Корона от обороны (СИ) - Герасимов Алексей - Страница 43

Коек в келье было шесть, но людей -- не меньше десятка: как видно, сюда пришли «в гости» пациенты из соседних комнат. Среди них началось еще более сильное замешательство. Часть из них, сидевшие на койках, поспешили встать, кривясь от боли и тихо кряхтя, двое лежавших в постели заерзали, словно пытаясь вытянуться по стойке «Смирно!» в горизонтальном положении, а еще одна фигура, занимавшая кровать в самом дальнем от двери углу, торопливо накрылась одеялом с головой. Разглядеть его лицо Эвелина и Мафальда не успели, но темные вьющиеся волосы этого человека сразу показались им очень знакомыми.

-- Пожалуйста, не вставайте! Лягте обратно! -- воскликнула Эвелина, оглядывая келью и улыбаясь каждому пациенту. -- Я здесь нахожусь не как гроссгероцогиня, а как сестра милосердия!

Один из лежащих молодых солдат чуть слышно хмыкнул, но сидевший на краю его койки военный постарше поспешно кашлянул и объявил в полный голос:

-- Для нас это очень большая честь, ваше Светлейшее Сиятельство!

Герцогиня ответила ему очаровательной улыбкой и направилась к койке в углу, хозяин которой лежал под одеялом неподвижно и, казалось, пытался притвориться мертвым.

-- Здравствуй, дорогой паж фон Айс! -- громко сказала Эвелина, останавливаясь рядом с койкой и с трудом сдерживая улыбку.

-- Теперь, если не ошибаюсь, юнкер фон Айс, -- подсказала ей тоже подошедшая к Францу Мафальда.

-- Ах да, юнкер... -- рассеянно повторила ее госпожа. -- Ну же, Франц, вылезай! Неужели я страшнее, чем пули и снаряды?

За спиной у нее послышались сдавленные смешки, но гроссгерцогиня пропустила их мимо ушей.

Франц медленно высунул из-под одеяла голову. Весь несчастный вид юноши говорил о том, что Ее Сиятельство для него и правда была гораздо страшнее противника на поле боя.

-- Лежи, не вставай! -- повторила Эвелина. -- Я не собираюсь тебя ругать -- это и так сделают твои родные, когда ты вернешься домой. Расскажи, как ты себя чувствуешь?

-- Ваше Сиятельство... хорошо, -- пробормотал молодой человек и начал приподниматься, собираясь хотя бы сесть, раз уж поприветствовать правительницу стоя ему не разрешили. -- На самом деле я... ох!

Сесть и выпрямиться, опираясь только на левую руку, у Франца не получилось -- он машинально попытался помочь себе правой, и, не удержавшись, скривился от боли. Лицо его, до этого раскрасневшееся от волнения, мгновенно побелело.

-- Франц, ну что же ты так неосторожно! -- ахнула Эвелина и наклонилась, чтобы поддержать молодого человека. Смешки, доносившиеся с остальных коек, стали звучать более явственно.

-- Сейчас этот ребенок в обморок от восторга хлопнется, -- довольно громко прошептал кто-то из солдат.

«Нет, он уже не ребенок!» -- мысленно возразила ему Мафальда, тоже протянувшая руку, чтобы помочь Айсу сесть. Внешне юноша почти не изменился с тех пор, как они расстались в темном и холодном ночном коридоре замка, однако фрейлина видела, что теперь перед ней сидит совсем другой человек -- взрослый и многое переживший. Лицо его осталось все таким же юным, пятнадцатилетним, но глаза были старше, намного старше...

Фрейлина грустно вздохнула, мысленно попрощавшись с тем наивным пажом, которого когда-то знала. Эвелина же не заметила никаких изменений в молодом человеке -- для нее он по-прежнему был «милым ребенком». Она укоризненно покачала она головой и ловким движением взяла Франца за пострадавшую руку:

-- Мне говорили, у тебя ключица сломана? Надо руку тебе подвязать, а то вовек не срастется...

Айс снова залился краской:

-- Да у меня был тут где-то бинт, сейчас найду...

-- Подожди, я сейчас все сделаю! Вот только бинтов мы с собой не взяли... -- герцогиня оглянулась на фрейлину, а потом сунула руку под накидку и торопливо отцепила от своего платья алую орденскую ленту. -- Отлично, вот чем мы тебя перевяжем! Носи и не снимай.

Щеки Франца стали еще краснее и по яркости сравнялись с шелковой лентой. Мафальда закатила глаза. «Теперь у Франца будет новая проблема, -- промелькнула у нее озорная мысль. -- С одной стороны, он наверняка будет рваться снова в бой и захочет поскорее всем доказать, что уже здоров. Но с другой -- ему же захочется как можно дольше ходить с этой ленточкой!»

