Разрушитель божественных замыслов (СИ) - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой" - Страница 98

— Вернись и убей всех, кого сможешь, во славу Кураме. — Он выпустил ее из рук и дух медленно растаял.

— Рагонда, бери остальных демонесс и через астрал убивайте врагов, как можно больше. Когда будете убивать, говорите: «Курама, прими эту жертву». — Он посмотрел на поле боя. — Только князя не трогайте. Сегодня Курама дает вам свою силу. Просите! — глядя на врагов и, смеясь, сказал Властитель домена.

Войска Цу Кенброка приблизились к стенам, расчеты осадных машин приготовились к массированной атаке. Маги образовали круги и в середине стали демонессы.

— Сейчас ты, полоумный, ответишь за все, — прошипел Цу Кенброк в предвкушении скорой победы, в ней он не сомневался. Войск у его противника не было. На стенах стояло шесть повелительниц и прислужники, из которых такие же вояки, как из его сапог иномирский плазмомет. Он устало закрыл глаза и потер широкой ладонью лицо. Не все гладко получилось, как он планировал, и сосед смог его удивить. Когда он вновь посмотрел на поле боя, то замер в изумлении. Осадные машины стояли взведенными, но без обслуги, сама же обслуга валялась во круг них. Кольца, образованные магами для постановки защитных полей, распались и маги, стремглав, убегали с поля боя. Ни одной повелительницы не было видно. А потом случился самый настоящий ужас. Брошенные, без магической защиты центурии стали редеть. Воины падали, как скошенная трава, а смерть, собирая свою неумолимую жатву, широкими просеками продвигалась вовнутрь строя.

Цу Кенброк был опытным воином, он сразу понял, что это разгром, и разгром полный. Ему в голову пришла мысль, слава Кураме, что он взял только гвардейцев, а не все войско. Хуже всего то, что он потерял много Повелительниц хаоса. Но с этим уже ничего не поделать. Синий князь достал портал и скрылся с поля боя.

Провинция Азанар

Я ехал, уже не обращая внимания на Рабэʹ, поглощенный своими думами. И прямо скажу, мне было отчего задуматься. Во мне происходили изменения, и я начинал ощущать их последствия. Попав сюда с сознанием сорокалетнего мужика, тертого, умудренного жизненным опытом, я долгое время сохранял равновесие с небольшими колебаниями, словно маятник, между сознанием Глухова и сознанием Ирридара. Это было трудно и иногда просто невозможно. Я вел себя, то как молодой оболтус, не в силах удержать рвущуюся силенку и удаль, то закрывался коконом осторожности взрослого человека. Все это приводило к непредсказуемым последствиям и даже шокировало Шизу. Мне было все труднее оставаться прежним Виктором Глуховым, так как молодой напор нехейца ломал, крушил и перестраивал мое сознание. Заставляя часто совершать нелогичные на первый взгляд поступки. У меня снова появился жизненный временной разбег, и тормоза осторожного майора стирались, соприкасаясь с маховиком необузданной энергии молодого, самоуверенного парня… Я уже давно заметил, что считаю себя не Виктором Глуховым, хотя память о прошлом во мне живет, но как-то в стороне, отдельно, а Ирридаром.

Установленная база осмотрительности, тоже странно работала. Она полностью не согласовывалась с сознанием прошлого майора, подверженному мукам сомнений, которому нужны время для раздумий, помощь в понимании процессов и советы. Зато прекрасно прижилась у Ирридара, как верная подружка. С помощью нее он, практически не задумываясь, мгновенно оценивал обстановку и принимал решения, чем вводил в состояние тревожного ожидания не только Глухова, но и Шизу, ориентированную на сознание майора с земли.

У Глухова и Аббаи были разные характеры. Один осторожный и хитроватый, умеющий приспосабливаться и вовремя прятаться, как премудрый пескарь в норке. Другой — безрассудно смелый, быстрый, не терпящий никаких авторитетов. Который мгновенно ориентировался, отчаянно рисковал, балансируя на грани, вводя в ужас и Глухова, и Шизу.

Понимая свою двойственность и неспособность ей противостоять, я часто со стороны выглядел глупо и вынужден был с этим мириться. Дать волю кому-то одному я не мог, оставалось только попытаться, выстроить правильный баланс, но этого пока у меня не получалось.

