Нас похоронят вместе - Чейз Джеймс Хедли - Страница 35

Эти слова словно жгли ее. Она хорошо представляла, как эта скотина будет рассказывать о ней своим друзьям, если останется в живых. Она словно слышала его жуткий, противный смех.

Заметив, что Перри озадаченно смотрит на нее, она кивнула:

– Это уже, по крайней мере, что-то, не так ли?

– Это значит, что с кошмаром покончено, – сказал он, принуждая себя улыбнуться. – Мы можем начать все сначала, вести себя так, как будто ничего и не было. Пожалуйста, успокойся. Завтра мы начнем новую жизнь.

– Ты мелешь такую чушь, какую трудно себе представить, – крикнула она. – Ты что, действительно веришь в то, что после всего этого мы сможем жить так, как будто ничего не произошло?

– Я не понимаю, почему не можем. Шейла, я люблю тебя. Мы могли бы начать все сначала.

Она уставилась на него:

– Этот жаркий диалог ты можешь приберечь для своего следующего фильма.

– Шейла!

Она отчаянно попыталась овладеть собой.

– Мне очень жаль, мне не следовало бы говорить этого. У меня просто сдали нервы. Мы поговорим о нашей жизни, когда наконец исчезнет эта вонючая обезьяна.

Она взглянула на него холодно, оценивающе.

– Перри, ты забыл мою сумочку в машине. Она мне нужна и лежит в боковом кармане с водительской стороны. Принеси мне ее, пожалуйста.

– Я уверен, Шейла, что Браун меня не выпустит. С твоей сумочкой придется подождать.

– По крайней мере, попытайся. Она мне нужна.

– Зачем?

Она потеряла самообладание и, утратив над собой контроль, выпалила со сдерживаемой яростью:

– Потому что я пристрелю эту свинью. В сумочке у меня револьвер.

Едва эти слова вылетели, она уже жалела, что произнесла их. Ну зачем она поторопилась? Почему не сдержалась? Увидев лицо Перри, она поняла, что он более чем шокирован.

И тогда он сказал совсем спокойно, этим ужасным мягким голосом, которым он говорил с ней всегда, когда у нее было плохое настроение:

– Нет, Шейла, ты этого не сделаешь. Ты же знаешь, что у тебя нет никакого револьвера.

Этот голос, который, казалось, должен был успокаивать, только еще больше распалил ее ярость.

– У меня твой револьвер! Я взяла его из сейфа! Он в моей сумочке. А теперь иди и принеси его.

Оба разговаривали вполголоса.

– Но зачем тебе понадобился револьвер? Почему ты взяла его из сейфа?

– Ты непременно хочешь знать?

Она оглядела его с головы до ног, сжимая кулаки.

– Я охотно расскажу тебе. Твой шеф, этот вонючий Силас С. Харт, посадил мне на хвост частного детектива. Как тебе это нравится? А этот паршивый шпик попытался меня шантажировать! Этот слизняк пришел в наш дом и потребовал десять тысяч долларов. Но я его проучила. Я взяла из сейфа револьвер и выстрелила в него. Он смертельно перепугался. Тогда у меня было такое же желание убить этого слизняка, с каким я убью здесь обезьяну, которая сидит там внизу.

Стоя неподвижно и глядя на нее, Перри вспомнил слова, сказанные ему мистером Хартом: «Я знаю ее значительно лучше вас. У меня есть информация о ее прошлом и о том, чем она занимается, когда вы пытаетесь работать. Мои люди установили подслушивающий аппарат в номере мотеля, в котором она этим занимается».

Перри отказался слушать Харта, хотя знал, что это истинная правда.

И теперь он все еще не хотел признавать ужасную правду, что его жена вела себя как последняя проститутка.

– Хорошо, – сказал он охрипшим голосом, – мы обсудим это позже. Для этого сейчас неподходящее время.

– Ты хочешь сделать меня больной, – закричала она.

– Ты не понимаешь или не хочешь понять, – спокойно проговорил Перри. – Я тебе уже говорил, что требует этот человек. Если я сейчас попрошу его разрешить мне выйти и принести твою сумочку, он непременно поинтересуется, для чего. И что я ему скажу? Что ты не можешь обойтись без своей губной помады? Он не только бешеный, он еще и хитрый. Быть может, он разрешит сходить за сумочкой, но потом отберет ее у меня и найдет в ней револьвер. Этого будет вполне достаточно, чтобы вывести его из себя. Он убьет нас так же, как шестерых других, которых уже имеет на своей совести. Нет, Шейла, мы ничего не будет предпринимать.

