Уровни Эдема (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 85

- Получилось, - повернулся я к Лене, чтобы обрадованно улыбнуться.

Та отразила улыбку сквозь растерянность и испуг, а затем ойкнув перевела взгляд на пациента.

Тоже посмотрел вниз - Михаил шевельнул подбородком, с трудом пытаясь открыть глаза.

- Ну вот, теперь все будет хорошо, - заверил я всех нас и обратился к другу. - Вставай, пора просыпаться.

И Михаил, словно услышав, все же смог открыть веки. Обведя пространство над моей головой чуть бессмысленным взглядом, он все же смог сфокусироваться на мне, а губы, до того тяжело вдыхавшие вечерний воздух, произнесли первую фразу.

- Ты меня убил, - раздалось яростным тоном на чужом языке, и мою шею сжали неожиданно сильные руки.

Глава 26

Как говорит народная мудрость, пропущенная через личный опыт: не делай добра - не будет болеть шея. Когда на кадыке с неудержимостью гидравлического домкрата сжимаются руки, идея быть добрым и положительным как-то сама замещается подборкой матерных выражений и желанием видеть пациента в гробу.

К счастью, есть друзья, а у друзей есть полено, вытащенное Леной из костра и оперативно использованное по затылку излишне ретивого больного.

- Ну, у меня есть еще один такой камешек, - скептически смотрел я на отключенное тело, распластанное звездой по земле. - Можно еще и его...

- Не-не-не, - категорично замотала Лена головой.

А и действительно, знатная шизофрения выйдет, если еще того хоббита к Михаилу подселить.

- Что делать? - Задал я риторический вопрос, продолжая смотреть на беспамятного друга.

- Ты это у меня спрашиваешь? - Задохнулась возмущением Елена.

- Я еще не совсем опытный великий шаман, - отвел я глаза. - Обычно все было штатно - здоровье, плюс немного чужих знаний на границе памяти. Ну, как будто забыл, а сейчас вспомнил.

- Когда это - 'обычно'? - Подозрительно посмотрела она.

- Раньше. - Ограничился емким ответом, дабы не усугубить. - В общем, надо Михаила в сознание приводить. Разбудить как-то.

- Уже разбудили... - Обозначила Лена упадническое настроение, но я грозно цыкнул и принялся напряженно размышлять.

Там, внутри собственного тела, Михаил определенно существовал, обязан существовать - иначе бы Мерен не стал бы тратить на него свои силы и время. То, что досталось из камня - наносное, временно замещающее истинного владельца, и пусть его мало, но, как и всякое разумное, оно отчаянно желало жить - боль в шее тому доказательство. И не победить такое извне - не бить же, в самом деле, тело то все равно одно на двоих. Значит, нужно, чтобы хозяин разума сам пробудился и навел порядок в своей черепушке.

- Надо достать его вверх из собственной памяти, - озвучил я собственное озарение. - Но для начала - связать!

Потому что техника безопасности в оккультных занятиях - это святое.

- Ну и? - Скептически произнесла Лена, стоило подопытному быть надежно зафиксированным.

- Надо спрашивать то, что варвар точно знать не может! - С показной уверенностью отозвался я, приводя лже-Михаила в чувство.

То есть - потрепал его за плечо, а там и легкой оплеухой добился четкости в глазах. Главное помнить, что сейчас передо мной не мой друг, а подселенец - с ним и пожестче можно.

- Что такое планета? - Спросил я на русском.

Тот дернулся, проверяя крепость полос ткани, которыми мы его спеленали с головы до ног, и зло зашипел, гневно глядя мне в глаза.

Для улучшения коммуникативных способностей, подхватил из костра ветку с тлеющей на конце головешкой и поднес к его лицу.

- Ты что, это же Миша! - Дернула меня за плечо Лена.

- Потом извинимся, - шикнул я на нее.

Да и не собирался я ее использовать, но говорить об этом прямо - никакого воспитательного эффекта не будет.

- Что такое планета? Ну? - Приблизил я ветвь к коже достаточно, чтобы тот дернулся от близкого жара в сторону.

Подселенец завращал зрачками, глядя уже испуганно полными непонимания глазами, собираясь зайтись криком, что в наших условиях было опасно. Так что ветку пришлось убрать, а для лже-Михаила приготовить кляп.

