Земные громы
(Повесть) - Дынин Иван Михайлович - Страница 24

Но сразу же, как только Грабин увидел, что красноармейцы руками счищают грязь в том месте, где вилка станины соединяется с лобовой коробкой, он понял свою оплошность. Зазор между ними был так мал, что набившаяся грязь не позволяла раздвинуть станины до конца, отверстия для крепежного болта не сходились. Сразу же подумалось: а ведь никакой необходимости не было так плотно притирать эти соприкасающиеся части. С досадой упрекнул сам себя: «Мало ты, Василий Гаврилович, побыл в артиллерии, рано поторопился в академию. Надо бы годика три-четыре потаскать пушку по бездорожью да по грязи, тогда не от чертежей бы шел при компоновке деталей, а от жизни».

На очередном этапе учения обе батареи должны были принять участие во встречном бою. В этом виде боя огромную роль играет фактор времени. Команда прозвучит для обеих батарей одновременно, и начнется соревнование: кто быстрее сумеет открыть огонь.

Следуя на марше позади колонны, Грабин услышал вдруг размеренное постукивание металла о металл. «Уж не оборвалось ли что?» — резанула мысль. Догнал пушку и увидел артиллериста, на ходу выбивавшего обухом топора стопор, с помощью которого в походном положении одна станина скрепляется с другой.

— Зачем вы это делаете?

— Так ведь он, это самое, — растерялся красноармеец, — тяжело выходит. Руками ни за что не вытащить. Приходится вот так. А времени жалко. Вот я и решил заранее подготовиться.

Сразу же представилось, как в сердцах будут ругать артиллеристы конструкторов, если возникнут такие нелепые задержки. И поделом. Ведь проще сделать, чтобы стопор вынимался легко и свободно. Но для этого надо хорошо знать условия, в которых приходится действовать артиллеристам, нужно видеть не только чистый лист и нанесенные на него линии и штрихи, а за всем этим представлять и вот такую слякотную дорогу, и людей, готовящихся вступить в бой, в котором малейшая задержка может привести к поражению.

Каждый день испытаний становился для Грабина экзаменом на конструкторскую зрелость. Столько было передумано, пережито, так горько воспринимался каждый незначительный промах, допущенный при создании пушки. Порой хотелось остановить батарею и закричать во весь голос: «Дайте нам возможность поработать еще. Мы все сделаем иначе, все предусмотрим и продумаем!»

А испытания шли своим чередом. Встречный бой грабинская батарея выиграла. И времени было затрачено меньше, и точность стрельбы оказалась выше. Это радовало, сглаживая то раздражение, которое вызывали мелкие неприятности.

Заключительным этапом стало для обеих батарей преодоление различных препятствий на марше. Крутые спуски и подъемы, рвы, завалы, мелкие речушки, болота, глубокая пахота — все было на этом нелегком пути. Первой потерпела неудачу батарея пушек образца 1933 года. Дорога лежала через полотно узкоколейки. Препятствие небольшое, но первая же пушка почему-то застряла. Ездовые погоняли коней, а орудие не двигалось. Оказалось, что крюк, приваренный внизу лафета, зацепился за рельс. Сдали пушку назад, но и повторная попытка одолеть переезд не удалась.

— Батарея с испытаний снимается, — решил председатель комиссии.

Если судить с позиции руководителя испытаний, он был прав. Объехать железнодорожное полотно батарея не могла, она непоправимо опоздала бы к указанному сроку в намеченный пункт. Приподнять пушку расчет был не в состоянии. По правилам военной игры подразделению в подобных случаях засчитывается поражение. Но на испытаниях подобное решение нельзя считать правильным. Один крюк, если он и мешал движению в определенных условиях, не характеризовал полностью качеств орудия.

Вслед за неудачницей через тот же переезд пошла батарея грабинских пушек. Все они очень легко, без затруднений, преодолели препятствие. Но сразу же за переездом дорога, петляя по узким деревенским улицам, привела в тупик. Этот маневр тоже предусматривался условиями испытаний. Пушки требовалось развернуть, не выпрягая лошадей. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить, что развернуться расчет не сумеет.

