Московские тетради (Дневники 1942-1943) - Иванов Всеволод - Страница 17

Совещание в «Гудке». Когда десяток писателей собирается в газете, им говорят: «Вам надо поехать смотреть жизнь». Те говорят — отлично. И в результате — три-четыре плохих очерка. Корреспонденты рассказали несколько любопытных историй. […] Немцы заняли станцию, а там остались наши вагоны — 15 штук, говорят, с ценным грузом. Машинист вызвался вывезти. Он прокрался на станцию, прицепил вагоны и поехал обратно. А тем временем ситуация стала другой: по одну сторону линии лежали немцы, по другую наши, друг от друга метрах в ста. Их разделяет железнодорожное полотно. Идет поезд. Никто из поезда не выглядывает и не стреляют, так как обе стороны боятся обстрелять свой поезд. Машинист рассчитал правильно.

13 марта. Суббота

Писал пьесу. Придуманное название не годится. Нового нет.

[…] Лунная ночь. В уровень домов висят аэростаты заграждения, похожие на штаны.

Боюсь — не растянули ли мы линию фронта в глубину, и не далеко ли оказались резервы? Т. е. не произошло ли той ошибки, которая была нами уже сделана в прошлое лето под Харьковом. Поэтому немцы нас и бьют. Поэтому мы печатаем длинные отчеты о банкетах, посвященных теме помощи США нам, а равно и во всю страницу — немецкие зверства. Зверства, конечно, отвратительные, но почему мы всегда их печатаем, когда дела наши на фронте плохи?

14 марта. Воскресенье

Ночью звонила Тамара, должно быть, взволнованная положением на фронте.

[…] День солнечный, теплый. В небе тишина. Вчера, перед закатом шел по Каменному мосту. За кино «Ударник» две фабричные трубы. Из одной несется дым, он заволакивает другую: закатное солнце освещает дым, и труба уходит далеко — далеко.

15 марта. Понедельник

[…] В «Правде» на трех колонках напечатан статистический отчет о помощи США нам. Оказалось, что не зря наши молчали об этой помощи.[…]Помощь, надо сказать, солидная. […]Отрицая же помощь или сведя ее к нулю, мы преувеличивали свои силы и заставляли Германию считаться с нами, а значит, и могли заключить сепаратный мир. Теперь, «раззвонив о помощи», мы лишены возможности заключить мир. Мало того, американцы могут позвать нас на «конференцию» и потребовать «некоторых» политических гарантий. […]

Дома. Писал пьесу. Закончил вчерне первый акт. Название «Баба». Вчера придумал: «Если мерцают звезды». Но это выспренно и чересчур подчеркивает тему. «Баба» — просто, обыденно и так как «Баба» должна быть хорошая, то, гляди, и получится героично. […]

Статья моя «Партизанки» изъята партизанским штабом, потому что в последнее время у них много арестовали партизанок-разведчиц. Как будто если статью не напечатать, то немцы арестовывать перестанут!

16 марта. Вторник

[…] Почему в еврействе мог появиться Христос? И вообще христианство? Еврейство — наиболее ярко из всех народов проявило себя в любви друг к другу, ибо любовь к народу, — пока она не всечеловеческая — наиболее ярко выраженная, родит и любовь всечеловеческую. Поэтому Рим, более всего возлюбивший свою страну, и мог принять христианство. Все остальные страны принимали уже христианство, как они принимали римских послов. Византия, конечно, тень Рима.

Приходил А.А. из «Вечерней Москвы». Сказал, что в газетах напечатано наши оставили Харьков. […]

Интересно бы, в свете нашего поражения сегодняшнего на Украине, прочесть показания германских генералов, взятых в плен под Сталинградом. Не ввели ли они наших в заблуждение? Не заморочили ли голову?..

17 марта. Среда

[…] На юге наше отступление продолжается. В «Правде» напечатано неопределенное мычание, из которого все же можно понять, что дела на Северном Донце — дрянь.

Распахнули, было, мы ворота на Украину, а въехали, выходит, в подворотню, в калитку. Гадко на душе. […]

Таня получила 376 рублей за «Партизанки», напечатанную статью в «Известиях». Вот на это и живу.

