировать то, о чем рассказывал. Роняю ключи, а Нэпал их поднимает. Приказываю ему таскать мою коляску по сцене туда-сюда — у зрителей это вызывает восторг. Почувствовав себя увереннее, я отпускаю шутку: сообщаю собравшимся, что научил своего пса играть в покер, но каждый раз, когда у него хорошая карта, он виляет хвостом и выдает себя!

Во время «псомарафона» Джим рассказывал мне, что научил Нэпала кланяться: опускать морду до земли и выгибать спину. Когда выступление подходит к концу, я командую собаке: «Поклон». Нэпал склоняется очень низко, опуская голову до самого пола, чтобы подольститься к людям. Они в восторге.

Я так боялся говорить о том, как жил до инвалидности! Но теперь, когда сделал это, чувствую прилив сил. Ощущение такое, как будто это мое призвание. Может быть, именно для этого я здесь? Может быть, я потому не умер в эквадорских джунглях, что должен был показать людям своего чудо-пса и рассказать нашу с ним историю? Может быть, я должен усвоить урок? Мы сами выбираем, какой будет наша жизнь. Нет ничего невозможного.