Убежище (ЛП) - Кук Тонья - Страница 8

У Гилтаса были шпионы среди слуг Сахим-Хана, люди, имевшие знакомых в Дельфоне и других, меньших городках вдоль побережья. В их докладах говорилось, что не проходит и дня, чтобы корабли минотавров не огибали Ожерелье Хаббакука, направляясь к побережью Сильванести. Их трюмы трещат под весом вооруженных солдат, посылаемых на усиление армии, уже стальной хваткой удерживающей родину эльфов. Беседующий и не смел надеяться одолеть такого врага, не сейчас.

Он все это поведал Кериан, добавив: «Всему свое время. Время освобождения наших потерянных земель еще не пришло».

Она обошла кровать и опустилась на другую сторону матраса. «Вместо этого я отправляюсь к верховной жрице Храма Элир-Саны и прошу у нее помощи в поисках твоей мифической долины. Ты еще не устал просить людей об одолжениях? „Дайте нам землю. Дайте нам пищу. Дайте нам воду“. Эльфийская гордость умерла?»

Сидя спиной к спине, их кровать была столь узкой, что они едва не касались друг друга, муж с женой смотрели в противоположные стороны. С таким же успехом они могли находиться за многие мили друг от друга. Львица покраснела от ярости, ее кулаки были стиснуты; лицо Гилтаса со следами усталости было бледным, челюсть застыла от напряжения.

Наконец он сказал: «Нет, леди, эльфийская гордость не мертва, просто спрятана, как великий архив Квалиноста, в ожидании того дня, когда мы сможем позволить себе снова продемонстрировать ее».

Они оба легли. Спустя минуту Гилтас протянул руку, но Кериан отодвинулась, свернувшись на краю кровати, как можно дальше.

Так они и заснули — свернувшаяся калачиком, отвернувшись от мужа, Кериан и Гилтас, лицом вверх, с рукой, протянутой к ее напряженной спине.

2

«Четкие границы, вот где все ясно. Где безупречно сходятся земля и небо, и между ними ничего. Человек видит, что есть что, и кто есть кто. Добро и зло очевидно. Говорят, в море так и есть. В пустыне тоже».

Проводник, прямая противоположность обычно молчаливым кочевникам, обхватил руками шею лошади и продолжил излагать свою философию. Его аудитория из одного слушателя, ехавшего в нескольких шагах позади, не отвечала. Принц Шоббат Кхурский слушал вполуха. Солнце час, как взошло, и жара уже была невыносимой. Шоббат поправил поля своей широкой фетровой шляпы и в сотый раз сказал себе, что его цель стоила подобных мучений.

Насколько Шоббат мог видеть, со всех сторон был песок, обломки камней и разбросанные тут и там валуны, отбеленные до единого оттенка неумолимым солнцем. Никакие другие цвета не вносили разнообразие в этот путь на северо-запад от Кхури-Хана в нехоженые пустоши, составлявшие большую часть королевства Кхур. И никакой тени. Только невыносимый свет днем и безупречная звездная темнота ночью.

Обозревая пустое пространство вокруг себя, Шоббат удивился бы, если бы здесь, в конце концов, не нашлось темы для болтуна кочевника. Лишенный деревьев и зданий, этот пейзаж определенно сохранился с начала времен.

«В зеленых землях деревья, трава и все такое прорастают из грязи, чтобы связать вместе воздух и землю», — говорил его гид. — «Облака в небе — это дыхание всего растущего, затуманивающее воздух. Под ногами нет ничего, кроме разложения, червей, жуков и тлена, гниющей мантией устилающих эту землю».

Шоббат хрюкнул, от ослепительного блеска его глаза было сощурены до узких щелочек. «Да ты поэт».

«Нет, милорд. Кочевник. Я всю свою жизнь имел дело с четкими границами».

Гида звали Вапа. Его лицо было таким сухим и обтянутым кожей, что ему могло быть от тридцати до шестидесяти лет. Его борода была длинной, такого же однообразно коричневого цвета, что и песок. В волосы головы были вплетены тонкие тростинки, поддерживавшие защищавший голову и шею светлый тканевый навес. Вдоль кромки грязной льняной ткани были вышиты пауки. Черно-оранжевый прыгающий песчаный паук был символом клана Вапы. Один укус этой твари в считанные минуты мог убить человека или за день сгноить ногу здорового коня.