Они услышали, как Браун крикнул:

– Еда готова. Спускайтесь вниз.

– Мы будем ждать. А когда стемнеет, избавимся от него.

Она скорчила презрительную гримасу.

– Иди же, трус. Я не смогу есть то, до чего дотрагивалась эта обезьяна. Но ты можешь идти совершенно спокойно и составить ему компанию.

Она отвернулась от него, отошла к окну и стала всматриваться в надвигающиеся сумерки.

Перри помедлил и пожал плечами. Он понимал, что сейчас важно было держать Брауна в относительно нормальном настроении и состоянии. Может быть, уже через пару часов он исчезнет. Перри спустился с лестницы и вошел в гостиную.

– Моей жены не будет, Джим. Все это вызвало у нее шок. Она не хочет есть и уже легла.

– Что ж, я придерживаюсь мнения, что лучшим местом для женщины является постель, – усмехнулся Браун. – Тем лучше. Нам больше достанется, так ведь?

Перри сел за стол. Он обязан любой ценой поддерживать у него хорошее настроение. У Перри пропал аппетит, но он должен принудить себя поесть.

Браун принес из кухни блюдо с дымящимся рисом, к которому он приготовил соус.

– Выглядит недурно? – спросил он, положив себе большую порцию, и пододвинул блюдо к Перри. Он начал есть в своей неприятной манере и одновременно разговаривать: – По-моему, я об этом еще не рассказывал. Однажды я работал подсобным на кухне одного ресторана. Мне было пятнадцать или около этого. Шеф-повар был негр. Он был педерастом и имел ко мне явное пристрастие. Когда я начинал работу, в мои обязанности входило мыть посуду. Он начинал ко мне приставать. А что, собственно, я терял? Я провел у него несколько ночей, и это вполне окупилось.

Браун жевал, уставившись в пустоту.

– Мой старик всегда нес всякий вздор, однако одну из его присказок я запомнил: «То, что вкладываешь в одно дело, нужно суметь оттуда и вытащить».

Браун улыбнулся и добавил:

– Конечно, он не имел в виду гомосексуалистов. Он подразумевал совсем другое. – Он снова улыбнулся. – Во всяком случае, для меня это окупилось. Он научил меня готовить и неплохо, не правда ли?

Перри, ковыряясь в тарелке, ответил:

– Лучше быть не может.

– Да, – проговорил Браун, покончив со своими крабами. – Вы совсем ничего не едите.

– Да нет же, – сказал Перри и вынудил себя отправить в рот полную ложку риса.

Браун наблюдал за ним.

– Вас что-нибудь беспокоит?

– Я был бы рад, если бы моя жена не появлялась здесь, – ответил Перри. – Она все усложняет, Джим, но я обещаю, что она не доставит вам никаких хлопот.

– Прекрасно. А я подумал было, не беспокоитесь ли вы об опоссумах на дереве.

Холодная дрожь пробежала по спине Перри. Не догадался ли Браун, что он ему лгал? Он подцепил вилкой краба и начал жевать.

– Опоссум? Ах, это. Почему я, собственно, должен беспокоиться? Нет, я думаю лишь о своей жене.

– Могу вас понять, – сказал Браун и замолчал, отправляя в рот еду. Опустошив свою тарелку, он посмотрел на оставшихся крабов и рис и спросил: – Вы еще будете есть, Перри?

– Нет, спасибо, я сыт.

– Еще одна глупая поговорка моего отца: «Ничего нельзя упускать».

Браун переложил остатки пищи на свою тарелку.

– Бьюсь об заклад, вы никогда не были голодным. Я же знаю, что такое настоящий голод. Бывали времена, когда у меня не было ни единого цента. Я почти умирал с голода и искал что-нибудь съестное в мусорных бачках, настолько был голоден. Я бродил по улицам, на которых находились первоклассные рестораны, смотрел через окна, как богатые жирные посетители набивали желудки. Я вспоминаю одного типа, который был таким жирным, что невозможно даже представить, и который съедал за один раз больше, чем я за неделю. Он пожирал все: суп, рыбу, большую порцию бифштекса, две порции яблочного пирога. Я до сих пор помню его, он стоит у меня перед глазами. Я наблюдал, как он вытащил туго набитый кошелек. Он был первым, на кого я напал и ограбил. Я избил его и получил от этого настоящее удовольствие. С тех пор я уже никогда не голодал.