Карпатские орлы - Малкин Василий Максимович - Страница 46

Когда 6-я рота начала перестрелку, Князев с двумя красноармейцами пополз к подвалу дома. Рядом со старшим сержантом полз Михаил Текза, молодой паренек, недавно прибывший в полк с пополнением из Закарпатья. Преодолев забор, Текза открыл калитку в сад, подал сигнал Князеву и его напарнику идти в калитку, а сам пополз к дому, приготовив гранату. Дальше все произошло молниеносно. Князев открыл калитку, вошел в сад. В это время Михаил Текза крикнул: «Берегись!», и тотчас же сухой треск автоматного выстрела и взрыв гранаты слились воедино. Впереди Князева встал во весь рост Михаил Текза. Встал на мгновение и сразу упал — рана была смертельная. Князев бросился к окну дома, метнул в подвал гранаты. С вражеским пулеметом и его расчетом было покончено.

Лейтенант Турбин в этом бою был ранен, чудом остался в живых. Узнал я об этом лишь через три десятилетия из письма Митрофана Сергеевича Князева, проживающего ныне в Ужгороде.

Уже дописывая эту книгу, я еще раз вернулся к весне 1945 года, к боям за польский город Живец, чтобы дополнить рассказ о мужественном лейтенанте коммунисте Турбине новыми подробностями, о которых сообщил мне верный друг Василия Михайловича гвардеец Князев. Вот что он написал:

«Юго-восточная окраина польского города Живеца. Большинство кирпичных зданий гитлеровцы приспособили здесь под огневые точки. 6-й роте лейтенанта Турбина приказано очистить эти здания от врага. Задача очень трудная. Гитлеровцы упорно сопротивляются. Немецкие офицеры, как мы узнали позже от пленных, жестоко карали отступавших и спаивали тех, кого посылали в бой. Упорный бой шел за каждый дом.

Гитлеровцы предпринимали одну контратаку за другой. Турбин, имея малочисленную роту, все время переползал с фланга на фланг, быстро оценивал обстановку и ставил задачи красноармейцам и сержантам, заменившим командиров взводов (к середине дня в роте не осталось ни одного взводного), подбадривал бойцов, вместе с ними отбивал контратаки. К полудню мы успели продвинуться по жилому массиву еще метров на 150. Гитлеровцы приблизили самоходку, она начала обстреливать нас. Одним снарядом убило нашего станкача, а второй номер пулеметного расчета был ранен. Пулемет умолк. Гитлеровцы воспользовались этим, пошли в контратаку, чтобы отвоевать у нас кирпичный дом.

С тремя бойцами я поднялся на чердак другого дома, оттуда мы открыли огонь по контратакующим гитлеровцам и по их самоходке. Фашисты начали убегать от дома, попав под наши пули. Но поднялась другая группа гитлеровцев, она рвалась к каменному сараю. А наш пулемет все еще молчал. Я видел, как под градом пуль Вася Турбин (так его называли в роте за глаза, а в глаза — «товарищ лейтенант», по субординации) бросился к пулемету. Он бережно снял повисшего на щите убитого пулеметчика и в упор начал расстреливать подбегавших гитлеровцев. Мало кто из них ушел живым, а было их человек тридцать. Вокруг Турбина рвались снаряды, вблизи падали мины, но все обошлось благополучно — лейтенант уцелел. Однако он не заметил опасности — позади притаились два гитлеровца, они проскочили туда во время контратаки и потом укрылись от пуль и снарядов. А когда все утихло, гитлеровцы поползли назад, к своим. Я их увидел, срезал одного выстрелом, а второй успел подползти к Турбину. Лейтенант повернулся и пристрелил фашиста. К лейтенанту подбежали два наших бойца — я назначил их первым и вторым номерами пулеметного расчета. Они хорошо знали пулемет системы Горюнова. Примерно через пять минут Вася Турбин пришел ко мне (в том доме, на чердаке, находился ротный КНП) и сказал, что ранен. Он оставил меня за ротного, а сам пошел в медпункт. Ему сделали перевязку плеча. Лейтенант хотел вернуться в роту. Но я его больше не видел: случилось так, что при блокировании дома, где сидел на чердаке немецкий снайпер, я получил тяжелое ранение. Но я успел подстрелить снайпера. Вместе с двумя красноармейцами я ворвался в подвальное помещение блокированного дома. Там мы захватили в плен 16 гитлеровцев. Под охраной наших ходячих раненых я отправил пленных на НП нашего полка. А тут и Вы пришли к нам, Василий Максимович, и организовали мою срочную эвакуацию», — заканчивает свое письмо Митрофан Сергеевич Князев.