Глаза Вапы под такими густыми бровями, что те были заплетены в крошечные косички, были бледно-серыми. Необычный оттенок среди кхурцев, но не неизвестный в клане Вапы. Сероглазые кочевники не щурили постоянно глаза, как другие обитатели пустыни. Широкоглазые в земле губительного сияния, люди Клана Прыгающего Паука, очевидно, лучше других знали о своем окружении. Многие были предсказателями и обладали даром предвидения, и по этой причине кочевников вроде Вапы называли «зеркалоглазыми».

Принц Шоббат, старший сын Сахима, Хана Кхура, был не особо приятным. Тридцати с лишним лет, он был (как однажды заметил придворный остряк) «бородатым и слабовольным». Он носил свободную льняную тунику, заправленную в штаны для верховой езды из того же материала, и высокие сапоги из темной кожи. Желто-красный кушак на поясе не скрывал, как он рассчитывал, его благородное брюшко, а лишь подчеркивал его. В том же духе, его короткая черная борода едва прятала наметившийся двойной подбородок. Когда его отец был в его возрасте, он уже десять лет как являлся ханом. А всего, чего достиг принц к этому моменту, это много есть, много пить, и добиваться великого множества привлекательных женщин. Данная поездка знаменовала его первую значимую вылазку за стены Кхури-Хана. Ей предшествовала сломанная стена и таинственная каменная табличка.

После Исчезновения Лун драконица Малистрикс захватила Кхур. Не прекращавшиеся атаки Великой Красной сильно повредили Кхури ил Нор. После свержения Малис Сахим-Хан дал своему старшему сыну поручение надзирать за починкой дворца. Это было глупое неблагодарное занятие, пока, однажды, разрушавшие треснувшую стену в южном крыле рабочие не наткнулись на спрятанную в нише внутри блоков каменную табличку.

Шоббат немедленно собрал команду ученых перевести эту табличку. Это было нелегко. Текст был написан на иератическом истарском, сложном жреческом языке, использовавшимся теократической элитой той затерянной земли, но, работая тремя группами по двое, шестеро ученых за дюжину дней закончили перевод. Шоббат собрал переводы, нашел, что они идентичны, а затем казнил ученых.

Он сожалел о том, что пришлось приказать умертвить их, так как уважал ученость, но он не мог рисковать, чтобы кто-то узнал об их открытии. Шоббат проследил, чтобы их смерть была быстрой и безболезненной. Ученых вечно мучила жажда. Чтобы отпраздновать завершение работы, он послал каждому из них особое вино, приправленное мышьяком. Оно навсегда утолило их жажду. Эти смерти были списаны на последователей культа и вскоре забыты.

Принц в тайне выработал план. Он послал доверенных людей на Большой Суук найти пустынного гида. Вапа и был результатом этих поисков. Зеркалоглазые кочевники имели репутацию бесподобных навигаторов песков.

Этот кочевник не задавал вопросов, зачем изнеженный принц желает отправиться в смутную точку более чем в двух днях езды на северо-запад от города. За десять прекрасных стальных мечей и такого же количества жеребцов, отобранных из личного табуна Хана, Вапа проводил бы Принца Шоббата на дно Кровавого Моря.

«Четкие границы», — повторил гид. — «Они делают людей сильнее и честнее, позволяют им ясно видеть и знать то, что неведомо обитателям зеленых земель».

Шоббат вежливо спросил, что это может быть.

«Волю Всевышних».

Шоббат спрятал улыбку, не желая восстанавливать против себя человека, от которого зависела его жизнь. Единственные среди всех народов мира, кочевники пустыни никогда не прекращали поклоняться своим старым богам. Сахим-Хан всегда говорил, что это из-за того, что прямое солнце выкипело их скудные мозги. Отец Шоббата насмехался над кочевниками, потому что боялся их. Девять раз за бурную историю Кхура правящих ханов убивали в бою их собственные подданные из пустыни. Сахим-Хан не собирался быть десятым.

«Лэддэд пришли сюда из зеленых земель», — сказал Шоббат. — «Пишут, что они дали земле первую жизнь, а их маги могут заставить цвести сам камень».

«Они не сделают эту землю зеленой».