Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 62

- Благодарю вас, сеньоры!..

- Поехали, брат, уже совсем рассвело, - сказал Венсан, когда помощь раненому была оказана. - Мне очень хочется сегодня же узнать у Филиппа лично, зачем я ему понадобился!

2

Был ранний утренний час воскресенья, когда южный город уже проснулся, зашелестел троллейбусами, загремел пустыми трамваями, окрасился в горячие цвета первых солнечных лучей, но когда горожане в большинстве своем еще спят. Благодатное время: дачный сезон еще не начался, можно никуда не торопиться в выходной день, можно проснуться и нежиться в постели. Впрочем, кому как удаётся...

Солнце слепило необычайной яркостью - оно будто соскучилось светить по-настоящему после пасмурной зимы. Соскучилось по небу, по облакам, по городу, раскинувшемуся рядом с устьем большой и спокойной реки. Прямые, будто начертанные под линейку, улицы были светлы и пронзительно пустынны, и от этого по утрам казались величавыми. Именно в такой час Инна назначила встречу: ей показалось, что это самое подходящее время. Ну не вечером же - как молодежь, ей богу! И не днем - когда можно наткнуться на знакомые глаза. Как-то стеснительно это... Когда она была на свидании в последний раз? И как это делается сейчас? Впрочем, зачем "как сейчас"? Можно и "как тогда". Просто вспомнить...

Волновалась - как школьница. Несколько раз меняла облик перед зеркалом: то так шарф повяжет, то этак, то так волосы заколет, то по-другому... Наконец, понравившись самой себе, отправилась. В плаще цвета морской волны, с золотыми "капельками" в ушах. Специально раньше пошла - чтобы место изучить. Рекогносцировку, так сказать, провести. Девчонки, как правило, опаздывать должны - это давно известно, но она-то вроде бы и не девчонка уже, и вообще, причем здесь правила... Пошла раньше, и всё. Решила: "Встану поодаль, присмотрюсь..."

Приблизилась неторопливо, прогулочным шагом, и увидела: у Главпочтамта, возле огромного тополя, бывшего, наверное, ровесником самого города, - там, где договаривались встретиться с Андреем, - стоит какой-то человек в светло-коричневой куртке и джинсах. Руки в карманах, но не сутулится. Высокий, худощавый, смотрит куда-то в сторону, лица не видно. Одиноко так стоит, сиротливо. И выглядит на пустынной улице - как оторванная пуговица на песке. Инна даже хихикнула своему сравнению, потом оглянулась по сторонам - больше никого и нигде.

"Он?! Значит - он. Кому же еще быть именно здесь и сейчас! Еще раньше меня пришел!" Замешкалась, с шага сбилась. Мелькнула мысль: сначала мимо пройти, потом вернуться. Отогнала ее. В самом деле, в шпионов играем, что ли...

И он повернулся к ней. На звук шагов, наверное, хотя каблучки у нее не стучат. Или просто почувствовал. Какой настороженный...

- О, здравствуйте! Как ваш "кореец"?

- Какой "кореец"?

- Самсунг. Я всех клиентов и все телевизоры помню.

Она посмотрела на него с мучительным выражением на лице, еще не веря в нелепое совпадение.

- Вы - Андрей?! - Вопрос упал в тишину улицы, как пробитый трамвайный билет, и предательские нотки разочарования прозвучали в нем. - Глыбов?

- Да, я. Простите... Инна...

- Почему вы извиняетесь? - спросила она, избегая его взгляда.

- Мне тогда показалось, когда я был у вас... и теперь тоже...

- Что?

- Что я вам... несколько неприятен... А тут... вот... это действительно я. Такое совпадение!

- Что вы! Почему вы решили, что неприятны мне? ­- спохватилась она. - Я просто была расстроена тем, что накануне праздника у меня телевизор...

- Я понимаю...

Они помолчали, настороженно присматриваясь друг к другу.

- Вот, значит, как, - сказал он, наконец, разводя руками. - Это просто удивительно!

- Более чем, - ответила Инна, принужденно улыбнувшись. - Я никак в себя не приду.

