Возможности идентичности (СИ) - "Mary Lekonz" - Страница 2

- Это… - нерешительно обращается к режиссеру.

Я откидываюсь на спинку дивана, предвкушая театр одного актера. Брат определенно на пике вдохновения - невероятно логичен и убедителен. В два счета доказывает режиссеру, что Густав забьет на хрен своими палочками всех лезущих к нему девиц. А Георг вообще всегда так сосредоточен на игре на бас-гитаре, что не обратит внимания на творящееся вокруг приставалово, а зачем тогда его лапать? Мысленно аплодирую брату. Йорки и Густав смотрят на Тома, как на джедая-спасителя.

- Что касается меня… - Том делает значительную паузу и смущенно разводит руками. – Понимаешь, чувак, я не такой актер, как брат. Если меня начнут трогать прямо в кадре… ну я блин за себя не отвечаю… натура у меня страстная. Может, лучше не надо?

- Не понял, - недоумевает режиссер. – А зачем тогда я старался? Возвращаемся к первому варианту? - обращается ко мне, как к самому адекватному из компании.

Парни облегченно выдыхают.

- Как это?! – возмущаюсь я. - Я хочу сниматься в главной роли. Выкидываем из оргии этих трусов, а меня оставляем.

- Окей, - снова соглашается режиссер и опять что-то записывает.

- С детства страдал эксбиционизмом, - пытается поддеть меня брат.

- Почему же страдал? Наслаждался! – спокойно отзываюсь и готовлюсь выслушать новые раскладки режиссера.

***

- Отлично! Снято! – звучит голос режиссера.

- Похоже, мне необходимо поправить макияж, - пританцовываю в накинутой на голые плечи шубке, протягиваю руку за бутылкой воды.

Вообще-то в помещение прохладно. Видимо, так задумано, чтобы мы не сильно разгорячились от жарких сцен. Но лично я, услышав команду «Мотор», моментально абстрагируюсь от эмоций, словно смотрю на себя со стороны, работая с лицом и телом, как с послушной формой. Изображаю отстраненную страстность, пока чужие руки и губы скользят по телу. Неприятно, что остаются мокрые следы. Лицо - в прозрачном блеске для губ. Веселая гримерша поправляет грим. Глупо скалюсь, изо всех сил показывая смущение. Я ведь должен чувствовать себя немножко неловко, это ведь первый клип в таком жанре? То, что я с удовольствием и давно отрываюсь на тусовках и танцполах в ночных клубах полуголый, не считается.

- Все хорошо?

- Да?

- Горячо, не так ли?

- О да. Горячо.

Я так лихо показываю неловкость, что на самом деле начинаю нервничать.

Парни сидят поодаль, курят и обсуждают прелести массовки. Густав, поняв, что на его барабаны и добродетель никто не покушается, приходит в благодушное настроение и отпускает шуточки не хуже Георг, который от стресса прощает американским неучам собственное перевранное имя, согласившись и на «Герхарда», и на «Джоржа». Том активно хохмит. Слишком активно. Чувствую, он на грани. Крутит на палец прядь темных волос.

Следующий сюжет оправдывает мои ожидания. Большой кучей народа усаживаемся на белом диване. Сзади – модель Кира упирается костлявыми коленками в бедро. Ерзаю, пытаясь пристроиться поудобнее.

- Сделай так на камеру, Билл, – требует режиссер.

Киваю. Справа – симпатичная девчонка с копной шикарных длинных волос, щекочущих лицо. Жаль, что у нее такие жесткие руки, хватает меня холодными пальцами за лицо, как щипцами. Слева – смазливый блондин, не знает, как ко мне притронуться и прерывисто дышит в ухо. Команды оператора и режиссера сбивают весь сексуальный настрой, даже если кому чудом и удается возбудиться. В мыслях параллельно возникает вопрос, как же снимается профессиональное порно, вернее, как актеры могут еще что-то творить друг с другом под прицельным вниманием камер и замечаниями постановщиков.

Георг сверкает глазами, как кот по весне, и восторженно общается с камерой. Впечатлен.

Пока съемочная группа прокручивает и обсуждает отснятое, присаживаюсь к Тому. Брат делится сигаретой.

