Последыш (СИ) - "Терния" - Страница 32

Ника прокралась в дом, как вор, потому что не знала толком, кто она тут, что ей можно, а что нет. Знала только, что должна ночевать тут, потому что альфа так пожелал, и все. Она помнила, где комната, которую ей выделили, туда и пошла. В тишине даже мягкие шаги последыша звучали громко, потому она стала красться на носочках.

Возле комнаты остановилась, повела носом — дальше по коридору была комната, где жил альфа. Может, и сейчас он там. А может, ушел куда-нибудь. С приятелями пить самогон и гонять самок. Может, шесть дней вместо нее будет насиловать кого-то другого.

Ника нахмурилась — пусть не хорошее, но довольно ровное настроение как рукой сняло. Лучше бы он не предупреждал об этих долбанных шести днях, потому что такое омерзительное чувство, что она ждет казни. Только казнь какая-то странная, испорченная пошлой Олеськой, черти ее дери!

Ника вошла в комнату, включила свет. Замка на двери не было. Комната вылизана, тут тщательно убрались. В прошлый раз Ника была слишком испугана, чтобы оценить, а сейчас увидела, что тут все словно игрушечное — новое, чистое и безупречное.

И все по-иному. Кровать теперь стояла почти посреди комнаты, возле нее у окна большое мягкое кресло. Щели, куда можно прятаться, не стало. Зато на стене появился плоский экран, перед ним малюсенький диванчик с таким же маленьким столиком, на столике лежал пульт.

Так же появилось высокое зеркало в круглой раме — в него можно смотреться в полный рост. И у шкафа, передвинутого к кровати, лежали пакеты. Целая гора цветных пакетов с яркими надписями. Ника сунула нос в один из них — что-то розовое в целлофановой обертке. Достала — тапочки с пушистыми кусочками меха на носочках. Ниже — туфельки и кроссовки. Во втором пакете платье, Ника никогда таких в руках не держала — оно было частично из материи в мелкий цветочек, частично из плотного синего хлопка.

Значит, привезли ее вещи, то есть те, что заказала Ларим, что это еще может быть?

Ника вернула все это в кучу, надела ночную рубашку, которую ей дала Ларим и забралась в кровать. Можно спать.

Она проснулась среди ночи от непривычных звуков. Жутко было слышать… Или нет, просто звуки чужие, незнакомые, но отчего-то будоражат, пронизывают до самих костей. Ника приоткрыла один глаз, не шевелясь. Из окна лился бледный лунный свет. Возле окна в большом кресле сидел Матай, откинув голову на подголовник. Его глаза были прикрыты, а губы, наоборот, приоткрыты, и он тяжело дышал. Ника разглядела в темноте его плечи почти одного размера со спинкой кресла, подлокотники, а ниже — его ноги, сейчас расставленные. Левая рука лежала на колене, а правой было не видно. Посреди тела — темнота, потому что лунный свет падал тонкими косыми лучами со спины и оседал на голове и плечах.

Он так тяжело дышал, будто задыхался. Стоило слегка привыкнуть к темноте, как Матай дернул головой, застонал, и в комнату выплеснулся запах. Запах мужского семени, как в позапрошлую ночь.

Ника зажмурилась, с трудом сдержавшись, чтобы не закричать. Если он нападет… если только он посмеет напасть!

Но он обещал шесть дней и до сих пор ни разу не обманул. И потом, прежний вопрос — разве этот запах не означает, что самец закончил то, что ему так нравится? Разве он появляется до?

Ника терялась в догадках, прислушиваясь к звукам. Матай еще несколько минут просто сидел, расслабившись, его дыхание теперь было ровным и спокойным. Потом он тихо встал, раздался шорох одежды и шаги. Дверь закрылась и Ника осталась в комнате одна — и только тогда свернулась в клубок, притянув руки к груди и открыв глаза. Матай ушел, но в комнате остался его запах — его умопомрачительный запах, от которого во рту собиралась слюна, а тело словно охватила простуда, принесшая с собой жар и лихорадку.

