27 приключений Хорта Джойс - Каменский Василий Васильевич - Страница 6

Были ли это цыгане, или ковбои, или пираты — Хорт не знал, но ясно чувствовалось, что злодеи, владеющие Чуккой, именно такие.

И было совершенно ясно, что Чукка живет на территории южного пояса и где-то в 3-х, 4-х тысячах километрах.

Или чуть дальше.

О, Хорт об этом прекрасно знал!

Он горячо верил в свое собачье чутье, потому что всю жизнь считал себя собакой и умер бы собачьей смертью, если бы не Чукка…

Верней — если бы Чукка вовремя не послала цыганку Заяру, чтобы та сказала о жизни Чукки и тем спасла Хорта.

Так вот мыслил Хорт и мыслил, как истинный бухгалтер, точно, реально, расчетливо, кропотливо суммируя.

Был ли Хорт мистик?

Ничуть, нет.

Особенно теперь. Смешно.

Разве директор «Старт», по общему прозвищу — «самый высокий директор», — мог быть мистиком, когда каждую секунду он брал в твердый счет все явления вокруг, внутри и около, так строго математически анализировал, что на этом анализе и строилось все коммерческое благополучие «Старта».

И весь талант Хорта заключался именно в его феноменальной организации учета, калькуляции.

А интуиция, чутье, наблюдательность были его несравненным плюсом.

Тем плюсом, который сам по себе уже является громадным достоинством.

До сих пор Хорт был похож на бездействующий, спящий вулкан.

И вот, вдруг этот забытый вулкан очнулся, открылся, задымился и с необычайной энергией начал действовать, извергая лаву.

Все, что давалось многим, как результат учения, навыка, исследования, постижения, дохождения — Хорту все это приходило само, без малейших затруднений.

Там же, где он хоть на секунду задумывался или впадал в неясность, или задавал вопросы, или нуждался в разъяснениях, или — в знаниях — там со всех сторон к нему на помощь приходили нужные специалисты, мастера, знатоки, практики, дельцы.

У Хорта теперь было много денег, и он мог великолепно учиться, быстро постигать, совершенствоваться.

У него развилась изумительная память, обострилось глубокое наблюдение, появилась стремительная проницательность, расцвел вкус.

Он прекрасно стал разбираться в искусстве, особенно — в литературе.

Каждый новый прожитый месяц подымал его на новую ступень достижения.

И Хорт не уставал, напротив — он был гордо обвеян сияющей энергией, и светло смотрел на ожидающую высоту, на высоту, которой хотел поразить Чукку, удивить ее, вознести.

Ведь Чукка должна помнить свою прошлую северную жизнь, даже своего утонувшего братца Умба.

И вдруг теперь…

Сказочная перемена: юг, тропическая флора, роскошная вилла, свои аэропланы, моторные лодки, автомобили, картины, книги, масса развлечений.

Дело только за Чуккой.

За ней.

Ведь осталось жить Хорту менее 8-ми лет, а он все еще один, без Чукки.

Без вершины счастья.

И еще впереди — задуманная большая программа.

Надо успеть пройти все свои дороги, исполнить все затеи, осуществить все расчеты, развернуть себя до конца, чтобы, умирая, вздохнуть с большим удовольствием, без зависти, к жить остающимся, без покаяния в прекрасных грехах.

Жизнь, жизнь!

Ему ли — Хорту не были известны все жизненные капризы судьбы, все изломы, зигзаги, провалы, возвышения, горести, нелепости, дикости, достижения.

Он ли — Хорт, не имеет права и дальше рассчитывать на такое изумительное сцепление обстоятельств, чтобы в результате найти Чукку и вместе с ней придумать какой-нибудь крепкий философский фейерверк для конца дней.

Его глаза на вершине.

5. Встреча с Рэй-Шуа

На океанском пароходе «Ориант», направляющемся из Нью-Джерсей в Гибралтар в кают-компании за табль-дотом, после завтрака, когда только что пассажиры кончили есть пуддинг, обожженный тут же за столом ликером, когда задымились трубки и сигары — шел такой разговор:

— Оль райт. Выходит так, что даже случайным встречам, хотя бы происходящим здесь в кают-компании «Орианта», вы придаете какое-то закономерное значение?

