Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Котенок и незнакомец (СИ) - Баскакова Нина - Страница 35


35
Изменить размер шрифта:

— Я же говорил, что найду тебя. — Его голос ударяет по нервам. Сколько самодовольства в нем. Ненавижу.

— Алексей, мы с тобой расстались. Больше полугода прошло. Давай разойдемся миром.

— Расстались! Я не разрешал тебе уходить. Ты моя игрушка.

— Хватит. Это все в прошлом. Найди себе другую игрушку. С твоими деньгами это вполне реально.

— Я решу, когда будет прошлое. Забыл с кем разговариваешь? Ничего. Эта вынужденная пауза только обновит наши отношения. Всегда интересно начинать с начала.

Нож. В глазах безумие. Я пыталась отбиться. Пыталась уйти от ножа. Но он сильнее. Он всегда был сильнее. Больно. Мокро. А он все бьет. А я только пытаюсь закрыть живот. Пусть спина, лицо. Не жалко. Только пусть не трогает ребенка. Больно. До темноты в глазах. Он что-то рычит. Не слышу. Не понимаю. Внутри все разрывается на части. Я не смогла защитить. Чьи-то голоса. Сознание уплывает. Не могу понять что происходит. Трясет. Каждый ухаб отдается болезненным толчком. Лекарство. Противный запах. Чая-то рука гладит по волосам.

— Потерпи. Скоро будет легче. — И голос такой ласковый. Добрый. Надежда. Порой ее так не хватает. А я понимаю, что ее так мало. Егор, малышка, Леша. Всех подвела. Не смогла. Я слабая. — Еще немного, потерпи.

Люди. Из-за слез все расплывается. Потолок.

— Дышим. — Маска. Темнота.

Такое ощущение, что просто выключили свет, а потом его вновь включили. Я просто проснулась. Тело болит, но шевелится. Ноги, руки на месте. Даже голова крутится. Пить хочется. Жажда страшная. Губы потрескались. Какие-то датчики на груди. Неприятно чувствовать пластырь на груди. Подходит медсестра.

— Попить можно?

Она наливает из-под крана воду в маленькую чашку в мелкий цветочек. Я бы выпила литр, а не маленькую чашечку. Вода пахнет хлоркой и жажду не утоляет, но становится легче.

— Что с ребенком?

— Врач придет, все расскажет.

Стеклянные двери. На них написано реанимация. Напротив меня еще одна кровать. На ней лежит женщина с длинными волосами. Волосы по подушке растрепались. Выглядит, как медуза — горгона.

Чего-то пищит. Лежу и смотрю в потолок. Приходит доктор. Женщина с уставшим лицом. Говорит, что в палате места нет. Поэтому переведут меня лишь завтра. Я не против. Мне все равно где лежать. Про ребенка молчат. Это должен педиатр сказать. А так, экстренное кесарево. Засыпаю, просыпаюсь вечером. Часов девять. Опять хочется пить. Дают жидкий кофейный напиток и манную кашу которую надо не есть, а пить. Аппетит такой, что я лошадь съесть готова. Наедаюсь так быстро, что даже доесть не смогла. Потом заставляют встать. Нужно пройтись. Больно. Кружится голова. Серьезных повреждений нет. Ушибы мягких тканей, несколько порезов глубоких. Но мне не привыкать. Заживут. О ребенке спрашивать бесполезно. Нужно дождаться педиатра. Апатия. Лежишь, смотришь в потолок и ни о чем не думаешь. Только противное пип-пип. Это работают датчики на соседней кровати. У меня аппарат сломан. Но все равно прикрепляют к груди. Вдруг обход. Положено, чтоб в реанимации лежали под датчиками. Глупо. Хотя, какая разница?

Ночь прошла. Немного удалось поспать. В десять переводят в палату. Палаты двухместные. На одной кровати девушка с ребенком. Ребенок в пластиковой люльке на колесиках. Здесь прибывание ребенка с мамой с первых часов. Что с моим ребенком? Я дождалась этого врача. Сильная недоношенность. Безводный период. Гематома. Тяжелое состоянии. Реанимация.

— Она выживет?