— Попытаетесь выехать? — спросил инспектор, сочувственно глядя на Грабина.

— Попытаемся, — ответил тот, хотя никакого решения и никаких надежд на успешный выход из положения не имел. Но, по условиям испытаний, батарея, не преодолевшая даже одного из намеченных препятствий, снималась с соревнований, как это и случилось на переезде.

С похолодевшим сердцем шел Грабин к пушке, прикидывая, что можно предпринять. И вдруг услышал команду командира батареи откинуть балку крепления по-походному и придать орудию максимальный угол возвышения. Это было спасением. Ствол поднялся, и расчет быстро выбрался из тупика. Грабину хотелось забыть обо всем, подбежать к командиру батареи и обнять его. Но приходилось сдерживать эмоции.

Наконец после нескольких дней и ночей бесконечных маршей комиссия сделала вывод: «76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 испытание выдержала и рекомендуется на вооружение Красной Армии». Она оказалась по многим параметрам лучше своей предшественницы, с которой ей пришлось состязаться.

Весной 1936 года Грабин получил вызов явиться на заседание в Кремль. Он думал, что разговор будет о новом задании, о сроках запуска Ф-22 в серийное производство. Но встретил сияющего Павлуновского, увидел в зале множество людей, причастных к созданию новых артиллерийских систем, и сердце забилось радостно. В. М. Молотов, проводивший заседание, предо- ставил слово Г. К. Орджоникидзе. Тот встал, расправил усы, поднес к глазам листок:

— За создание 76-миллиметровой дивизионной пушки Ф-22 наградить особо отличившихся работников… Начальника конструкторского бюро Грабина Василия Гавриловича — орденом Ленина…

Сердце переполнилось торжеством. А в голове вдруг совершенно неожиданно родилась мысль: «А ведь пушку можно было сделать еще лучше. С дульным тормозом, с каморой под новый патрон, более мощную…» Как ни велика была радость, а работа всегда целиком захватывала его.

Даже после того, как на завод пришли официальные сообщения о том, что дивизионка показала прекрасные качества на поле боя во время событий на озере Хасан и реке Халхин-Гол, Грабин, к удивлению многих, не отказался от идеи усовершенствования орудия.

— Хороша, — говорил он, — но должна быть лучше. Время не стоит на месте и нам не велит топтаться.

Все знали, что конструктор не остановится на достигнутом и коллективу снова придется трудиться с полным напряжением.

Еще одно испытание

Серийное производство Ф-22 налаживалось с трудом. Технология изготовления большинства деталей не была до конца разработана, требовалось много рабочих рук и времени. Хромало снабжение. Станки часто выходили из строя. Все это увеличивало сроки выпуска орудий, удорожало их стоимость. А армия нуждалась в артиллерии, особенно в дивизионных пушках.

Грабин с головой ушел в производственные проблемы. Если раньше он рвался к опытной работе, основную часть времени проводил в конструкторском бюро, то теперь его можно было чаще всего увидеть в цехах. Ведь завод выпускал его Ф-22, и он не мог переключиться на что-то другое.

А жизнь не стояла на месте. На других заводах, в других конструкторских бюро билась творческая мысль. Идея универсализма постепенно утратила свою привлекательность. Возникала мысль бросить все и заняться проектированием орудия специального назначения. Но не отпускали повседневные заботы. Конструкторское бюро было до предела загружено. Одни детали пришлось проектировать заново, чтобы упростить их изготовление, сделать надежнее в эксплуатации.

В апреле 1938 года Грабина пригласили на заседание Главного Военного совета РККА. Стоял вопрос об испытаниях 76-миллиметровой дивизионной пушки, созданной на Кировском заводе.

Известие оказалось неожиданным для Грабина. Первым чувством была досада на себя: «Завяз ты, Василий, в доработках и переделках. Забыл обо всем на свете. В бригаде слесарей твое место, а не в кабинете начальника КБ». Затем досада сменилась любопытством: что там изобрели кировцы?