Я с полного согласия двоих, спасал прекрасную половину от бед и после принимал сторону одного или другого своего характера — обычно молодого нехейца, и тащил их к Овору. Что будет дальше, знал, может быть, Ирридар, но с Глуховым своими знаниями не делился. А тот после всего мучился сомнениями. Верно ли он поступил, и что теперь делать? Девушки приживались и не спешили покидать уютное гнездышко, чтобы освободить меня от проблем. И тогда Глухова терзали сомнения, и он занимался самоедством, что у него не хватило силы воли оставить спасенных на произвол судьбы и с чувством выполненного долга удалиться. Зато Ирридар в это время спокойно себе поживал, ни капельки не волнуясь. Словно, все идет так, как должно быть. Глухов этого не понимал и злился, но злиться приходилось на самого себя.

Ирридар, как всегда спокойно и с явным интересом приглядывался к орчанке, что неожиданно стала его невестой и не выказывал беспокойства, зато у него бурлили гормоны. А Глухов, помня печальный опыт женитьбы, весь извелся, раскладывая ситуацию, как пасьянс, и так, и эдак, желая оттянуть неизбежное на далекое «потом».

Что странно, я понимал, что к Ирридару с советом Шиза не приходила, там она появлялась с воплем. — Куда сумасшедший? Зато приходила к Глухову, которого старалась понять и помочь. Но тут проявлял себя нехеец и делал по-своему, и мы оба с Шизой уступали. Мне даже однажды пришло типа откровения, что Глухов, как черепаха застрял на одном слое и ползет по пустыни, а Ирридар порхает по слоям, как пальцы гениального пианиста по клавишам. Но в то же время Глухов брал бастионы событий терпением, и тут нехеец уступал.

В общем, вот такое на сегодняшний день у меня было состояние человека, имеющего два сознания, переплетенных между собой, и два симбиота, каждый со своим сознанием, которые тоже проявлялись во мне. И что, после всего этого, Вы ждете от меня логически обоснованных поступков? Наивные. Ха ха три раза.

Я задал этот вопрос непонятно кому. По-видимому вслух, и огляделся, кому это я сказал. В коляске нас было двое: я и демоница в облике скромницы служанки. Она удивленно посмотрела на меня и быстро отвела глаза. Всю дорогу Рабэʹ сидела, потупясь, изредка бросая на меня тревожные взгляды. Да, бойся меня, красотка, я сам себя побаиваюсь, — мысленно усмехнулся я, понимая какие мысли бродили у той в голове.

Где-то через пару часов мы приехали к пункту нашего назначения. Из ворот вышел охранник нехеец, прищурившись, присмотрелся к гостям и, узнав Борта, радостно заулыбался. А когда увидел меня, вылезающего из коляски, то широко раскрыв глаза, завопил на всю окрестность, с восторгом религиозного фанатика, который вдруг увидел сошедшего с неба Христа. — Чудоо! — от его крика вороны, дремавшие на заборе, вспорхнули и, возмущенно закаркав, стали кружиться над поместьем. — Малыш барон вернулсяя!

Спускающаяся Рабэʹ, не ожидавшая такой встречи, испуганно оступилась и рухнула спиной с подножки, я еле успел подхватить ее на руки и повернулся к старому нехейцу, чтобы попросить того не кричать. Еще мне резануло слух слово малыш. Прозвища так и цеплялись на меня гроздьями. Старое «Малыш» еще не отлипло, а новое «Студент» уже прицепилось, как репей. Я с замиранием подумал, что будет, если молва о смерти спрятанной кое-где, принесет мне новое «погоняло». Но додумать свою мысль я не успел. Луженная глотка стражника прокричала с еще большим восторгом.

— И с новой бабой на рукаах! Я же говорил, Малыш с пустыми руками не вернется! — Этот глашатай моего возвращения не только орал, но и пританцовывал.

Сзади на козлах сидел и ржал Борт. Рабэʹ, чтоб ей в аду гореть, вцепилась мне в шею и не желала слезать. Я силился ее отодрать от себя и у нас завязалась борьба:

— Мне страшно, Ваша милость! — повторяла она и я видел, что она не врет. Наконец, после нескольких секунд борьбы, я все-таки отодрал ее от себя и поставил на землю. Поправил сбившуюся одежду и приказал: