Отряды в степи
(Повесть) - Всеволжский Игорь Евгеньевич - Страница 6

За бой под Бжезинами весь взвод наградили медалями, а Семена — Георгиевским крестом 4-й степени. Наградили солдатским крестом и кабардинского князя, хотя все драгуны считали, что уж князь в этом деле совсем ни при чем. Вскоре в дивизию полевая почта доставила журнал «Огонек». Там был напечатан рассказ о лихой атаке. Драгуны читали и удивлялись: все их трофеи преувеличили в десять раз.

— Вот врут? Вот врут так врут! Знатно! — смеялись, разглядывая журнал.

— Зачем в «Огоньке» написали такое? — Семен показал журнал Улагаю.

— Для ободрения духа, — назидательно ответил ему Улагай.

Вскоре полк перебросили на Кавказ (царская Россия тогда воевала и с турками). Перед боями дивизия отдыхала. По-своему отдыхали и офицеры: пили вино, играли безудержно в карты, проигрывали солдатское пропитание и конский фураж. И люди и лошади голодали. Тем не менее каждое утро солдат поднимал сигнал трубы. Вахмистр Хестанов выводил их на строевые занятия. Подхалим перед офицерами, взяточник по призванию, кулак по происхождению, грубое животное с подчиненными — таков был Хестанов.

Солдаты его ненавидели. Жаловались Семену: вымогает последнее. Уже несколько дней кухни не топятся — ни обеда, ни ужина нет. Кони, бедняги, на ногах едва держатся. Как они в бой пойдут?

Что мог сделать Семен? Он много раз говорил с вахмистром. Получал в ответ: «Не твое, унтер, дело». Вахмистр ненавидел Семена, завидовал, особенно после того, как Семен объездил коня по кличке Испанец. Был в эскадроне такой норовистый конь, сладу с ним не было. Одному драгуну ухо откусил, другого лягнул — отнесли в лазарет на носилках, третьему палец оттяпал. Уж на что эскадронный командир Крым-Шамхалов считался знатоком объезжать лошадей, Испанца объездить не смог. А Семен (недаром он на действительной службе окончил в Петербурге школу наездников) Испанца объездил и укротил. Теперь начальство благоволило к Семену, и Хестанов боялся, что Семен займет его место. А Семен презирал рыжего вахмистра за то, что тот давал волю рукам, за то, что наживался на солдатских харчах и на бессловесных тварях — лошадях. У коня, бедняги, живот подведет, а ведь он пожаловаться не может…

И когда зароптали драгуны, что и сегодня не топятся кухни, Семен сказал:

— Вот вахмистр идет. Я ему много раз говорил. А теперь спросите вы сами, только не по одному, все разом…

— Когда нас будут кормить? — закричали солдаты.

Вахмистр побелел, попятился, огляделся — нет ли кого за спиной. На фронте такое бывало: пальнут в спину, и вся недолга. Его подленькая душа ушла в пятки. Но вахмистр тут же нашелся.

— Молчать! — заорал он истошно.

Он знал: нападать на всех — ничего не получится. Надо напасть на одного, отделить от остальных, на одном отыграться. На ком же? Да на унтере, который стремится занять его место. И раньше чем драгуны опомнились, Хестанов подскочил к Семену, замахал кулаками, заорал ему прямо в лицо.

— Это ты научил солдат бунтовать! Ты давно на подозрении, мерзавец!..

Сейчас, когда Семен рассказывал про былое притихшим слушателям, он снова переживал пережитое, видел зверское лицо вахмистра.

— Он ткнул меня кулаком… вот сюда, — показал Семен на скулу. — Я света невзвидел… Развернулся и со всей силы двинул Хестанова. Тот упал и не поднимался… минуту, другую… Я подумал: а вдруг я его убил?..

— Надо бы убить, гада, — сказал Емельян. — У нас одного такого насмерть застукали.

— Ну, а что же дальше? Дальше что было, сынок? — всхлипнув, спросила Меланья Никитична.

— Дальше? А вот что, мама…

Семен продолжал рассказ.

Хестанов очнулся, вскочил. Солдаты было кинулись к нему, Семен закричал: «Только не троньте! Зачем всем страдать из-за этого гада?» Хестанов убежал.

Все знали: пожалуется. Ударить начальника — преступление. В военное время за такое у военно-полевого суда один приговор: смерть.