Да, я помню этот эпизод. Князева мы отправили в госпиталь. В 6-ю роту он не вернулся. А Василий Михайлович после перевязки вернулся и с ротой прошел почти до Моравска Остравы. 16 апреля 1945 года он погиб в бою за высоту 259,3, близ польского села Гожице, отбиваясь с ротой от немецких танков. Погиб как герой. Ночью, когда его тело выносили, многие его друзья не могли сдержать скупых солдатских слез. Лейтенанта Васю Турбина в роте любили за храбрость, боевое мастерство, несгибаемую командирскую волю, отзывчивость и чуткость.

6-я рота продвинулась вперед, достигла намеченного рубежа. В бою за Певель-Вельки она уничтожила до 20 гитлеровцев, захватила в плен 8 солдат и офицеров. Всего в Гуциско и Певель-Вельки противник потерял свыше 100 человек убитыми, 13 пленными. Наш полк захватил 7 вражеских пулеметов, много винтовок, автоматов.

4 февраля полк с боем продвигался к новому рубежу — к деревне Пехове. 1-й батальон по горным тропам совершал фланговый марш справа. Ему была поставлена задача — обойти передний край вражеской обороны, зайти в тыл противнику на шоссе Гуциско — Живец. По нашим соображениям, такой маневр мог принудить гитлеровцев к отступлению. Через сутки 1-й батальон занял село Мутне и перекрыл шоссе. Смелые, инициативные действия комбата Василия Евгеньевича Юркова были отмечены высокой наградой — орденом Александра Невского. Боевые награды заслужили многие его подчиненные.

Полк продолжал наступление. Батальон Ф. Г. Лукова, усиленный самоходной батареей, продвигаясь к Пехове, встретил упорное сопротивление противника. Батарея самоходок действовала нерешительно. Луков не без основания нервничал. Свою неудовлетворенность пассивностью самоходок он высказал командиру батареи капитану В. Н. Черкашину. Капитан повел себя высокомерно, оскорбил командира батальона. А потом, чтобы как-то замести следы, снять с себя вину, пожаловался на наших командиров армейскому начальству. Последовало распоряжение: расследовать, кто виноват. Для расследования прибыл инструктор политотдела дивизии майор Н. И. Войнилович.

Хочу подчеркнуть, что не подобного рода конфликты характеризовали отношения стрелков с артиллеристами. Воевали мы дружно. И не стал бы я рассказывать о конфликте между Черкашиным и Луковым, если бы не считал полезным рассказать о честном, справедливом и принципиальном человеке — Николае Игнатьевиче Войниловиче.

Объективное расследование показало, что капитан Черкашин из полка самоходных артиллерийских установок неправ и заслуживает наказания. Один из начальников вышестоящего штаба попробовал воздействовать на Войниловича, склонял его к тому, чтобы обелить Черкашина. Но Николай Игнатьевич не изменил своего мнения, не поступился принципиальностью. Нам нравилась его справедливость и принципиальность, которую кое-кто ошибочно считал упрямством.

Н. И. Войнилович познакомился с Ф. Г. Луковым еще на Керченском полуострове. Об этом рассказал мне сам Луков:

— Перед назначением на должность командира стрелковой роты меня вызвали на беседу. В комиссии состоял и Николай Игнатьевич Войнилович. Одному из членов комиссии не понравилось, что я служил интендантом и училище окончил не строевое, а интендантское. Войнилович взял мое личное дело, прочитал характеристики и неожиданно спросил: «Скажите, товарищ Луков, что вы будете делать, если на вашу роту пойдет… ну, скажем, десять вражеских танков?» Я сначала растерялся, потом спросил: «А что бы вы в этом случае сделали?»

Присутствующие рассмеялись. Улыбнулся и тот член комиссии, который был настроен против выдвижения меня на должность строевого командира. Он сказал, что бы я не прикрывался бодреньким ответом, а честно признался, что десять танков против одной роты — это отчаянно трудное положение, настолько трудное, что не знаешь, что и делать.