- Пойдемте куда-нибудь, - предложил Андрей. - Тут неподалеку есть неплохое кафе, наверное, уже открылось. Посидим... Там сейчас никого нет, тихо...

- Не хочу. Я люблю простор, воздух. Для мыслей нужна хорошая панорама. Пойдемте лучше на бульвар, там есть моя любимая скамья...

- Любимая скамья? Хорошо, ведите. Только... позвольте предложить вам руку...

Она молча просунула свою ладонь под локоть Андрея.

- Идемте, сеньор! - сказала с лукавой улыбкой. Оправилась от начального шока. Почти...

- Идемте, Эстель, - ответил он. Потом добавил, встрепенувшись: - ­А почему мы перешли на "вы"?

- Ой, сама не знаю! После того, что я вам... тебе наговорила в письмах... Прости...

- За что? Разве в письмах ты была неискренней?

- Я была искренней. - Смутилась. Опустила голову. - По-другому не умею...

- Тогда тебе не за что извиняться. Просто нужно время, чтобы преодолеть первую неловкость - и тебе, и мне...

- А ты... представлял меня другой?

- Не знаю. Наверное...

- А какой?

- Не знаю, другой...

- И теперь разочарован?

- Нет, что ты! Почему я должен быть разочарован? Я же не с девушкой пришел знакомиться, с которой собираюсь встречаться, а потом какие-то отношения строить... Это - другое. Я не могу быть разочарован тобой, потому что ты - особенная. Я это уже давно знаю...

- Ты тоже. Мы оба - особенные, наверное.

- Пожалуй. Теперь вот выясняется...

Они пересекли площадь перед Главпочтамтом, углубились в уютное пространство бульвара, нависавшего над высоким берегом реки. Стройными шеренгами вдоль аллеи стояли белокожие, изрезанные перочинными ножами тополя. Вокруг было светло и безлюдно, будто сам Господь оберегал место их встречи от всяческих посягательств.

- Вот моя скамья.

- Замечательное место. Я иногда бываю здесь с дочерью. Вернее, раньше бывал, когда мы ее еще не отпускали гулять одну.

- И сидишь на этом месте? Сидел?

- Не только на этом. Вообще - здесь.

- Сколько совпадений...

- Да, как-то так получается...

- А твоя жена? Она не спрашивала, куда ты сегодня собрался в такую рань?

- Она мне доверяет: ухожу - значит, нужно.

- И правильно делает.

"Я бы тоже доверяла..." - чуть не вырвалось.

Они присели. Вполоборота друг к другу. Скамья была уже теплая - солнце постаралось, прогрело четыре облезлых деревянных бруса. Опять помолчали, глядя вдаль - через реку, на противоположный берег. Там среди голых ветвей парка, устремленных в голубое весеннее небо, празднично блестел, раздавая во все стороны блики, золоченный купол часовни. И было что-то символическое в этом - была жизнь среди мертвых после зимы, еще не проснувшихся деревьев, было ощутимо присутствие Бога... В городе. В душе...

- У тебя такие стихи... - сказал Андрей, удерживая своей рукой робкую ладонь Инны - как тогда, во Сне, он с нежностью сжимал пальцы Эстель в ночном саду.

- Какие?

- Воздушные, проникновенные... Так никогда бы не написал мужчина. Так могла делать только Цветаева...

- О, это большой комплимент! Мне кажется, ты преувеличиваешь. Но все равно - спасибо...

Они снова помолчали. Разговор не получался цельным, он складывался из отдельных фраз, из осколков, он шел будто пунктиром, но паузы между словами не выглядели инородно, не мешали - они наполнялись волшебной мелодией, сопровождавшей прикосновение двух душ и слышной только им.

- Я вчера еще написала...

- Помнишь?

- Всегда запоминаю наизусть, они у меня короткие...

Инна собралась с мыслями, потом тихо произнесла:

Всё то, чем начинались дни,

чем сдобно пахли воскресенья,

чем новогодние огни

сверкали (рассказать - ни-ни)

из года в год от невезенья -

всё превратится в пух и прах,

всё станет крошечным и сирым,

остынет на семи ветрах,