- Отлично смотришься, - нарочно небрежным тоном. – Полный экстаз.

- Прозвучало, как «полный отстой», - усмехаюсь, прикуривая от его сигареты.

Вижу злые искры в карих глазах. Ярость на брата накатывает медленно, но неумолимо, как морская волна. Чувствую все оттенки близнецового гнева – невольное восхищение заснятыми картинками замешано на стыде от того, что сам не набрался храбрости для участия. Неловкость. Ревность.

- Том, - хочу положить руку на его коленку, но понимаю, что прикосновение сейчас будет лишним. – Ты возбужден больше меня.

- Ты в кадре… просто улет. Ходячий афродизиак, - признается, смотря на съемочную площадку.

- Ревнуешь? - интересуюсь тихо.

Взмах черных ресниц. Качает головой еле заметно.

- Разве я веду себя так в постели? – киваю в сторону тусовки. – Ну скажи, похож этот мой постановочный «экстаз» на настоящий?

Том замирает на мгновение. Вижу, как перестает кусать губы. И, наконец, робко улыбается. Утыкаюсь носом в его бороду, вдыхаю запах и тут же чувствую, как закололо в кончиках пальцев. Ходячий афродизиак – мой старший брат. Сумасводящий, безумный секс-наркотик, моментально действующий на нервные центры. Отскакиваю от близнеца, собирая враз рассыпавшиеся мысли. Трусливо убегаю к массовке, ловлю обострившимися чувствами тяжелый довольный взгляд на своей спине.

Пока я делаю селфи с участниками нашей оргии и пью капучино, быстро отснимаются сюжеты с парнями, практически с первых дублей. Режиссер и операторы поражены, как они круто держатся перед камерами. Усмехаюсь - тупые американцы, мы же не новички в шоу-бизе.

Только сейчас замечаю, что Том в футболке «имени меня». Смеюсь, сбрасывая напряжение.

Старший братец, блестя глазами на посвежевшем от грима лице, распинается о том, что в клипе все любят друг друга, кроме него и Георга. Звучит как-то извращенно, но чтобы не сбивать с толку взбодрившегося Тома, молчу и хихикаю про себя.

Снова перерыв. Гримерша и оператор тискают Малыша. Девчонки из массовки кормят его позволенными вкусностями и умиляются прыжкам и ужимкам.

Общаемся с камерой в гримерке, перед следующей сценой. Всеми силами показываю необыкновенное оживление. Меня же должно это волновать?! Том сидит рядом с каменным выражением лица.

- Мы ведь сделаем это, не так ли? – даже подскакиваю от нетерпения.

- Да, - отзывается режиссер.

- Ох, не могу дождаться, - смотрю в камеру, изображая счастье ребенка, ждущего Санта-Клауса. – Мне сделают минет первый раз в жизни.

Глупо смеюсь, замечаю кривую усмешку брата. Том, ну отомри, приколись, ведь твоя тема! Не могу же я сказать, что именно сегодня утром проснулся от охренительного минета в твоем исполнении!

Сцена дается нелегко. Крупный парень, которого выбрали из-за редкой невозмутимости, тормозит, Кира стоит, как деревянная кукла, лифт не закрывает двери, а меня вдруг пробивает на нервный хохот. Проржавшись со всей группой, мы наконец-то заканчиваем со злополучным сюжетом.

Проходя мимо стоящего с отстраненным лицом Тома, шепчу еле слышно:

- Несравнимо.

Близнец фыркает.

Вечером уставшие и обалдевшие от ударной дозы эротики Густав и Йорки падают на диван в гостиной с литровой бутылью джина и устраиваются, видимо, надолго. Том, изображая гостеприимного хозяина, ставит перед друзьями несколько банок тоника и горячую пиццу.

- Я в душ, - сообщаю компании. – Чувствую на себе похотливые руки.

- И языки, - поддерживает Георг.

Том открывает рот, чтобы продолжить мысль, но смотрит на меня и послушно молчит.

Я чертовски устал. Выворачиваю краны и прислоняюсь спиной к стене. Двенадцатичасовой рабочий день высосал все силы. С непривычки голова болит, а мышцы сводит усталостью. Как только организм понимает, что дома, тут же пытается отрубиться и заснуть.