Салимов удел - Кинг Стивен - Страница 63

— Закончил?

— Ну, приходил Ройял или нет, но могила оказалась засыпанной. Дерн уложен и так далее. Хорошо сработано. Но как я это сделал, не помню. Наверное, мне действительно было худо.

— А где ты был в понедельник вечером?

— У себя дома, где же еще.

— А во вторник утром как ты себя чувствовал?

— Во вторник утром я вообще не просыпался. Проспал весь день. И очухался только к вечеру.

— И как ты себя чувствовал?

— Ужасно. Ноги были как резиновые. Попытался сходить за глотком воды, и чуть не упал. Пришлось топать на кухню, придерживаясь за мебель. Я был слабым, как котенок. — Майк нахмурился. — На ужин я открыл банку тушенки — знаете, эту дрянь «Динти Мур» — но съесть не смог. Вроде как посмотрю на нее — и обратно тянет. Как если с жуткого похмелья увидеть жратву.

— И ты ничего не ел?

— Пытался, только все вылетело обратно. Но почувствовал себя немножко лучше. Вышел из дому, немного погулял. А потом пошел спать. — Пальцы Майка обводили круглые следы пивных кружек на столе. — Только сначала мне стало страшно. Ну, вот как пацан какой-нибудь боится Элламагусалума. Я обошел дом, убедился, что все окна заперты. И когда пошел спать, оставил везде свет.

— А вчера утром?

— Хм-м? Нет… я вчера встал только в девять вечера. — Опять этот тихий короткий смешок. — Помню, я еще подумал: ежели так дальше пойдет, просплю все на свете. И что так бывает, когда помрешь.

Мэтт мрачно приглядывался к нему. Флойд Тиббитс встал, сунул в автомат четвертак и принялся подстукивать музыке.

— Занятно, — сказал Майк. — Когда я вставал, окно в спальне было открыто. Должно быть, я сам открыл. Мне снилось… за окном кто-то был и я поднялся… поднялся, чтобы впустить его. Ну, как идешь впустить старого друга, который замерз… или хочет есть.

— Кто же это был?

— Это был всего лишь сон, мистер Бэрк.

— Но кто тебе снился?

— Не знаю. Я собирался попробовать поесть, но только подумал — и блевать захотелось.

— Что ты сделал?

— Смотрел телик, пока не кончился Джонни Карсон. Мне было гораздо лучше. А потом пошел спать.

— Окна ты запер?

— Нет.

— И проспал весь день?

— Я проснулся на закате.

— Слабость чувствовал?

— Хотел бы я объяснить. — Майк провел по лицу рукой. — Мне так плохо!

— выкрикнул он ломающимся голосом. — Это просто что-то вроде гриппа, правда, мистер Бэрк? По правде я здоров, да?

— Не знаю, — ответил Мэтт.

— Я думал взбодриться несколькими кружками пива, но не могу пить. Отхлебнул глоток, а он мне поперек горла стал, честное слово… как пробка. Прошлая неделя… она кажется плохим сном. И мне страшно. Очень страшно. — Он прижал исхудалые руки к лицу, и Мэтт понял, что Майк плачет.

— Майк?

Ответа он не получил.

— Майк, — Мэтт осторожно отнял ладони Майка от лица. — Я хочу, чтобы сегодня вечером ты поехал ко мне домой. Хочу, чтобы ты переночевал в комнате для гостей. Поедешь?

— Ладно. Мне все равно. — Майк с летаргической медлительностью утер глаза рукавом.

— А еще я хочу, чтобы завтра ты поехал со мной показаться доктору Коди.

— Ладно.

— Ну, пошли.

Мэтт подумал, не позвонить ли Бену Мирсу, и не стал.

Когда Мэтт постучался, Майк Райерсон сказал: «Войдите.»

Мэтт вошел с пижамой.

— Она будет великовата…

— Да ничего, мистер Бэрк. Я сплю в трусах.

Сейчас Майк стоял в одном белье, и Мэтт увидел, какое страшно бледное у него тело. Ребра выступали полукруглыми гребнями.

— Поверни-ка голову, Майк. Вот сюда.

Майк послушно повернул голову.

— Майк, откуда у тебя эти отметины?

Майк потрогал шею пониже угла челюсти.

— Не знаю.

Мэтт беспокойно помялся. Потом подошел к окну. Шпингалет был надежно защелкнут, и все же, в тревоге не повинуясь рассудку, руки с грохотом открыли его и вновь закрыли. На стекло тяжело давила заоконная тьма.

— Если ночью что-нибудь понадобится, зови меня. Все равно, что. Даже если приснится плохой сон. Позовешь, Майк?

— Да.

— Я не шучу. Все равно, что. Моя дверь — прямо в конце коридора.

— Ладно.

Мэтт замешкался, чувствуя, что мог бы сделать и еще что-то, потом вышел.

Сна не было ни в одном глазу, а от звонка Бену Мирсу Мэтта теперь удерживало лишь то, что он понимал: у Евы в пансионе все спят. В пансионе было полно стариков, а телефонный звонок поздно ночью означает только одно: кто-то умер.

Ворочаясь в постели, Мэтт следил, как светящаяся стрелка будильника движется от одиннадцати тридцати к полуночи. В доме царила противоестественная тишина — быть может, из-за того, что Мэтт сознательно настроился расслышать малейший шум. Дом был старым, солидной постройки, поэтому давно прекратил оседать и не скрипел. Тишину нарушало только тиканье часов да слабый ветер за окном. В будние дни машины по Тэггарт-стрим-роуд ночью не ездили.

То, о чем ты думаешь, безумие.

Но шаг за шагом Мэтта теснили назад, заставляли поверить. Конечно, бегло просматривая случай Дэнни Глика, Джимми Коди, как человек образованный, первым делом подумал именно об этом. Они вместе посмеялись над таким предположением. Может быть, теперь Мэтту воздавалось за тот смех.

Царапины? Эти отметины — не царапины. Это проколы.

Люди приучены, что так не бывает, что события в духе «Кристабель» Колриджа или злых сказок Брэма Стокера — не более, чем извращения фантазии. Разумеется, чудовища существуют: это те, чей палец лежит на пусковых кнопках ядерных ракет в шести странах, угонщики самолетов, те, кто занимается массовым уничтожением людей и те, кто насилует и убивает детей. Но такое… нет. Нам лучше знать. Метка дьявола на груди женщины — всего лишь родимое пятно, воскресший мертвец, ставший в саване под дверями жены, просто страдал локомоторной атаксией, а бормочущий и кривляющийся в уголке детской спальни бука — не более чем холмик простыней. Некое духовное лицо объявило, что даже Господь, этот преподобный белый колдун, мертв.

В Майке не осталось почти ни кровинки.

Из коридора не доносилось ни звука. Мэтт подумал: спит, как убитый. А почему бы нет? Он же приглашал Майка к себе именно для того, чтобы тот как следует выспался и ему не мешали… плохие сны? Мэтт вылез из кровати, зажег лампу и подошел к окну.