Большая игра (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 6

Крышка контейнера не желала открываться. От удара створки заклинило намертво, и их пришлось срезать сваркой, а в случае с бронированным десантным контейнером, это сделать совсем не просто.

Прошло еще три часа, и очередной вопрос был решен. Красавец «Шерман-225», взрыкнул и серой стальной каплей, из которой выпирало 100–мм автоматическое орудие, ракеты и пулеметы, своим ходом выкатился наружу. После этого он взревел еще один раз, зачихал и заглох. Новенький мотор не желал работать, и на все попытки экипажа заставить танк двигаться, только возмущенно фыркал.

Произвести ремонт такой сложной техники, какой являлся танк «Шерман-225», в полевых условиях не представлялось возможным. Мейсон, который всегда считал себя культурным человеком, ясно понял, что подписи генерала Форсайта он теперь не получит, выругался площадной бранью, и вернулся в город. Было необходимо организовать эвакуацию новейшего танка на орбиту, и следовало придумать красивую сказку, которая бы обосновала поломку «Шермана».

Однако в Хигаси всем было не до него. За то время, что Мейсон находился возле проклятого танка, он многое упустил. Войска и флот ЯКПК контратаковали зарвавшихся и расстроивших свои боевые порядки североамериканцев и, не смотря на то, что их было больше, они отступали по всем направлениям.

— Где вы пропадали? — такими словами встретил его полковник Харрис, вместе со своим штабом расположившийся в здании местного городского управления.

— Танк искал, — не понимая резкости полковника, ответил Мейсон.

— И где он, ваш чудо–танк?

— Был поврежден при посадке. Наверное, десантный контейнер был с браком, — Квентин решил не торопиться и пока все свои неудачи валить на флотских специалистов и техников. — Теперь надо танк эвакуировать.

Полковник как–то нехорошо покосился на него и сказал:

— К черту танк. Положение таково, что нас бы кто вытащил. Джампы и китаезы контратакуют, флот отступает, а этот урод Вильсон потерял всякую связь с войсками и требует только одного — держаться до подхода подкреплений, которых нет. Был бы у руля Брекенридж, мы бы устояли, а с головастиком во главе, вряд ли.

— И что мне теперь делать?

— Ступайте в подвал под зданием. Там госпиталь и неплохое бомбоубежище, отсиживайтесь и ждите эвакуации. Надежда на то, что несколько транспортов к нам прорвется, все еще имеется.

Мейсон кивнул и в полной растерянности направился в подвал. Здесь он сел в одном из закутков, и задумался о том, а не сдать ли ему полковника Харриса НБА. Все же хаять свое начальство, и называть бывшего президентского фаворита уродом, это очень плохо.

Неизвестно, до чего бы Квентин додумался, так как его размышления были прерваны шумом у входа. Он выглянул из своего закутка и увидел спустившегося вниз молодого и окровавленного первого лейтенанта в покореженной броне с автоматом в руках. На предплечье офицера была видна обгоревшая металлическая жестянка шеврона с изображением грифона, знак 108–й пехотной дивизии, которая входила в состав 4–го армейского корпуса.

— Всем кто может драться, получить оружие и на выход! — выкрикнул лейтенант. — Противник наступает, а надо продержаться еще полчаса.

Некоторые из раненых солдат, которых в обширном бомбоубежище было около трехсот человек, вставали с носилок и выходили наружу. Мейсон решил, что его это не касается и, было, спрятал голову, но это движение заметил офицер. Не смотря на свои раны и многочисленные ссадины, он быстро подскочил к нему, и одним движением вытолкнул Квентина из укрытия.

— Вперед! — выкрикнул он. — В бой!

Представитель «Дженерал Моторс» посмотрел в бешеные глаза лейтенанта и, решив, что злить его не надо, послушно направился вслед за ранеными. На выходе ему дали заляпанный темно–бурыми крапинами тяжелый автомат, и он вышел на поверхность. У него в голове засела мысль, что это всего лишь розыгрыш, и что сейчас к нему подойдет полковник Харрис и ему будет позволено вернуться в подвал. Однако, не дав сказать ни одного слова, его поставили в строй, и вскоре он оказался на окраине городка, где и принял свой первый бой.