Раскаялся ли Семен, упрекнул ли себя, что поступил опрометчиво? Нет! Он видел перед собой голодные лица драгун, все в синяках лицо безропотного солдата Кузьменко, вчера избитого вахмистром, заплывший глаз у другого… На суде, по крайней мере, все выяснится: он во весь голос скажет о подвигах вахмистра.

Солдаты молчали. Молчал и Семен. Почему-то вспоминалась сразу вся жизнь — мать, станица, жена, сестренки, хатка их, вросшая в землю… Теперь всему конец.

Вдруг драгун с откушенным ухом тихо сказал:

— А что, драгуны? Ведь не Семен Михайлович вахмистра избил…

— Не Семен Михайлович? А кто же тогда?

Драгун с откушенным ухом продолжал, показав на Кузьменко, избитого вахмистром:

— Да тот, кто и меня, и Кузьменку вчера изуродовал… Господин вахмистр — все слышали — утверждал, что Кузьменко неосторожный солдат, к коню Испанцу вроде меня, грешного, подошел на близкое расстояние. Конь Испанец, вот кто копытом по морде господину вахмистру съездил! Его не дадут в обиду. Ай, молодцы!

Драгуны зашумели: стали обсуждать предложение.

А в это время вернулся вахмистр, весь забинтованный да не один, а с начальством. Солдат выстроили, стали допрашивать. Ни один не сказал, что Хестанова ударил Семен. Все, как один, рапортовали, что вахмистр неосторожно подошел к коню Испанцу на близкое расстояние и… получил копытом по морде.

Взбешенный вахмистр пообещал рассчитаться со всеми и в первую очередь с Семеном.

— Ну, а дальше что было? — не выдержал Филипп.

— Дальше? А вот слушай, что было…

Ночью Семена вызвал к себе Крым-Шамхалов. Он в палатке своей играл в карты. Денщик велел подождать. Шепнул: выиграет князь — подобреет, а проиграет — тогда держись!

Семен знал, что князь не любит солдат отдавать под суд: расправлялся своей властью. «Морду набью, под суд не отдам, меня за это солдаты любят», — хвалился всегда и всем Крым-Шамхалов. Семен прислушался к выкрикам игроков. Выигрывает эскадронный командир или проигрывает? Вдруг он услышал чей-то насмешливый голос:

— Ай да князь! Вот это штука так штука! Буденный… исправнейший унтер-офицер… герой, о котором пишут в газетах, — и вдруг бунтовщик. Под суд! Да что ты, князь? Отдай его мне — взамен дам тебе трех… нет, четырех тебе дам унтеров!

— Позвать Буденного! — приказал Крым-Шамхалов.

— Иди, — шепнул Семену денщик.

Буденный вошел в палатку. Офицеры бросили игру.

— Прибыл по вашему приказанию, ваше высокоблагородие, — отчеканил Семен.

— Ну? Что ты там натворил? — отложив карты в сторону, спросил Крым-Шамхалов.

Был он мрачен — денег возле него на столе почти не оставалось. Значит, в проигрыше.

— Ну? За что избил вахмистра? Ну? Говори!

— Никак нет, не я его бил, вашбродь, — ответил Семен. — На близкое расстояние к коню Испанцу господин вахмистр приблизился. Испанец его и измордовал.

Крым-Шамхалов вскочил. Он был страшен.

— Видали исправного унтера? Такие в пятом году против государя и отечества бунтовали. Офицерам своим в спину стреляли. Пошел вон, мерзавец! Под суд!

Чеканя шаг, Семен вышел из палатки. Сердце у него оборвалось. Вот она, близка смерть.

— И… судили тебя? — спросил Филипп.

— Вначале бежать задумал. Подговорил двоих еще, таких же, как я, горемык, вместе уйти. Да вдруг на первом же переходе — мы шли в город Каро, ближе к фронту— еще до ночлега, с которого я собрался бежать, полк построили в каре. На середину вынесли полковое знамя. Я услышал команду: «Старшему унтер-офицеру Буденному на середину полка галопом, марш!» Я дал шпоры коню, подскакал к командиру полка.

— Полк, смирно!

Адъютант начал читать приказ по дивизии. Сердце вовсе остановилось. Думаю: «Вот оно! Расстрел! И не убежишь! Опоздал!»

Читал адьютант долго, я плохо что понимал, в голове все смешалось. Одно слово понял: расстреляют. «Подлежит расстрелу», — явственно прочитал адъютант.