Брачный сезон в Уинчестере (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 44

Не мог не заметить произошедшего на пороге дома Чилтонов и Монтэгю. Когда было сыграно несколько робберов, Джулиан подошёл к Раймонду Шелдону.

— Раймонд, почему Тэлбот не принят? Его не пригласила и леди Холдейн…

— Сэр Чилтон сказал, что для некоторых людей нравственность сводится к тому, чтобы не попасть на эшафот. Он заметил, что не намерен никому предписывать принципы морали, но не хотел бы видеть подобных людей в своём доме. Леди же Холдейн, когда её спросили, почему она не пригласила мистера Тэлбота, ответила, что подлость в человеке многое объясняет, но ничего не оправдывает.

— Это они… о Тэлботе?

— Разумеется.

— Но что он сделал, чёрт возьми, за что?

Шелдон пожал плечами и развёл руками.

— Я спросил у леди Холдейн, в чём дело, но мне посоветовали… заняться продолжением рода Шелдонов и не лезть, куда не следует. Я заметил, что если делаю для продолжения своего рода всё, что только могу, с вечера и до утра, то с утра-то до вечера — могу я поинтересоваться чем-нибудь иным? Например, причинами остракизма Тэлбота. Тогда мне сказали, что его сиятельство поставит меня в известность обо всём, если сочтёт нужным. Но отец на мой вопрос сказал, что это подождёт, и тоже порекомендовал мне заняться продолжением рода. Так что я пока в неведении. Но человек, которого сэр Чилтон назвал негодяем, а леди Холдейн подлецом, в общество допущен уже никогда не будет. Это ясно.

Монтэгю побледнел. Да, эти люди определяли мнение света и могли запросто вышвырнуть человека из общества. Перед ним захлопывались двери всех приличных домов. Нет слов, Тэлбот мерзавец, но он, Джулиан, почему-то испугался… Даже руки заледенели. Право слово, Монтень прав, в жизни каждого найдется десяток обстоятельств, за которые его можно десять раз повесить. Но в его жизни были другие обстоятельства. Он заслуживал не петли, но, скорее, плети, сотни звонких розог. Не будем уточнять, по какому месту… И вот теперь человек… да, чего там… человек сходных с ним взглядов и поведения изгнан из общества.

Джулиан Монтэгю почувствовал неприятный холодок, прошедший по спине. Но чего он испугался? Вивьен просто потерял голову. Нести вздор о Шелдоне в присутствии Чилтона! Монтэгю ещё тогда подумал, что такое дураку даром не пройдет. Естественно, в дом Шелдона Тэлбота тоже больше не пустят. Это можно понять. Но неужели граф Шелдон столь мстителен? Закрыть человеку доступ в общество за дурной намёк? Конечно, если Шелдон, Чилтон, Карбэри, мисс Хилдербрандт и леди Холдейн — все откажутся принимать его, с ним будет покончено. Вместе эти пятеро, а точнее, шестеро, ибо добавьте сюда и сэра Винсента, столпы общества, они избавятся от любого. А такие новости — шила-то в мешке не утаишь — мгновенно перенесутся в Лондон, и тогда несчастному только и останется, что прозябать безвыездно до конца жизни в деревне. Кто отдаст за него дочь? Кто возьмёт его сестру? Впрочем, сестрёнку Вивьена Джулиан Монтэгю и со ста тысячами не взял бы…

Но всё же — за что? Случай с леди Радстон? Сама виновата, нечего шляться по мужским спальням. Из-за Раймонда? Разговор тогда при Чилтоне вёлся мерзкий, слов нет, но всё же — за такое не изгоняют из общества. Есть что-то, чего он не знает, понял Монтэгю. При этом Джулиан с некоторым изумлением заметил, что, в общем-то, согласен с вынесенным обществом приговором. Воздух станет чище без Вивьена.

Странно. Эта мысль пронеслась в его голове как молния. Шелдон. Праведник. Тэлбот — подлец. Первого любят, он счастлив. Но даже когда, с точки зрения Джулиана, он вёл жизнь, далекую от наслаждения — он… всё равно был счастлив. Такого нельзя сделать несчастливым. Стоики — вне категорий счастья и горя. Пока Шелдон равен себе — он будет счастлив. Вивьен же обречён. А он? Да, Шелдон, должно быть, прав. Он не такой подлец, как Вивьен. И не праведник, как Шелдон. И потому — его не изгоняют. Но и не любят.

— Кора… — пробормотал он и почувствовал, как тяжелеет дыхание.

Джулиан Монтэгю шёл по тёмным улицам, опираясь на трость, и обнаружил, что его руки странно ослабели. Трость выскользнула и с тяжелым грохотом упала на мостовую. Он торопливо подхватил её. Это, собственно говоря, была не трость, а вещь куда менее безобидная. Стоило отвернуть ручку — и открывался стальной клинок, набалдашник же, налитый свинцом, тоже был оружием небезопасным. Монтэгю заказал её себе в дни своих вояжей по борделям, где столкнуться можно было с чем угодно. Сейчас эта вещь, — напоминанием о прошлом, — показалась омерзительной. Джулиан хотел было швырнуть её в реку, но в последнюю минуту передумал. Трижды глуп тот, кто думает столь легко избавиться от прошлого, сжечь его, как пару замшевых перчаток. Не получается. Шелдон как-то заметил ему, что его похождения — свидетельство незрелости души. Наверно, он и в этом прав. Джулиан и впрямь всё больше стыдился в душе сумасбродства, низости и порочности своих былых чувств и наклонностей. Неужто его душа повзрослела?