— Не стоять на месте! Рассредоточиться! — услышал Квентин чьи–то команды и бросился в ближайший окоп.

Во время прыжка его длинное тело увязло в грязи на дне. С трудом, он выбрался из нее и, осмотревшись вокруг, нашел сухое местечко. Только он остановился, как над головой что–то зашумело, и на Хигаси обрушился огненный шквал.

Японо–китайцы не щадили и не жалели никого. Видимо, им было плевать, что в городке много местных жителей, и генералов ЯКПК волновало только скорейшее достижение цели. Снаряды приземлялись один за другим, сносили дома, заравнивали окопы и сметали все, что только возможно. Земля содрогалась от мощных взрывов. Языки длинного пламени подлетали к небу, и густой дым начал застилать окрестности городка.

Обстрел продолжался около пятнадцати минут, и как Мейсон пережил его, он просто не понимал. Все время, пока снаряды тяжелых орудий рвались вокруг него, зажав руками уши и, поджав под подбородок ноги, скрючившись, он просидел на дне окопа. Когда же, все стихло, и огромные черные клубы дыма отнесло ветром немного в сторону, он услышал новые команды неизвестного ему командира:

— К бою! Огонь!

Справа и слева от него началась пальба. Он не понимал, куда стреляют солдаты, приподнялся над бруствером и попытался сориентироваться. Бесполезно. Ничего не видно, и что делать, совершенно непонятно. Бежать? А куда? В город, который могут снова обстрелять? Нет уж, увольте. Воевать? А зачем? Он не солдат, и хотя стрелять умеет неплохо, это не его битва.

Надо отсидеться, решил Мейсон и опустился на дно окопа. Вокруг него шел бой. В него вплетались гулкие выстрелы гранатометов, треск автоматных очередей стал чаще, и где–то неподалеку в небо взлетела сигнальная ракета. Так бы Квентин и сидел до конца сражения в этом самом окопчике, но рядом с ним, как демон зла из преисподней, возник лейтенант, который выгнал его из бомбоубежища.

— Стреляй, говнюк! — офицер спрыгнул в окоп, и наставил на него свой пистолет. — А иначе я тебя прикончу!

— Я все понял!

Квентин живо вскочил на ноги, развернулся в сторону противника и открыл огонь из своего оружия. Удовлетворенный лейтенант побежал куда–то дальше по проходу, а Мейсон вел бой. Из дымных облаков появлялись пригибающиеся к земле быстрые тени, а он, как в тире, ловил их на мушку и жал на спуск автомата. Отдачи практически не было, короткая очередь, и очередная фигурка, нелепо вскидывая руки, падает наземь. Такое положение дел продолжалась недолго, до тех пор, пока не начался новый артиллерийский обстрел.

Этот огневой шквал был недолгим, пара минут и все, и когда опасающийся нового появления бешеного офицера Квентин, приподнялся из глубины своего укрытия, ему в лоб уперлось дуло винтовки. Осторожно и не торопясь, он отбросил автомат в сторону, поднял руки вверх и произнес:

— Не стреляйте, я гражданский специалист. Некомбатант. Я сдаюсь.

Худой и невысокий китаец, взявший его в плен, ничего ему не ответил, а только отвел винтовку в сторону и резко ударил прикладом в голову своего пленника.

Мейсон пришел в себя уже в концентрационном лагере невдалеке от городка. Старые рисовые чеки, окруженные колючей проволокой. Вышки, собаки и злая охрана. Плохая еда, сырость, постоянное чувство голода, грязь и полнейшая антисанитария. Именно такими были следующие две недели в жизни подающего большие надежды представителя компании «Дженерал Моторс» Квентина Мейсона.

Он ждал того дня, когда его вернут на родину, как не ждал никого и ничего в своей жизни. Наконец, его мольбы были услышаны и через пятнадцать дней вместе с других военнопленными Квентина обменяли на захваченных ССШ рудничных рабочих из астероидного пояса Исикари.

Размен проходил на небольшом космодроме километрах в семидесяти от концлагеря. Тридцатичасовой марш через поселки и города. Плевки в спину, проклятия, унижения, и конец пути на ровном пластобетонном поле.