— Сами понимаете, тяжелое состояние…

И все по новой. После ее слов первая мысль — ребенок умрет. Ее можно увидеть с двенадцати до двух. Если я буду в состоянии. Реанимация в другом конце коридора. Нужно дойти. Если учесть, что я до туалета шла чуть не ползком, по стенке, то это почти невыполнимая задача. Ничего, дойду. Ноги дрожат от напряжения. Больно. Тело болит и от побоев и после операции. Ничего. Я хочу ее увидеть. Мелким шагами ползу по стенке. Пугаю своим видом мамочек с детьми, что вышли в коридор, чтоб проветрить палаты. Впереди детская реанимация. Идти вроде ничего, а кажется, что этому походу конца и края нет. Там надо надеть халат и шапочку. Маленькие комнатки. Шесть боксов в которых лежат малыши. Некоторые боксы накрыты одеялами. Совсем маленькие. В двадцать восемь недель им еще тяжело на свету находиться. Это я потом узнала. Моя же — крепышка. Два кило веса родилась. Темненькая все такая. Можно даже подержать ее за руку. Вся в датчиках, трубках. Цифры так и мелькают отсчитывая пульс и сердцебиение. Ручка маленькая такая. Совсем кроха. Какая же она темненькая. Чудно. К Леше вроде привыкла, а смотрю на дочку и непривычно. И я не смогла ее уберечь. Какая же я мать после этого? Нет, плакать нельзя. Она волноваться будет. Даже датчики показали большие цифры. Все у нас будет хорошо. Ведь Надежда не может умереть. Не может! От напряжения ноги дрожат. Чуть не падаю от усталости.

— Я завтра приду. — тихо говорю я. — Ты только дождись меня.

Доползаю до своей палаты и реву в подушку. От бессилия, что не могу ничего сделать. Виню себя, что позволила ему такое сотворить, что не уберегла. Потом лежу и смотрю на стену. Синяя больничная стена, покрашенная масляной краской. С мелкими порами. Местами трещинки. Приносят телефон. Выхожу в коридор позвонить.

— Леша, — и слезы опять ручьем. — Она в реанимации.

— Лера! Где ты?

— В роддоме.

Они меня потеряли. Пакет, в котором у меня были документы, не нашли рядом со мной. Только телефон в куртке. Получилось, что я поступила, как неизвестная. Потом карту заполнили в реанимации, но там какая-то путаница была. Карту потеряли. Нашли только к вечеру этого дня. Я плакала, рассказывала, что произошло. Он слушал. Не перебивал.

— Котенок, все хорошо. Главное ты жива. Малышка поправится. Сама же говоришь, что Надежда не должна умереть. Надейся, верь. Все наладится. Тебе нужно, что-то привезти?

— Нужно.

Там был целый список необходимого в реанимацию. Договорились, что он завтра привезет все необходимое. Потянулись мучительные, тоскливые дни. Нужно было расхаживаться. И я ходила по коридору, через боль. Смотрела на малышей. Раз в день навещала малышку. Что-то внутри не хотело заживать. Пришлось задержаться в роддоме на десять дней, вместо пяти. Меня навестил следователь. Взял показания. Алексея пытались успокоить прохожие. Вызвали полицию. Так он напал на полицейского. Пырнул того ножом. Алексея подстрелили. Теперь он лежал в больнице. В тяжелом состоянии. Мне его не было жалко. Ни капли. Но и ненависти я не испытывала. Казалось, что все чувства атрофировались. Появилась пустота. Вроде встаешь утром, умываешься, завтракаешь, гуляешь по коридору, а для чего все это делаешь — не понятно. Я не плакала больше. Слезы закончились. Я выслушивала очередные сводки о состоянии дочери со спокойным лицом. Пневмония. Такое бывает при рождении, когда легкие еще не развиты. Любой вирус легко может вызвать пневмонию. Вирусы они же повсюду. Антибиотики. О, ее перевели с аппарата искусственного дыхание. Она дышит сама! Но вечером стало плохо, и аппарат вернули назад. За три дня до моей выписки ее перевели в детскую больницу, где выхаживали недоношенных. Мне ее принесли в одеялке, чтоб попрощаться. В первый раз я увидела малышку без бокса. Маленькая, сморщенная. Чего-то недовольно пищит. На котенка похожа. Сердце так и замерло при виде нее. Минута и ее унесли. Теперь, чтоб ее видеть, нужно было выписаться. В эти дни ее навещал Леша. А я сидела на кровати и смотрела в окно.

Опали листья. Пошли дожди. А когда меня должны были выписать, начались морозы. Больницу я к тому времени ненавидела.

В окне было видно, как прохожие натягивают на уши шапки, поднимают воротники, чтоб спрятаться от порывов холодного ветра. А у меня куртки нет теплой. Только пальто. Куртку я так и не купила. На днях нашли пакет с документами. Что должно было радовать. Ведь не пришлось восстанавливать их по новой. Но радости не было. Я скучала по всем. Скучала по теремку. Домой. Я хотела домой.