Я больна? — подумала Ника, но не смогла ответить. Этот запах сладко мучил до самого утра, Ника даже вскочила на рассвете и оделась сама, во вчерашние джинсы и рубашку. Перед глазами стояло синее платье, но нужно убедиться, что эти вещи можно брать, вдруг за них положено отрабатывать? Альфа доказал, что хитер, как черт и лучше не давать ему этой возможности. Его игры непонятны, что это, например, было с Олеськой?

Опять Олеська! — чертыхнулась про себя Ника. Что она привязалась со своими пошлыми историями? Втельмяшилась в голову, не дает шага ступить, чтобы о себе не напомнить. Ну, болтала как сорока, без передыху, но это просто слова! Все, нужно заканчивать с этой Лясинской безумной, иначе и сама свихнешься!

Потом Ника дождалась семи утра и быстро спустилась в холл, чтобы встретить Ларим и Марию внизу, потому что они вчера договорились вместе позавтракать в доме альфы. Нужно спуститься и встретить их внизу, чтобы никто не поднялся и не вошел в комнату, и не почувствовал этот запах… никто не смеет его вдыхать, потому что он предназначается только ей!

Это ощущение тоже было странным, очень странным. Непривычная смесь злости и лихорадочной жажды сохранить что-то для себя одной, для своего личного пользования.

За последнее время на Нику пикировало столь разных странных эмоций, что она почти перестала их бояться.

Спустившись, она села на диванчик в прихожей, то и дело посматривая на вход. Гостьи запаздывали или она проснулась слишком рано? Завтрак с половины восьмого, осталось всего несколько минут.

И ладно. Зато тут красиво, приятно находится, можно и подождать.

Из кухни вдруг вышел повар в фартуке и белой косынке — тощий оборотень с такими же черными, как у альфы глазами. Несмотря на худобу, инстинктивно становилось понятно, что он очень, очень силен. Может и тонкий, но из стали.

Ника притихла, привычно стараясь сделаться невидимкой.

В руках повар нес поднос с одуряющее вкусными на вид и аромат вещами. Булки, сливочное масло, ветчина. Ника сглотнула слюну.

— Утро доброе. Ты чего тут сидишь? Проходи в столовую на завтрак, булочки только из печи. — Спокойно сказал самец. Судя по голосу, он состоял в какой-то дальней родственной связи с Матаем, потому что нечто общее у них имелось.

Ника встала и пошла за ним, есть хотелось ужасно. Она всегда много ела, когда нервничала, ну, когда было, что есть. Заглянула в открытую дверь столовой — там работал телевизор, показывал утренние новости, а во главе пустого, накрытого к завтраку стола уже сидел Матай.

Ника уставилась в пол, мелкими шажками прошла и села от него через два стула. Дело в том, что все остальные стулья были убраны, вероятно, специально.

— Доброе утро, — поздоровался Матай. Слюны полон рот теперь был не только от голода, а и от его голоса, который каким-то невероятным образом заставлял кровь бурлить. Чем дальше, тем хуже. Если это все не прекратится, она сойдет с ума. Но как это все прекратить?

— Доброе, — пробормотала Ника, трусливо пряча глаза. На нем был темно-красный свитер с косами, машинной вязки. Может, намек на то, что она так ничего и не связала? Интересно, а он, правда, будет носить эти злосчастные шорты, которые выдумал только чтобы с ней пообниматься?

Хотя признаться честно, тот поцелуй Ника вспоминала с тех пор не раз. Тот момент, когда он сосал ее губы.

Перед ней, разбивая воспоминание, появилась белоснежная тарелка с крошечными розовыми цветочками по периметру. Повар вроде нес одно блюдо, но еда на столе появлялась и появлялась.

— Ника, это мой кузен, Тополис.

— Очень приятно.

— И мне, — повар не улыбнулся, но посмотрел вроде дружелюбно. — Приятного аппетита.

— Если ты уж села так далеко, возьми себе сама, чего хочешь. Ларим звонила, они только вышли, так что начинай без них. В следующий раз не будут опаздывать.

— Позвонила? — выдохнула Ника. За короткое время владения телефоном Берестовских удалось понять, какая это удобная штука. Раз — нажал пальцем и разговаривай с тем, кто очень далеко. Правда, благодаря той штуке их поймали, но чем дальше, тем больше Ника путалась, действительно ли все так плохо.

Ах, да! Пять дней. Все ужасно.

Она ткнула вилкой в тарелку с ветчиной.