Салимов удел - Кинг Стивен - Страница 67

— Само собой, — ответил Бен и надел крест Мэтту.

Мэтт застенчиво рассмеялся:

— С ним я и впрямь чувствую себя лучше. Думаете, когда меня повезут в Августу, то позволят не снимать его?

Бен спросил:

— Пистолет нужен?

— Наверное, нет. А то я суну его за пояс штанов и отстрелю себе яйца.

Они двинулись наверх, Бен шел первым. Лестница заканчивалась идущим в обе стороны коротким коридором. В одном его конце из открытой двери спальни Мэтта на оранжевую дорожку выплескивался сноп бледного света.

— Не туда, — сказал Мэтт.

Бен дошел до конца коридора и остановился перед дверью комнаты для гостей. Он не верил в то чудовищное, что подразумевал Мэтт, и все равно обнаружил, что его захлестнула волна такого черного страха, какого он еще не знал.

Ты открываешь дверь — и он свисает с балки. Распухшее, черное, вздутое лицо. А потом открываются глаза, они выскакивают из орбит, но ВИДЯТ тебя и радуются, что ты пришел…

Все чувства до единого отреагировали на поднявшееся в молодом человеке воспоминание с такой полнотой, что на миг Бена парализовало. Он даже почувствовал запах штукатурки и дикую вонь устроивших себе гнезда зверьков. Ему показалось, что за простой лакированной дверью этой комнаты для гостей — все тайны ада.

Потом Бен повернул ручку и толкнул дверь от себя. За спиной Мэтт крепко сжимал распятие Евы.

Окно комнаты для гостей выходило прямо на восток, где верхний краешек солнца только что высветлил горизонт. Первые прозрачные сияющие лучи светили прямо в окно, снопом падая на белую льняную простыню, которую Майк натянул до груди, и рассыпая по ней редкие золотистые пятнышки. Взглянув на Мэтта, Бен кивнул.

— Все нормально, — прошептал он. — Спит.

Мэтт безучастно сказал:

— Окно открыто. А было закрыто и заперто. Я сам проверял.

Взгляд Бена сосредоточился на верхней кромке безупречно выглаженной простыни. Там была одна-единственная капля крови, засохшая до темного бордо.

— По-моему, он не дышит, — сказал Мэтт.

Бен сделал пару шагов вперед, потом остановился.

— Майк? Майк Райерсон. Просыпайтесь, Майк.

Никакого ответа. Ресницы Майка аккуратно лежали на щеках. Взлохмаченные волосы свободно рассыпались по лбу. Бен подумал, что в первом нежном свете утра Майк был не просто красив — он был прекрасен, как профиль греческой статуи. На щеках цвел легкий румянец, а тело было начисто лишено той мертвенной бледности, о которой говорил Мэтт — только здоровые тона кожи.

— Конечно, он дышит, — сказал Бен с легким нетерпением. — Просто заспался. Майк… — Он протянул руку и несильно потряс Райерсона. Свободно переброшенная через грудь левая рука Майка вяло свалилась с кровати, стукнув костяшками пальцев об пол, словно Райерсон спрашивал позволения войти.

Мэтт шагнул вперед, взял эту вялую руку и прижал указательный палец к запястью:

— Пульса нет.

Он хотел было отпустить ее, вспомнил жуткий быстрый стук костяшек по полу и положил руку Райерсону поперек груди. Та снова заскользила вниз. Он, скривившись, вернул ее на место и устроил попрочнее.

У Бена не укладывалось в голове. Райерсон спал, должен был спать. Хороший цвет лица, явная гибкость мышц, губы, приоткрытые словно для вдоха… его захлестнула нереальность. Он дотронулся запястьем до плеча Райерсона и почувствовал, что кожа холодная. Послюнив палец, он подержал его перед полуоткрытыми губами. Ничего. Ни малейшего дуновения.

Они с Мэттом переглянулись.

— А отметины на шее? — спросил Мэтт.

Бен взял подбородок Райерсона в ладони и стал осторожно поворачивать голову Майка. Та щека, которую было видно, легла на подушку. От этого левая рука сместилась, и костяшки снова стукнули об пол.

На шее Майка Райерсона не было никаких отметин.

Они опять сидели за столом на кухне. Было 5:35 утра. К ним доносилось басистое мычание коров Гриффена, которых гнали на восточное пастбище — вниз по холму, за полосу кустарника и подлеска, скрывающую от глаз Тэггарт-Стрит.

— Если верить фольклору, отметины исчезают, — неожиданно сказал Мэтт.

— Когда жертва умирает, отметины исчезают.

— Я знаю, — отозвался Бен. Это он помнил и по «Дракуле» Стокера, и по хаммеровским фильмам, где играл Кристофер Ли.

— Мы должны проткнуть ему сердце осиновым колом.

— Подумайте-ка хорошенько, — сказал Бен, отхлебывая кофе. — Коронерскому суду объяснить это будет чертовски трудно. За осквернение трупа вы отправитесь в лучшем случае в тюрьму. А скорее, в дурдом.

— По-вашему, я сумасшедший? — спокойно спросил Мэтт.

— Нет, — сказал Бен без какого-либо заметного колебания.

— Вы мне верите насчет отметин?

— Не знаю. Наверное, должен. Зачем вам обманывать меня? Не вижу в этом для вас никакого проку. Вот если бы вы убили его, вы бы лгали. По-моему, так.

— Предположим, так оно и было, — сказал Мэтт, наблюдая за Беном.

— Против этого говорят три вещи. Первое: ваши мотивы. Простите меня, Мэтт, но для классических — ревности или денег — вы просто слишком стары. Второе, как вы это сделали? Если отравили, Майк, должно быть, расстался с жизнью очень легко — выглядит он достаточно умиротворенно, вне всяких сомнений. Что сразу же исключает почти все обычные яды.

— И третий ваш резон?

— Ни один убийца, находясь в здравом уме, не выдумает для сокрытия преступления такую историю, как ваша. Это было бы безумием.

— Мы все время возвращаемся к моему психическому здоровью, — заметил Мэтт. Он вздохнул. — Так я и знал.

— Я не считаю вас сумасшедшим, — сказал Бен, делая ударение на первом слове. — Вы кажетесь достаточно рассудительным.

— Но вы ведь не врач, правда? — спросил Мэтт. — А сумасшедшим иногда отлично удается прикидываться нормальными.

Бен согласился.

— К чему же мы таким образом приходим?

— Все к тому же.

— Нет. Ни один из нас не может себе это позволить, потому что наверху

— мертвец, и очень скоро придется объяснять, откуда он там взялся. Констеблю захочется узнать, что случилось. Медицинскому эксперту тоже. Шерифу округа тоже. Мэтт, может ли быть, что Майк Райерсон всю неделю болел чем-то вирусным и случайно приказал долго жить у вас дома?