[…] Звонила Нина Владимировна Бажан — как здоровье? — Нет ли новостей от Николая Платоновича? — Получила письмо. А вы что делаете, Всеволод Вячеславович? — Пишу пьесу. — Молчание. — Что такое? — Да очень удивительно, как в такое время можно писать пьесу. О чем? — О любви. Опять молчание, еще более удивленное. […]

Что такое искусство? Мыльный пузырь. Кто были Гомер, Еврипид, Шекспир или безымянный автор «Слова о полку Игореве»? Тогда как биографии великих истребителей человечества, преступников, в сущности, великолепно известны Александр Македонский, Цезарь, Наполеон и сегодняшний дьявол — Гитлер. Я говорю не к тому, что искусство важнее войны (хотя эта мысль тоже не так уж плоха), а к тому, что если встать на точку зрения людей, говорящих, будто бы человечество эволюционирует (Спенсер и другие), то почему же оно тогда помнит только о солдатах и войне?.. Война приносит пользу человечеству? Чингиcхан, Батый, Наполеон?!..

В Сибири зверовщики ходят на сидьбу (сторожку) до росы, надев сапоги с деревянными подошвами, чтобы своим следом не «надушить». Так вот, войны так в нашей жизни надушили, что и дохнуть нельзя.

18 марта. Четверг

Писал пьесу.

Вечером пришел А.Крученых, исхудавший, с резко обозначенными лицевыми костями, грязный, в засаленном пиджачишке. Мечется по комнате, хватает книги, бумагу… До карандашей не дотрагивается. Говорит: «Съедаю кило-полтора в день, но мало. Жиров нет. Теряю в месяц 400–500 грамм. Если еще год война протянется — ничего, меня хватит. Но на два года… Хо-хо… Пожалуй, нет, а?» […]

19 марта. Пятница

Сон: рыли узкую яму, клад, я и А.Н.Толстой. Уже видно что-то белое, узкое… Проснулся! Заснул опять. Но так как сон был яркий и второе спанье не заглушило его, то, встав, по обычаю предков, взглянул в «Сонник». Предстоит какое-то великое счастье, а затем такое же великое несчастье… […]

Прочел С.Обручева. «В неведомых горах Якутии». Попервоначалу даже интересно. Написано чисто, легко, тема — любопытная. Поехал ученый геолог отыскивать платину, а открыл неизвестный хребет, названный им Хребтом Черского.

Писал пьесу. Сдал книжку в «Советский писатель» — очерки и рассказ о сержанте Морозове, назвав его «Встречи». Да не примут, наверное, а если примут — будут печатать два года.

Миша Левин восторженно сообщает, что над Москвой сегодня, на высоте 13 тысяч метров летал немецкий разведчик. Наши самолеты на такую высоту подняться не могли. Восторг его потому, что немца за 120 с лишним км поймал Мишин аппарат и следил за ним все время.

20 марта. Суббота

Писал пьесу. В черновике — окончил.

Опубликованы Сталинские премии. Нельзя сказать, что кого-то пропустили или обидели. И можно порадоваться за Петра Петровича Кончаловского и Леонида Леонова, которых стоит наградить. Признаться, я ожидал премию за «Александра Пархоменко» — не мне, конечно… а хотя бы Хвыле, Лукову, Богословскому. Но, видимо, от меня идет такой тухлый запах, что и остальным тошно.

Чтобы немножко развлечься — согласился выступить на вечере командиров школы снайперов. Школа за городом, возле Дворца Шереметьева. Холодное здание, ходят командиры и курсанты, которым до тебя нет никакого дела. Вера Инбер, рассказывающая о том, как удивителен Ленинград — огороды, граммофончики: налет кончается, раскрываются окна и опять граммофончики. Худенькая, старенькая, с тоненькими лапками и на глазах слезы, когда она говорит о граммофончиках. […] Холодно. На улице орут песни солдаты. Часовой, неизвестно для чего, стоит в коридоре. И вся зала в золотых погонах… Никого из нас не знают. Накормили обедом, дали по 100 грамм водки, и мы уехали. А на полях уже снег почти стаял, деревья лиловые…

Рассказ Таниного приятеля, художника, работающего во фронтовой газете. […] Красноармеец ведет пленного. Мины. Осколком ранило красноармейца в голову. Пленный показывает: «Развяжи, я тебя перевяжу». — «Ну что же. Все равно погибать, а тут еще есть надежда!» Развязал. Немец перевязал красноармейца, взвалил его к себе на спину и понес в часть. Принес. Красноармеец кричит со спины немца: «Товарищ командир, я пленного привел».

Завтра два месяца, как я отправил письмо в ЦК по поводу моего романа.