Глава XIX

-- А вот во в`гемена ге`гцога Ма`гиуса вы, mon ami, могли бы пот`гребовать себе в суп`гуги его дочь, как наг`гаду. -- ухмыльнулся в усы фон Лёве. -- Подвиг-то, как не к`гути, с`гавнимый совершили.

-- Скажете тоже, Юстас. -- насмешливо фыркнул фон Эльке. -- При всем моем добром к кузену Эдвину отношении, жениться я на нем не желаю.

-- З`гя, Э`гвин, за него дадут большое п`гиданное. -- майор уже откровенно потешался над другом, хотя тот в долгу не оставался.

-- Мы с ним слишком близкие родственники. -- отмахнулся юный генерал.

-- Г`гафа Леона`гда это не остановило.

-- Так его избранница и не носила усов. -- парировал Эрвин.

-- Ах, значит и мне ничего не светит? -- притворно опечалился гусар, вызвав тем самым громкий хохот присутствующих господ офицеров.

-- Смените имя на Инессу, и я рассмотрю вашу кандидатуру. -- невозмутимо ответствовал фон Эльке. -- В порядке исключения.

Инесса... Дочь Мариуса Гогенштаузена, сказание об их любви с графом фон Эльке было известно в Бранденбурге, пожалуй, каждому. За те полторы сотни лет, что прошли с момента их свадьбы, подробности этой истории кто только не приукрашивал и не досочинял. Нынче она проходила по тем же пунктам, что и «Неистовый Роланд» или «Тристан и Изольда», и, конечно же, о тех трудностях, что стояли на пути предка Эрвина, в ней предпочитали не упоминать.

Однако в семействе фон Эльке ее принято было знать такой, какова она была на самом деле.

Шла Сорокалетняя война, особо несчастливая для Аллюстрии но заставившая умыться кровью и всю остальную Европу. Гремели орудия на земле, озаряли вспышками своих залпов моря, армии сходились в кровопролитных сражениях, дабы уже через месяц, благодаря хитросплетениям дипломатии, выступить в качестве союзников. Тяжелые времена, когда хоть какой-то гарантией соблюдения обязательств мог быть только династический брак. А незамужних принцесс на всех, как водится, не хватало. Таких принцесс, что состояли в прямом родстве с правителями -- сестер и дочерей, разумеется, а не племянниц там всяких, двоюродных сестер и прочей воды на киселе.

Вот в Бранденбурге такая была. Одна. Сестра рано осиротевшего гроссгерцога Мариуса, Инесса. Ну кто отдаст ее в такой ситуации за простого графа? Ладно, даже не простого -- род фон Эльке всего чуть более чем за столетие до этого выделился из правящей бранденбуржской династии, -- но все равно. Это ж такая была карта в дипломатических раскладах! А то что любит юную эрцгерцогиню граф, и она ему отвечает взаимностью... Да кому это интересно? Мало ли в стране генералов?

И не было б у Леонарда с Инессой счастья, да несчастье помогло. Покуда непобедимый фельдмаршал Дерфлингер громил врагов Бранденбурга на западе, в герцогство вторглась армия шведского короля Карла XI Виттельсбаха. Вот только недавно «вечный мир» с ними заключали, а уже сегодня армия Вольмара Врангеля наступают с севера, и того гляди столицу захватят. А из войск -- одна ландсмилиция под рукой, а из старших командиров -- один гроссгерцог шестнадцати лет от роду. Ну и зауряд-генерал фон Эльке, который ту самую ландсмилицию и комплектовал, и обучал.

В семейном предании говорилось, что Мариус тогда сказал своему генералу-кузену: «Не дайте шведам взять Бранденбург, и я отдам сестру за вас». После чего отец Эрвина делал задумчивую паузу в повествовании, и негромко резюмировал -- «Чего ради любимой женщины не сделаешь? Пришлось графу Леонарду надавать шведам по шее. А там и свадьбу сыграли».

Но это, конечно, так, детская сказочка для внутрисемейного пользования. А вот если покопаться в архивах, то можно (и Эрвин это сделал) прочитать прелюбопытную переписку между графом Леонардом, герцогом Мариусом и Гансом-Георгом фон Дерфлингером. Очень не хотелось гроссгерцогу обещание исполнять, очень... Только фельдмаршал на сторону зауряд-генерала встал, ибо «никто Вас, государь, за язык не тянул -- генерал фон Эльке, командир знающий и грамотный, и несть сомнения, что Врангеля бы побил в любом случае, лишь своим долгом понукаемый. Слово же монаршие надобно держать, иначе все офицеры поразбегутся». На себя намекал, конечно, отчего век свой в Пруссии и пришлось доживать. Не простил его Мариус, да и шурина до конца дней своих не жаловал.