Когда Джулиан вернулся домой, сестра уже спала. Монтэгю вошёл в гостиную и заметил на кресле шаль Кэтрин. Рядом лежала Библия, которую она, видимо, читала перед сном. Он улыбнулся, открыл книгу. Глаза его расширились и остановились на строках: «Не следуй влечению души твоей и крепости твоей, чтобы ходить в похотях сердца твоего, и не говори: «кто властен в делах моих?», ибо Господь непременно отомстит за дерзость твою. Не говори: «я грешил и что мне было?», ибо Господь долготерпелив. Помни, что гнев не замедлит, что наказание нечестивому — огонь и червь…» В ужасе почувствовал, как взмокла спина. Монтэгю застонал. Воистину, когда нечестивый проклинает сатану, то проклинает свою душу.

Вивьен дожидался Лоренса Иствуда почти до полуночи и, наконец, увидел его, возвращающегося от сэра Чилтона. Тот издали заметил Тэлбота и, подойдя, молча сел рядом на скамью.

— Что происходит, чёрт возьми? — голос Вивьена прозвенел на пару октав выше привычного.

Иствуд понял, что дружок на пределе.

— Я далеко не всё понял, тем более что старичьё особенно не распространялось, но, как мне показалось, ты здорово чем-то взбесил их всех. Они сидели как надутые индюки, а старый Карбэри и сэр Чилтон говорили такое, что не удивлюсь, если тебя никуда больше не пустят. Это не из-за леди Радстон — о ней никто и не вспоминал. Что ты вытворил-то? Разозлить Чилтона! Наступить на хвост этой змее Холдейн! Старуха Хилдербрандт во всеуслышание назвала тебя негодяем. Связаться с Шелдонами! Есть несоизмеримые величины… И что тебе сделал, чёрт возьми, тот же Раймонд? Я ещё мог бы окрыситься на него, он не женился на Коре, а взял эту нищую красотку от Грэхемов. Но, в конце-то концов, это его право. Ты потерял голову.

Тэлбот, однако, не нуждался в проповедях, тем более от Иствуда.

— Какого чёрта? Что я сделал? Кто они, чтобы… — Вивьен Тэлбот умолк. Ему пришла в голову мысль об Элизе. Но нет. Это всплыть не могло. Каким образом?

Иствуд тоже молчал, думая про себя, что Вивьен явно не в себе. Кто они! Идиот! Эти шестеро — столпы общества! Чилтоны из Чилтончейз, Холдейны и Хилдербрандты с датского владычества, о Шелдонах и говорить нечего — с десятого века в летописях, Карбэри купили Хаусонхилл три века назад, Сейвари, конечно, почти выскочки, но Натгроув приносит не меньше пяти тысяч в год, да и Ривермаус ещё тысячи три, не меньше. Кто они! Люди это, милейший мой мистер Тэлбот, богатейшие и влиятельнейшие, и не чета каким-то там Тэлботам из Вудонхилла, который и купил-то твой папаша, заработавший торгашеством! Они могут всё. Он ещё спрашивает, кто они!

Но вслух Лоренс ничего не сказал, понимая, что разговаривать с Вивьеном бесполезно и думал только о том, как распрощаться и поскорей уйти. Но Тэлбот сам, причём, не прощаясь, сорвался со скамьи и исчез в темноте.

Лоренс Иствуд ещё несколько минут сидел неподвижно, погрузившись в раздумья, но не мысли о дружке занимали его. У всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего. Он уже и забыл о нём, размышляя о том, что тяготило, и весьма, его самого. Долги росли, они превысили его доходы, мотовство и карточные проигрыши нанесли состоянию заметный ущерб. Понимающие люди рекомендовали ему распродать всё, что можно, расплатиться с основными долгами, сдать в аренду дом, и за несколько лет поправить дела. Иствуд морщился. Он не привык себе отказывать, но главное, что унижало его в предложенном плане — это признать своё разорение. Поправить дела можно было и проще, и этот способ занимал в последнее время все мысли Лоренса Иствуда. Женитьба. Мисс Гилмор, приданое которой как нельзя лучше решит все его проблемы. На вечере в Шелдонхолле Лоренс Иствуд решил приступить к осуществлению этого плана вплотную. При этом, общественный приговор, закрывший Вивьену доступ в общество, пришёлся донельзя кстати, теперь мисс Энн, не видя Тэлбота, безусловно, обратит на него внимание. Лоренс усмехнулся, подумав, что никогда ещё решение старых святош, ригористическое и жёсткое, не казалось ему столь верным и своевременным.