Убежище (ЛП) - Кук Тонья - Страница 44

Он утвердительно буркнул и добавил: «Мне нужно нанести еще один визит. Когда мы доберемся туда, вы со своими людьми можете возвращаться в нашу квартиру».

Пять рыцарей незаметно ускользнули, двигаясь, словно группа теней. Выбравшись из густонаселенного района Хамик, Хенгриф повел их в северную часть города, известную как Хабала. Разрушенная Малис и ее приспешниками, она все еще не была восстановлена. Виды и запахи живых, пульсирующих районов Кхури-Хана закончились, как только они пересекли Истра-стрит и вошли в руины. Хенгриф остановился у разрушенного жилища и отпустил своих людей.

Они колебались. Лейтенант сказал: «Милорд, мы подчиняемся, но… наши жизни связаны клятвой оберегать вас. Не следует ли нам сопровождать вас?»

«Не в этот раз. Ступайте».

Они неохотно повиновались. Хенгриф оставался на месте, пока четверо преданных его воинов не завернули за угол и скрылись из вида. Убедившись, что остался один, Хенгриф двинулся вперед. Здесь не горели ни факелы, ни лампы. Единственным освещением был свет звезд. Тем не менее, он довольно успешно продвигался через разрушенные дома. Он очень хорошо знал дорогу.

На фоне ночного неба одиноко торчала высокая башня. Ее верхние этажи были обрушены красной драконицей, но даже усеченная, башня по-прежнему была во много раз выше любого другого строения в округе. У ее основания груда обломков находилась на месте изящной виллы, когда-то служившей домом самому богатому торговцу финиками Кхура. Его кости гнили где-то под рухнувшими стенами особняка.

Плывшие со стороны моря облака закрывали звезды, погружая развалины в абсолютную темноту. Это было зловещее путешествие по разрушенным участкам, загроможденным обломками скульптур, булыжниками и нанесенным ветром мусором, садам, теперь служившим домом лишь тонким неухоженным финиковым пальмам. Интерьер одного когда-то великолепного, а теперь стоящего без крыши дома был открыт взорам. То, что осталось от его гипсовых стен, было расписано пестрыми пейзажами пустынной жизни, эти картины потрескались и шелушились. Проход среди мусора был едва широким для ноги Хенгрифа. Проделавший его был намного меньше Хенгрифа.

Он прошел первую метку — пятнадцатисантиметровый квадрат пергамента со знаками, нанесенными красными и черными чернилами. Предупреждение. На разрушенный дом было наложено заклятие тревоги. Если бы на Хенгрифе не было оберега, его охватил бы беспричинный страх.

Добравшись до атриума, с пересохшим фонтаном и заросшим бурьяном садом, он прошел вторую метку. Это был человеческий череп с забитыми глиной глазницами. В каждую забитую глиной глазницу был воткнут голыш полированного малахита, гротескное изображение глаз. Они ими и были. Обитатель разрушенной виллы мог следить за проходом при помощи этих магических глаз. С нарушителями поступали жестко.

Рыцарь наткнулся на одну такую неудачливую душу. У фонтана лежал, вытянувшись, кхурец. Его туловище было разодрано, и тело оставлено здесь в качестве дополнительного предупреждения для неосторожных. Хенгриф по одежде предположил, что это был нищий, пришедший сюда в поисках безделушек на продажу. Больше они ему уже не понадобятся.

У подножия разрушенной башни находилась третья метка. Простая медная табличка из тех, что используются в тавернах по всему городу, была прибита тремя железными гвоздями к двери башни. В меди были процарапаны линии. Они образовывали значок безумия. Любой, проходящий через дверь без должной защиты, немедленно сойдет с ума.

Хенгриф фыркнул. Возможно, нынешний обитатель виллы как-то раз пришел домой без своих защитных амулетов. Это многое бы в нем объяснило.

Несмотря на повсеместную разруху, большая дверь плавно и бесшумно повернулась внутрь на хорошо смазанных петлях. Внутри сильно пахло мускусом.

«Приветствую!» — Он попытался позвать тихо, но его голос все равно прогрохотал барабанным боем.

Что-то шевельнулось в темноте. Что-то большое. Его рука легла на рукоять меча.

«Фитерус! Это Хенгриф», — сказал он, чувствуя себя отчасти глупо. Его голос трудно было спутать с чьим-либо еще.

