Опасные игры - Мэрфи Уоррен - Страница 21

И Римо решил покончить с этим сейчас. Он сделал вид, что слушает.

— Это было во времена, когда еще не было этих ваших игр, которые вы называете Олимпийскими. В те времена между многими корейскими городами проводились спортивные состязания. И случалось так, что жители двух из этих городов беспрестанно воевали между собой, хотя и объявляли перемирие на время игр, которые сами по себе являлись величайшим проявлением доброй воли людей друг к другу.

Итак, однажды вечером Величайший Мастер Ванг сидел дома и ел свой любимый суп с рыбой, — он готовил этот суп с очень горьким красным перцем, который выращивали тогда в этой части страны. Чудесный суп, он оказывал особое согревающее воздействие. Однако не слишком сильное. Это был...

— Чиун, пожалуйста! — взмолился Римо. — Оставь в покое суп и давай по существу!

— Ты совершенно равнодушен к прекрасному, — упрекнул его Чиун.

— Я совершенно равнодушен к супу.

— Как бы то ни было, жители первого города пришли к Мастеру и сказали ему, что хотят, чтобы он вкрался в доверие к правителям другого города, с тем чтобы получить возможность состязаться на играх от имени того города. Пока все понятно?

— Да. Город А попросил Ванга выступить от имени города В.

— Эти города не назывались городами А и В, — сказал Чиун. — Они назывались...

— Давай дальше, — перебил Римо. — Я слушаю. Оставь в покое города вместе с супом.

— Итак, Мастер Ванг сделал то, что от него требовалось: выступил от имени второго города и, конечно же, победил во всех состязаниях. И в большинстве из них одержал победу над чемпионом первого города, того самого, который его нанял.

— Зачем? Зачем первому городу понадобилось нанимать Ванга?

— Величайшего Мастера Ванга, — поправил Чиун.

— Зачем первому городу понадобилось нанимать Величайшего Мастера Ванга, чтобы он их победил? Это же противоречит здравому смыслу.

— Помолчи и дай мне закончить.

— Давай, — сказал Римо.

— Когда Величайший Мастер Ванг победил во всех состязаниях, его как героя понесли на руках во второй город. Жители второго города спросили его, чего он желает в качестве награды за свое великое мастерство, которое принесло им такую славу. Он сказал, что хочет, чтобы они оказали ему честь. Он предложил им проделать в стене города проход, в знак того, что, имея такого чемпиона, как Великий Мастер Ванг, город не нуждается ни в каких стенах.

Итак, начальники города проделали в стене проход. Когда они показали ему эту стену. Величайший Мастер поднял их на смех. Такая маленькая дыра для такого великого героя была оскорблением. И дыру сделали намного больше. Когда в ту ночь все уснули, Величайший Мастер Ванг вышел из второго города и пошел к себе домой. А чуть позже воины из первого города через дыру в стене проникли во второй город и разделались со своими врагами.

— Старина Ванг просто молодец, — сказал Римо. — А мораль этой истории такова: никогда не доверяй Мастеру Синанджу.

— В этой истории много моралей, но эта к ней не относится. Во-первых, Величайший Мастер Ванг исполнил то, для чего его наняли. То есть лишил защиты второй город. И сделал это безукоризненно. Между прочим, насколько мне известно, греки как-то позаимствовали этот прием при проведении своих Олимпийских игр. Причем бесплатно. Никто почему-то никогда не платит Синанджу за то, что у нас заимствуют.

— Ну, ладно, ладно. И какое же все это имеет отношение к террористам?

— Иногда мне кажется, что ты действительно туп как пень. Величайший Мастер Ванг понимал, что лучший способ проникнуть в какое-либо место — это заранее оказаться внутри него.

— Не понимаю, что общего это имеет с нашей проблемой.

— Пень, — пробормотал Чиун. — Тупее пня.

Глава одиннадцатая

Через десять минут после того, как Римо и Чиун вошли в свою комнату, под дверь им сунули «Правила поведения для участников Олимпийских игр».

Текст, занимавший шесть листов розоватой бумаги, был напечатан крохотным шрифтом «диамант», который в Соединенных Штатах не использовался уже сто лет, за исключением случаев, когда печатали всякие сплетни да клички лошадей, занявших на скачках последние места.