— Да. Так называемые «случайные встречи» строго говоря в научном плане, никогда не происходят зря, без толку, без смысла, без теоретического оправдания…

— Позвольте, неужели всякий случайный разговор за случайным столом…

— Простите, как этому поверить?

— Очень, очень странно…

— Даже жутко…

— Однако для полной ясности я должен оговориться, что развивая свою психо-аналитическую теорию «Радио-мысли», в данной обстановке, выделяю из общего числа «случайных встреч» те немногие, которым было предназначено, сознательно или подсознательно, осуществиться и которые, реализуясь впоследствии в определенную форму, станут просто материализованной сущностью, бытием.

— И без участия сверхъестественных сил?

— Без мистической предпосылки?

— О, конечно. Разве работа радио-телеграфа связана с волшебством или мистикой, или религией? Так и моя теория «радио-мысли». Полная параллель. Работа магнитного поля в динамо и работа мозга в черепной коробке — одно явление. Посылаемые волны по радио в пространство и где-то там — за тысячи километров — организованный прием на мачтах, — это и есть представление полной картины работы мыслительного аппарата. Разница меж радио-телеграфом и «радио-мыслью», т. е. человеческой головой, заключается в организации первого и неорганизованности второго. Но стремительное движение современной науки электричества развертывается с такой быстротой, что, несомненно, через короткий промежуток времени мы раз-навсегда покончим с чудесами и мистикой и будем на свои головы смотреть, как на радио-станции.

— Браво, браво, Рэй-Шуа.

При этом имени — знаменитого австралийского модного писателя, Хорт, находившийся здесь, нервно вздрогнул.

Во-первых, Хорт не знал, что это — Рэй-Шуа — прославленная голова, чьи книги не раз приводили Хорта в восхищение, во-вторых, в связи с разговором, Хорт все время думал о своей Чукке, которой так хотелось немедленно передать свою нестерпимую «радио-мысль»:

— Будь со мной.

В-третьих, весь затеянный за табль-дотом разговор произошел по недавней мысли Хорта, когда, купаясь в Нью-Джерсей, он случайно услыхал о том, что на курорте гостит Рэй-Шуа, и подумал:

— Я с ним увижусь на «Орианте», когда мы будем идти обратно в Гибралтар… Тогда, после завтрака, будет разговор о радио-мысли… Рэй-Шуа должен сыграть свою роль… Решено…

И вдруг.

— Браво, браво, Рэй-Шуа!

Сбылось, как многое…

Хорт, вздрогнув, подумал:

— Может быть, настали сроки… Пора.

Ведь менее семи лет осталось жить, а Чукки нет и нет. Почему бы не сбыться и этому?

Пассажиры кричали:

— Привет, оль райт, Рэй-Шуа.

Хорт смотрел, слушал, ждал, томился.

Рэй-Шуа, затягиваясь сигарой и беспечно улыбаясь, продолжал:

— Джентльмены, я держу пари, что с некоторыми из вас, в качестве подтверждения моей теории, «случайная встреча» со мной, здесь на «Орианте», пахнет роковыми последствиями. Я это знаю, как свою теорию, ибо моя радио-голова недурно работает. Я к вашим услугам. Надо же иметь мужество сказать, кому я так нужен, какая мозговая станция тоскует по сообщению со мной? Плиз…

— Я, — твердо ответил Хорт.

Рэй-Шуа протянул руку.

— Мое имя Хорт Джойс. Директор Южного Аэро-транс-порта «Старт».

— Великолепно, — обрадовался Рэй-Шуа, — великолепно! В моей записной книжке имеется только один портрет, кем-то вырезанный из журнала «Док» полгода назад. Вот он.

Рэй-Шуа достал записную книжку и там отыскал портрет Хорта.

— Вот, пожалуйста. Это вы? Да? А на этой странице маленькая запись:

«В почтовой конторе Мельбурна, на окне, перед самым концом занятий, я нашел этот портрет, смотревший на меня большими грустными глазами, внизу была подпись: „Хорт Джойс, директор Южного Аэротранспорта „Старт“. Молча я спросил, что ему нужно? И он молча ответил, что все скажет потом, на корабле… Что я могу помочь…“

— Потрудитесь проверить, — Рэй-Шуа всем на удивление показал портрет и свою запись.