- Что такое планета, как выглядит мир? - Спросил я еще раз, но на местном языке, явно смущая сознание туземца странными вопросами.

Но на этот раз тот хотя бы не молчал - огонь у лица удивительно располагает к беседам на любые темы.

- Мир - это пузо Тувачээноосээхайванохенкоона, - коротко и быстро дышал он, отводя лицо максимально далеко от огня.

- А еще? - Чуть разочарованно спросил, ожидая совсем другого ответа.

- Если его много копать в одном месте, то Тувачээноосээхайваноохенкоон гневается и не дает урожай, - выдал он с некоторой натугой и явно вспоминая.

- А деревья, это его волосы? - Уже автоматически уточнил, обдумывая другой подход к сознанию Михаила.

- Ага, - с готовностью кивнул подселенец.

- Сдается мне, никакой это не живот, а место куда более волосатое... - Мрачно подытожил я.

- Может, ребят разбудим? - Тихонько подала голос Лена, до того сидевшая за спиной. - Они его лучше знают. Может, что-то есть в его жизни. Девушка, имена родителей...

- Точно, - взбодрился и принялся расталкивать Алексея с Матвеем.

Целебный сон - дело, конечно, полезное, но не до этого сейчас. На родине отоспятся. Если доживем.

Объяснить произошедшее с Михаилом, на фоне излеченных переломов, ссадин, гематом и ожогов, оказалось гораздо проще, чем я себе представлял. Подумаешь, у человека наведенная шизофрения, когда Алексей с любовью поглаживает целую и здоровую ногу, в которой уже начал было замечать следы черноты - только говорить об этом боялся, а сейчас как прорвало. А может, сознание у нас более гибкое, современное, привыкшее к мистике в играх и кино. В общем, за решение проблемы Михаила ребята принялись с энтузиазмом, одновременно с не меньшей энергией набросившись на мясо и зелень на чуть подзабытых блюдах - голод брал свое.

Только вот родителей подселенец своих не помнил, а отца и мать хозяина тела не признавал. Туда же, в бездну недоумения, падали имена девушек и памятных мест, обескураживая нас с каждой попыткой (разве что Лена удивлялась в духе 'и с ней тоже?!'. А еще казался таким приличным человеком - прокачал я головой, и тут же схлопотал от Лены по загривку.

Вот уже и остальные жены проснулись, сонливо выслушивая от Лены вести о новой неприятности, на нас навалившиеся, и в свою очередь посильно предлагая пути их решения - от стихов Пушкина до щекотки. Увы, без результата всякий раз, хотя 'Зимнее утро' у костра нового мира слушалось как-то по-особенному, с щемящей тоской по родине.

- Подождите, дайте я, - пододвинулся поближе Матвей.

Общение вели через меня, как единственного знающего язык. На русский Орууш (то, что от него осталось) все равно не реагировал. Но так как была пауза для новых идей, ввиду исчерпания старых, я отстранился и пропустил Матвея почти вплотную.

- Катана - это меч. - Сказал он на чистом русском, выразительно акцентируя каждое слово, с абсолютной уверенностью в своих словах и даже некоторым вызовом в тоне.

Казалось бы, ну что такого. И подселенец вновь взглянул недоуменно, пытаясь переварить сказанное - услышать в незнакомых звукосочетаниях слова и смысл.

- Да какой меч, если это сабля! - Вдруг дернулись его зрачки, а плечи от возмущения подались вперед.

На русском! На чистом русском ответил!

- Вернулся! - Бросился Матвей ему на грудь, ненадолго опережая Алексея.

Жены тоже радовались и хотели на кого-нибудь броситься и обнимать, так что я благоразумно указал на себя.

-А что было то? - Чуть приподнялся Михаил, охнув от боли в голове. - Как будто поленом по затылку...

Я выразительно посмотрел на потупившуюся от стыда Лену.

- Вы хотели уйти с мечами, вас поймали, вернули, избили, ты умирал и нам пришлось идти на рисковый опыт. - Кратко доложил ему последнюю сводку событий. - В результате у тебя в голове должны быть знания чужого языка и чужая память одного из свиты Мерена.