— О чем там? — поинтересовался Чиун.

— Но знаю, — ответил Римо. — Этого и за год не прочтешь. Но вот, для начала: не покидать территорию олимпийской деревни, ни с кем не разговаривать. Не фотографировать. Доносить обо всех, кто это делает. И даже не пытаться победить славных спортсменов из стран славного коммунистического лагеря. Если хочешь переметнуться к ним, сообщи куда следует. Таких обещают показать по телевидению. Ну, а через двадцать минут состоится автобусная экскурсия, и все могут поехать.

— Я не поеду, — сказал Чиун. — Россия действует на меня угнетающе. В стране, где стоят в очередях за сигаретами, мне не на что смотреть.

— А я, пожалуй, поеду, — сказал Римо.

Он подумал о Джози Литтлфизер. Она наверняка поедет на эту экскурсию.

Чиун бросил на него подозрительный взгляд.

— Да, поезжай, — сказал он. — Потом расскажешь, что было интересного.

— А тебе не будет тут скучно одному? — Римо почему-то почувствовал себя виноватым.

— Конечно, нет. Я совсем не против побыть в одиночестве. Если по правде, то я и так один с тех пор, как имел несчастье с тобой встретиться. Я останусь и отдохну. Потом прогуляюсь по деревне. Пустое времяпрепровождение — это для молодых. А я тут все осмотрю — ведь я здесь по заданию моего императора. И я...

— Тогда пока, — сказал Римо, направляясь к двери.

Существует особый способ преодоления чувства вины, в равной степени свойственный европейским матерям и корейским наемным убийцам, благодаря которому через какое-то время это чувство преобразуется в ощущение веселья. Римо больше не чувствовал себя виноватым.

Он стоял на площадке, где длинной чередой выстроились неуклюже-громоздкие красные автобусы без кондиционеров. Секретные агенты, тщетно изображавшие из себя экскурсоводов, упорно пытались затащить Римо в автобус, но он, столь же упорно не обращая на них внимания, продолжал ожидать Джози Литтлфизер.

Она появилась через двадцать минут, вместе с группой американских гимнасток, и Римо вновь поразило, насколько более крупной и женственной выглядела она на фоне остальных девушек.

Увидев его, она вся просияла, и Римо небрежно махнул ей рукой, делая вид, будто вовсе не ждет ее, а очутился тут по чистой случайности.

Она улыбнулась и спросила:

— Давно ждешь?

— Только подошел, — ответил он.

Она смотрела на него не отрываясь, и улыбка продолжала играть в уголках ее рта.

— Двадцать минут, — признался он.

— Ну вот, — сказала она. — Это уже вызывает у меня чувство уверенности. Ты не забыл, что обещал дать мне кое-какие советы насчет упражнения на бревне?

— Можешь не сомневаться. Победа тебе гарантирована, — ответил он. — На экскурсию едешь?

— Похоже, эти чиновники не оставили нам выбора, — сказала она и прибавила, копируя русский акцент: — В два часа собраться для поездки на экскурсию по красавице Москве. Не фотографировать. Не взрывать мосты.

Римо рассмеялся:

— Тогда поехали. Не будем огорчать наших русских хозяев.

Они сели на заднее сиденье, безуспешно пытаясь не слышать русского экскурсовода, превозносившего прелести жизни в коммунистическом государстве, пользуясь мегафоном, мощности которого позавидовал бы владелец любого нью-йоркского дискоклуба.

— Я не против комиков Карла Маркса, — сказал Римо Джози, — но такая громкость — это уже слишком.

— Он потому так орет, чтобы ты не заметил очередей у магазинов и как плохо одеты люди.

Римо посмотрел в окно и понял, что Джози права. Городской пейзаж напоминал старую кинохронику времен Великой депрессии в Америке. Одежда на людях была мешковатая и уродливая.

— Как в черно-белых фильмах, — сказал Римо. — Ужас.

— В Америке тоже хватает ужасов, — заметила Джози. — Мой народ выглядит точно так же. Может быть, люди, которых все время подавляют, которым говорят, чтобы они знали, так сказать, свое место, во всем мире выглядят одинаково.