Товарищи китайские бойцы - Новогрудский Герцель Самойлович - Страница 25

Бойцы лежали молча, зорко всматриваясь в темноту. Прошло минут 10–15. Кругом было безмолвно и черно. Вдруг где-то неподалеку мелькнул огонек, кто-то зажег зажигалку или чиркнул спичкой.

— Огонь! — скомандовал Ли.

Ван нажал гашетку пулемета, Ли и Лу начали стрельбу из винтовок.

Впереди, где находились позиции белоказаков, замелькал свет, послышался неясный шум, началась беспорядочная перестрелка. Сотни винтовок вели сейчас огонь в том направлении, где залегли трое смельчаков.

Белые явно переполошились. Они без сомнения считали, что их обошли, что крупные силы красных ударили по ним с фланга.

В это время с противоположного берега «заговорила» артиллерия. Земля содрогалась от снарядов. Сквозь дымку рождающегося дня трем китайским бойцам были видны мечущиеся в страхе, разбегающиеся по сторонам белоказаки. Момент для атаки наступил. По мосту с криками «ура», с винтовками наперевес устремились вперед красноармейцы.

Атака удалась. Мятежникам пришлось покинуть Прохладную.

Отступив к станице Приближной, белые подтянули свои резервы и утром 13 июля бросили их против Особого сводного отряда.

Красноармейцы отбили атаку и вечером того же дня сами перешли в наступление.

Атакующих прикрывал бронепоезд «Интернационал». На первых порах наступление развивалось успешно, Часть колонны, ведущая бои на правом фланге, уже подходила к станице. Но тут произошло то, чего никто не: ожидал.

В одном из вагонов бронепоезда, то ли по халатности, то ли по злому умыслу, кто-то разлил бензин. Начался пожар, стали рваться шрапнельные снаряды, раздались тревожные гудки паровозов. Все это внесло смятение в ряды бойцов.

Тем временем горящий вагон отцепили. Маневрируя, машинист бронепоезда повел состав подальше от места, где рвались снаряды и пылал огонь. Находившимся впереди бойцам показалось, будто бронепоезд уходит, оставляя их без прикрытия. Пехота дрогнула. Этим не преминули воспользоваться белоказаки. Они бросились в атаку.

Сводному отряду пришлось покинуть Прохладную. Его отход прикрывали пятьдесят бойцов с пулеметом. Они отбивали атаки белоказаков, пока основные силы не закрепились на новых позициях и со станции не ушли последние платформы с тяжелыми орудиями.

Среди красноармейцев, сдерживавших натиск белых, находилось пять китайских стрелков. Старшим среди них был Лу Хай-ле, тот самый Лу, который вместе с двумя своими товарищами несколько дней назад переправился через Малку. Тогда была удача, а сейчас — поражение.

Сначала все держались вместе. Потом где-то за Котляревской рассредоточились, чтобы обойти белоказачью станицу. Станицу обошли, но присоединиться к отряду китайцам не удалось. Шли по незнакомым местам куда глаза глядят.

Зайти бы им в ближний хутор, постучать в окно, спросить дорогу на Владикавказ… Но кто их, безъязычных, поймет?

А если и поймет, то неизвестно, за кого станичники стоят — за красных или за белых? Если за красных, то «хэнь-хао» — очень хорошо, а если за беляков, то будет «бу-хао» — плохо.

Другое дело в городе. Там, если и заблудишься, любой владикавказец проводит тебя к зданию, где помещается китайский батальон. А здесь? Степь, луга, редкие населенные пункты. Была бы уверенность, что в селении, которое расположено за станицей, у власти стоят большевики, можно было бы как-нибудь объясниться, разузнать дорогу на Владикавказ, попросить провожатого.

Такой уверенности у Лу не было.

И бойцы обходили стороной лежавшие на их пути населенные пункты.

Днем отдыхали в ложбинах и перелесках. На третий день под вечер встретили в степи старого чабана, пасущего большую отару овец. Лу подошел к нему, приложил руку к груди и произнес:

— Моя — китай… Моя Владикавказ нада…

Старик молча посмотрел на Лу. Он понял их и охотно бы вывел на владикавказский большак, если бы не отара, которую не оставишь. Как им объяснить, что в сторону Эльхотово идти нельзя: там белые. Надо держать путь на Заманкул.