Над головой возник квадрат света, когда открылся люк. Хенгриф поднял руку, чтобы заслониться от внезапного сияния. При свете он увидел свернувшегося у дальней стены, в нескольких метрах от него, странного зверя. У того было темно-желтое тело и конечности льва, но длинную шею покрывали мелкие чешуйки бронзового цвета. Но самой выдающейся частью тела была его голова. В обрамлении короткой жесткой гривы рыжеватых волос, она была круглой, как у человека, с человеческими ледяными голубыми глазами, плоским носом и очень широким ртом.

Рот раскрылся в ухмылке, когда Хенгриф крепче сжал рукоять своего меча. По меньшей мере, четыре ряда зубов, один за другим, полированной сталью блеснули в широком рте. Большие глаза пристально не мигая уставились на него. Тут рыцарь понял, что случилось с лежавшим снаружи мертвым нищим.

Из раскрытого люка развернулась веревка с узлами, ее конец упал на пол у ног Хенгрифа. Рыцарь принялся настороженно подниматься. Хорошее место для засады, подумал он.

Когда голова и плечи Хенгрифа показались в комнате наверху, его навалившейся тяжестью окатил жар. Масляные лампы с серебряными отражателями ярко освещали обстановку, но тепло шло от двух больших каминов, расположенных друг напротив друга в большой круглой комнате. В каждом ярко пылал огонь.

Комната была украшена в исключительно традиционной кхурской манере, что сбило бы с толку коренного кхурца. Темно-желтые ковры были уложены пятнадцатисантиметровым слоем, помогая скрыть покоробленный пол. Каждый сантиметр стен был укрыт гобеленами, изображавшими не только кхурские пейзажи пустынь и оазисов, но и заморские виды — варварское великолепие Эргота, сдержанную пышность старой Соламнии, и геометрические узоры Тарсана, выполненные золотым шитьем.

Стульев или столов не было, только шелковые и бархатные подушки, диваны с накидками из плисовой шерсти и дамаста и низкие столики, предназначавшиеся для обедавших на полу. Удушливой атмосфере способствовали свисавшие с потолочных балок драгоценные курильницы; они наполняли воздух тяжелым запахом специй.

Сбросив веревку в люк, хозяин дома вернулся к своему обеду. Гравированный серебряный поднос покоился на диванных подушках рядом с ним. Хенгриф взглянул на его содержимое, и быстро отвел глаза. Какая-то птица, ощипанная, но неприготовленная. Варварство.

«Добро пожаловать, благородный Хенгриф», — произнес Фитерус, делая взмах рукой.

Его бесформенная маскировка исчезла. Сбросив тяжелую драную мантию и толстый серый парик, Фитерус оказался эльфом зрелых лет с пушистыми белыми волосами, бровями, словно тонкие крылья над светло-карими глазами, и подбородком, острым, точно нос боевой галеры. Его руки были необычно большими для эльфа, с выступающими суставами и исключительно длинными пальцами, потемневшими за десятилетия смешивания зелий. На нем были длинные белые шелковые брюки и укороченный геб.

«Забавный у тебя сторожевой пес», — сказал Хенгриф, обдумывая, где бы сесть.

«На самом деле, редкое существо. Заморская мантикора. Она обеспечивает мое уединение».

Фитерус указал, что рыцарь мог бы присоединиться к нему, но Хенгриф уселся на низкий столик рядом, убедившись сперва, что тот достаточно крепкий, чтобы выдержать его вес. Он не захотел ни развалиться на подушках на диване рядом с магом, ни сидеть на устланном коврами полу у его ног, словно проситель.

«Новый поворот событий», — сообщил он. — «Принц Шоббат восстановил свой рассудок. Как обычно, он жаждет низложить своего отца, но когда я упомянул, что эльфы вошли в долину, у него едва не случился рецидив. Он так напуган, что хочет поднять пустынных странников, чтобы остановить эльфов». Хенгриф показал письмо Шоббата. «Он дал мне это воззвание, в котором призывает их объявить священную войну эльфам».

«Шоббат — идиот. В нем говорится о чем-нибудь еще?» — Фитерус аккуратно впился зубами в неприготовленную птицу. Кровь стекала по его подбородку, пока он не вытер ее салфеткой.