Дело было в Педженте - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 20

И в начале и в конце ХХ века остается неразрешенным вопрос о причинах особой “грамотности” еврейства. То ли это доказательство наличия особых умственных способностей этой странной общности, маскирующаяся под нацию, но в этом случае мы имеем дело с проявлением “обыкновенного фашизма”, против которого выступают лидеры современного еврейства; либо здесь имеет место “обыкновенная мафиозность” очень древних кланов.

«— Гюльчатай! — повторил Сухов.

Торопливо перебежав двор, та заняла свое место».

Вроде бы как все, но тем не менее свое место в общем строю народов у еврейства всегда особое и фильме это не раз очень тонко подмечено.

«— До свидания, барышни, — сказал Сухов и передал список Петрухе.

— Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? — взмолился тот.

— Да не робей, Петруха, — бодро сказал Сухов. — Завтра придет Рахимов, заберет тебя отсюда».

Так большевизм определил для себя необходимость размежевания с марксизмом и троцкизмом. Но, как покажут дальнейшие события, сделать это будет возможно лишь через “купание” в воде. Вода, как символ информации, всегда использовалась писателями и поэтами.

«Саид сидел, поджав под себя ноги, у стены, за дверью музея, и негромко напевал себе что-то под нос.

— Ну, Саид, счастливо оставаться, — сказал ему Сухов, — а я только в море ополоснусь и в дорогу… Смотри, больше не закапывайся…

Саид продолжая напевать, смотрел вслед Сухову».

Картина 4. Лучше, конечно, помучиться…

«Бандиты напали на Петруху, как только Сухов покинул дворец. Жестоко избив его, они вывели жен Абдуллы на улицу.

Петруха остался лежать ничком на каменных плитах музейного двора. Лебедев подбежал к нему, плеснул на окровавленное лицо воды…»

Этот фрагмент киноповести в кинокартине воспроизведен точно. Но для понимания его места в контексте иносказания следует обратить внимание на слова-символы: “дворец” и “ничком”, являющиеся своеобразными ключами к постижению содержания второго смыслового ряда.

Сухов — символ большевизма. После уничтожения Сталина большевизм покинул “дворец” (символ центра управления), и власть в СССР перешла в руки меньшевика и троцкиста Никиты Хрущева. По словарю В.И.Даля имя Никита — человек, лежащий ничком, не способный вникать в существо объективных процессов, а следовательно и управлять ими [48]. После прихода к власти скрытых троцкистов, открыто разорвавших связи с большевизмом, марксизм из учения “вечно живого” мгновенно превратился в мертвую схоластику, не представляющую никакой опасности для “элит” Запада. Большевизм же наоборот, освободившись от троцкистской зависимости, получил реальную возможность выйти за рамки правил игры, разработанных постановщиками мистерий библейской цивилизации [49], что позволило ему в кратчайшие сроки подготовиться к восприятию “иной” воды. Купание в воде (образ информационного обновления — вхождение в новую логику социального поведения) породило и новые проблемы во взаимоотношениях представителей библейской концепции управления и освободившегося от пут марксизма большевизма. Символически всё это представлено в следующей сцене.

«Сухов вышел на окраину Педжента, к морю, туда, где кончалась железнодорожная ветка и стояло несколько нефтяных баков. Вдалеке на железнодорожном пути, едва заметном, а кое-где погребенном барханами, виднелась одинокая цистерна. Вдоль линии тянулись телеграфные столбы с оборванными проводами.

На берегу, в метрах двадцати от моря, лежал, опрокинувшись на бок, довольно большой баркас».

Так в фильме впервые появляется образ толпо-“элитарной” библейской цивилизации, в которую входят и стремятся войти страны, выстраивающие свою жизнь на основе библейских ценностей. В список этих стран следует включить не только непосредственно страны Запада и Северной Америки, но и другие страны (Восточной Европы, некоторые страны Ближнего Востока, Южной Америки и др.), экономика которых управляется с надгосударственного уровня через институт кредитования с ссудным процентом. После смерти Сталина предатели-троцкисты, начиная с Н.С.Хрущева, начали переориентировать нашу страну на этот вектор целей и, как будет показано далее, большевизму придется с ним серьезно разбираться.

Если оценивать не столько экономическое, сколько нравственное влияние Запада на направление общественного развития человечества в целом, то можно сказать определенно: к середине ХХ столетия Запад действительно “был на мели и лежал на боку”. И дело не только в том, что к этому времени Русская цивилизация одержала победу над одной из ведущих стран западной цивилизации, подключив к борьбе с ней ресурсы Запада в лице США и Англии; и не только в том, что темпы её экономического роста после кровопролитной войны намного превосходили темпы роста экономики любой из “развитых” стран Запада. Дело в том, что в этой цивилизации, развивающейся в рамках государственности Советского Союза, впервые в истории человечества рождалась принципиально новая культура — культура больших народов, как альтернатива культуре «малых народов», если пользоваться терминологией И.Шафаревича, введённой им в “Русофобии”. Более того, в процессе становления новой культуры большие народы повернули дело так, что не только “малые” народы, но даже их ударный отряд — еврейство — вынуждены были с завидным энтузиазмом, иногда достойным лучшего применения, принимать активное участие в этом процессе. Конечно, отдельные представители национальных “элит” в глубине души относились к новой культуре с презрением, по-прежнему тяготея к толпо-“элитаризму” Запада [50]. Но парадокс процесса становления новой культуры состоял в том, что по-настоящему большие народы смогли оценить её достоинства после того, как им стали доступны “шедевры” западной культуры. Все познается в сравнении [51], и потому за процессами становления жизни в СССР, после того как “Сталин растворился в будущем” (искупавшись в «воде»), пристально наблюдали те, кто давно связал свои цели с библейской концепцией управления…

«Сухов разделся, нырнул в воду и с удовольствием поплыл…

С баркаса за ним наблюдали два человека: русский унтер и бородатый азиат в меховой папахе. Когда он отплыл достаточно далеко, унтер спрыгнул на песок…

Искупавшись, Сухов вылез на берег и подошел к своим вещам.

— Руки! — раздался резкий окрик, когда он наклонился, чтобы взять с песка кобуру, лежащую сверху.

Кобура была пустой. Сухов бросил её и поднял руки. Унтер и бандит в папахе держали его под прицелами своих револьверов».

Марксизм, как идеология большевизма, — обобщенное информационное оружие третьего приоритета — к середине ХХ столетия исчерпал свои возможности. В этом смысле “кобура” Сухова действительно была пуста. Но символически эта сцена показывает: Запад какое-то время будет держать большие народы под прицелом идеологии толпо-“элитаризма” в надежде, что под их влиянием через одно-два поколение большие народы воспроизведут нужные Западу нравственно ущербные “элиты”, опираясь на буржуазный национализм которых впоследствии можно будет развалить государственность российской цивилизации и задушить ростки новой культуры.

«— “Красноармейцу Сухову. Комбриг Мэ Нэ Ковун». Именной…” — прочитал унтер дарственную надпись на револьвере Сухова и бросил его третьему бандиту, появившемуся на палубе баркаса…

— У Абдуллы было десять жен, — сказал бандит в папахе Сухову, когда на берегу появились конвоируемые бандитами женщины. — Куда еще одну подевал? Погоди, вот придет Абдулла, он тебе вырвет язык. Ну чего молчишь?

— Язык берегу.

— Тебя как?… Сразу прикончить или желаешь помучиться? — спросил унтер.

— Лучше, конечно, помучиться, — сказал рассудительно Сухов.

Унтер ударил его кулаком по лицу».