Перехватив ярыгу из левой руки в правую, чабан стал чертить на земле стрелы и замысловатые фигурки, смысла которых сначала не могли постичь ни Лу, ни его товарищи. Рисуя, старик все время повторял:

— Заманкул. Вам в Заманкул надо.

Лу наконец понял: Заманкул — это то место, куда им следует идти, и находится оно, как указывают начертанные стрелы, на востоке, где лес. Старик, оказывается, чертил на земле деревья.

После того как объяснение было понято, пастух угостил китайских бойцов овечьим молоком, вынул из мешка две головки брынзы, протянул им:

— Кушайте на здоровье… Хорошей вам дороги.

— Ваньсуй! Ваньсуй! — признательно кланялись китайцы. Они желали доброму чабану десять тысяч лет жизни.

После целого дня пути бойцы попали в царство дуба, бука, граба, карагача. Величественный и сумрачный кавказский лес совсем не походил на веселые рощи Маньчжурии.

Шли на восток. Питались ягодами, кореньями, пили родниковую воду.

Так пересекли лес. Деревья стали редеть, показалась опушка, за ней село, а где-то правее и дальше с верхушки бука видно было еще одно село. Какое из них Заманкул?

Бойцы решили не выходить из леса. Так спокойней. Пожилой сухопарый Сунь и совсем юный Дэн, веря в судьбу, молились господину великому духу гор и лесов, взывая к его помощи. Что же касается Лу, Ю-жэня и Хао-дэ, то те в великого духа уже не очень верили… Они надеялись на людей. Если одно из двух видневшихся за лесом сел — Заманкул, то заманкульцы, надо надеяться, помогут им.

На другой день, когда солнце поднялось довольно высоко, до слуха китайских бойцов донесся хруст валежника, человеческие шаги. Китайцы спрятались за деревьями. Прямо на них гурьбой шли девушки с корзинами в руках.

Лу первый вышел из-за укрытия. Увидев его, девушки испугались, хотели бежать, но Лу, больше всего опасавшийся этого, быстро заговорил:

— Мадамы-товаришки!.. Вы уходить — нет. Моя — китай, моя Владикавказа нада…

Слова Китай и Владикавказ объяснили девушкам, с кем они имеют дело.

Раз китаец — значит красноармеец. Заманкульцы знали, что во Владикавказе создан китайский батальон и что он участвовал в последних боях за Прохладную. Им было известно, что китайские труженики, попавшие в Россию, служат в Красной Армии.

О китайцах жителям Заманкула рассказывал их земляк командир Красной конной сотни Габо Карсанов; он говорил также, что заманкульские конники дружат во Владикавказе с китайскими добровольцами и вместе с ними защищают народную власть.

— Пойдемте к нам в Заманкул, — сказала улыбаясь одна из девушек.

Услышав название селения, единственное название, которое запомнилось китайцам и которое внушало им доверие, Лу облегченно вздохнул. На его усталом небритом лице мелькнуло подобие улыбки. Скитаниям, кажется, приходит конец.

Не прошло и нескольких минут, как китайские бойцы в сопровождении юных осетинок тронулись в сторону Заманкула.

Весть о том, что из леса вышли несколько китайских воинов, мгновенно разнеслась по селению[11]. Каждый двор хотел оказать гостеприимство пришельцам, каждая семья звала сынов Китая в свой дом. Но гостей было пятеро, а дворов в Заманкуле около тысячи. Как решить, какой семье должны отдать китайцы предпочтение?

Как всегда, свое веское слово сказали старики: китайцы будут жить в каждом доме по очереди — сегодня в одном, завтра в другом, послезавтра в третьем…

Когда составлялось «расписание», прибежал сын лесника и сообщил: в лесу еще какие-то люди плутают, должно быть, тоже китайцы. Он пытался поговорить с ними, кричал: «Кто здесь? Выходи!» — но они скрылись.

Заманкульцы послали в лес несколько человек во главе с Лу. Ему поручили по-китайски обратиться к сородичам и сказать, что скрываться в лесу незачем, что в селении готовы оказать им гостеприимство.

Посланцы углубились в чащу. Лу, жителю лесной части Маньчжурии, хорошо известен «хао-шу-хуа» — язык тайги. И теперь, увидев сделанные кем-то круглые и квадратные зарубки на деревьях, он догадался: в заманкульском лесу находятся уроженцы Дальнего Востока и среди них — искатель женьшеня.