Замочить Того, стирать без отжима (СИ) - Инодин Николай - Страница 51

А тётка к бардаку подходит даже не разглядывая, словно всю жизнь на таких ездила.

— Алё, — говорит, — военный! Тебе про славянский шкаф заливать, или без пароля обойдёмся? Лично мне, — говорит, — твоя аватара  в бандане и без того знакома.

Я на неё таращусь, и знакомых женского пола перебираю — хоть убей, такой не припомню, хотя на склероз и до переноса не жаловался.

— Здрасте, — говорю, — Рад видеть вас на нашей Калифорнийщине, — а сам по новой список штудирую. Лицо симпатичное, но не мой типаж, я северный тип предпочитаю, а у этой скорее что-то семитское просматривается.

– Нет, Свояк, не старайся, всё одно не узнаешь. Веру Алексеевну Стессель тебе видеть не приходилось.

Оно правда, конечно. Но в таком случае, значит, госпожа Стессель у нас в сети регулярно шарит и личность мою запомнила.  И так мой скепсис на роже отразился, что дамочка не выдержала и расхохоталась, заразительно так.

— Брось, — говорит, — дуться, про перенос в чужое тело забыл, что ли?  Цинни я, тапки тебе в книжку про попадание в Кума-Манычскую котловину кидала. Постап которая.

— Семён Семёныч! — хлопаю я себя по лбу, хохочем уже на два голоса.  Галантно протягиваю даме руку и помогаю взобраться на броню, в длинной юбке это та ещё акробатика.

— Сергей Михайлович! — обращается Цинни к стоящему у катера в позе жены Лота мичману, — возвращайтесь на крейсер, передайте Александру Васильевичу, что я встретила тех, кого ожидала. Сейчас мы быстро съездим в местный штаб, и на берег прибудет группа лиц для обсуждения совместных действий.

— Каких действий? — вполголоса удивляюсь я, —  БРДМ в кильватер к крейсерам пристраивать?

— У нас на кораблях целый стрелковый полк имеется. Найдёте куда пристроить?

Вот это номер!

— Хе! — говорю.

И головой — дёрг. Улыбается, знает, у кого спёр. Точно наша.

— Тогда спускайте ноги в правый люк, а я за руль сяду, стоит наших порадовать.

И мы покатили. Я даже штатную упряжку из десяти волов не стал привлекать — для такого случая бензина не жалко.

Margarita Zanudene aka Максимка

 Вчера с соседнего склона скатился огромный камень. Красивый, полосатый такой. Лежал там неимоверное количество лет, и вдруг решил сменить своё положение в мире. Впрочем, что я могу знать о настроении камня? Представляете, как он отлежал тот бок, который был обращён к горе?  А может быть ему надоели лучи солнца, каждое утро бьющие… Не знаю, куда там могли бить эти лучи, я же не камень. Но вот теперь он лежит внизу, наши сосны надёжно укрыли его от палящего светила. Видимо, из благодарности за то, что скатываясь с горы, он ни одну из них не сломал.

Камень лежит довольно далеко от моего ресторанчика и виден плохо. Я колдую с джезвами и время от времен поглядываю в его сторону.  Иногда камень заслоняют крепкие мужские спины, обтянутые белой или пятнистой тканью. Белые, как правило, перечёркнуты ещё и ремнями портупеи. Запрет на курение в павильончике наших гостей удивил, но курить они дисциплинированно ходят на улицу.

Остальное время они пьют кофе и рисуют что-то на картах.  Когда они собираются вокруг составленных в кучку столиков особенно плотно, может показаться, что в центре моей стекляшки кто-то перепугал целую стаю страусов — всё, что выше пояса, скрыто от глаз, весьма забавная картина получается.

Время от времени из невнятного гула голосов выпрыгивают отдельные фразы:

— Нет! Это решительно невозможно! — доносится из этой мешанины тел.

— Ха! Я делал это с парой пулемётов и пятью десятками плохо обученных пеонов. Просто забудьте представления о возможном, сложившиеся во время последней турецкой войны, и вы увидите, что иначе просто нельзя.

Потом зал снова укутывает смутный бубнёж, для того, чтобы разлететься от звонкого:

— А как это согласуется с цивилизованными правилами ведения войны?

— Изумительно согласуется — мы ведь не собираемся палить из пушек по женщинам, детям и безоружным.  А всю эту чушь, типа: «мы вынуждены атаковать вас, господа, защищайтесь»! оставьте, пожалуйста, старику Дюма и его мушкетёрам. Ничему вас японцы не научили!

— Англичане? Я вас умоляю, они всегда строгие сторонники правил, во всём, что касается действий их противников. Не они ли в Африке целый народ не столь давно загнали в концентрационные лагеря? Детей, стариков, женщин? Не знаете? А врага следует знать, это ещё дедушка Сунь Цзы завещал. Его тоже не знаете? Как я вам завидую, молодой  человек! У вас столько интересного впереди!

Царский офицер от неожиданности выпрямляется, с удивлением разглядывая заявившего это безусого и безбородого парня, которому и двадцати не дать по внешнему виду. То, что собеседнику давно за пятьдесят, внешне никак не проявляется.

Обострение купирует внезапное появление среди офицеров алой косынки. Меняется тональность разговора, но — мало этого, мало. Нужно помочь.

Кофе, ароматный, как любовь и горячий, как вулканическая лава, разлит в маленькие фарфоровые чашечки, тесно составленные на подносе из нержавеющей стали.

Из-под подноса — коротенький подол и трогательные в своей невинности стройные детские ножки-тростиночки в плетёных босоножках, над подносом — широко распахнутые серые глаза, взбитые рыжие кудри и яркая зелёная лента. Анфиса сегодня просто пай-девочка, воплощённая мечта профессора Гумберта Гумберта.

Поднявшаяся было в ресторанчике пена уязвлённых мужских самомнений при её появлении оседает и растворяется без остатка.

— Спасибо, — произносит хозяйка косынки и маузера, завороженно глядя на, поднимающуюся над очередной джезвой коричневую шапку пенки.

— Чёрный, без сахара?

Киваю молча.

— Можно мне чашечку? Только большую?

 Достаю с нижней полки, переливаю, подвигаю ближе. Анфиса тут же ставит рядом стакан ключевой воды.

— Какое счастье… — женщина закрывает глаза,— там, у нас, всё больше чай дуют, из самоваров. Получить приличный кофе ближе Кавказа просто нереально.

Лицо у неё усталое, но упрямое волевое выражение не сходит с него даже сейчас.

Придвигаю поближе к ней корзинку с тёплыми ещё круассанами:

— Вы в самом деле надеетесь разгромить Англию и США в этой войне?

Дама открывает глаза, смотрит в лицо с каким-то непонятным мне сожалением.

— Можно подумать, у нас есть другой выход.

Из европейских газет:

 «… таким образом, неожиданный удар, нанесённый Россией, переносит масштабные боевые действия на территорию западного побережья САСШ…»

« Потеря Калифорнии грозит обернуться значительными сложностями со снабжением флота на Тихом океане. В Вашингтоне рассматривается вопрос об отзыве эскадры из Китая».

« На волне чудовищного патриотизма, вызванного раздутыми продажной буржуазной прессой рассказами о военных успехах, в разы труднее становится ведение разъяснительной и агитационной работы в пролетарской среде. При попытке организации стачек солидарности с английскими и американскими рабочими несколько наших лучших товарищей были избиты несознательными элементами и переданы в лапы царской охранки. Но нельзя, нельзя опускать руки, товарищи! Исторический процесс не повернуть вспять! Мы вынуждены сейчас отступить, свернуть революционную работу, но это временное отступление. Мы перестроим свои ряды, разработаем новую, беспроигрышную тактику и вновь устремимся в атаку!»

«Браво, Матильда!

Наша гениальная танцовщица в ознаменование очередной выдающейся победы нашего флота – захвата моряками-балтийцами севшего на камни британского крейсера «Пенелопа» на субботнем концерте сделала сорок три фуэте без остановки! Итальянская школа посрамлена! И такую нацию собираются победить выродившиеся потомки норманнских завоевателей?»

Где-то на побережье между Данангом и Хайфоном.