Терминатор. Часть 1 (СИ) - Киселев Андрей Александрович - Страница 78

Дмитрий спал, и была ночь. Ходики показывали часа два ночи. Она слышала, как он храпел там, на высокой деревенской печи и крепко спал. И не слышал машину Скайнет, стоящую у окна и смотрящую сквозь стеклянные окна его дома, в ночную тьму, видя все как днем. Сверкая своими из-под глазных с карими зрачками человечеких яблок красными линзами видеокамер, перенося все на 400000000битный встроенный в машину в ее под плотью и кожей под красивыми темнорусыми волосами из колтана бронированном черепе, похожем на человеческий, созданный по системе киборга Т-888, модель S12ЕD. С встроенным внутри его нейронным в особом, закрытом и подрессоренном устройсте мозгом, перерабатывающим миллионы операций за секунды. И с чипом памятью в особом правом отделе стальной бронированной головы машины, определяющим ее само управление машиной. Но, не знала, что такое молнии и гроза. Она пыталась найти это в базе своих данных, но тщетно.

Уже днем, она рассказал Дмитрию все, что слышала ночью. И он, рассмеявшись, почти по-детски ее удивленному выражению молодого немного наивного семнадцатилетнего девичьего личика. Не понимающего, что такое гроза и дождь. Просто не размышляя и особо задумываясь, рассказал ей то, как когда-то давно еще до самой ядерной войны и ядерной зимы были такие вот грозы и ливни, просто проливные ливни и каким был после них в лесу сам воздух. И что по осени, ему Дмитрию, Вере пришлось рассказать и про смену сезонов и времена года, понимая и списывая молодую ее необразованность на ее позднее рождение, как всех тех детей кто появился на свет во времена войны и самой зимы, после таких вот гроз и ливней росли грибы. Про грибы ей ему тоже прищлось рассказывать, как и про ягоды. Она много ему сама расскзала из их до этого беседы. О мире и о том, что твориться сейчас вокруг, но вот про грибы и ягоды Вера не знала. И он порядком уже уставший быть преподавателем, открыл старенький шкаф, стоящий у бревенчатой беленой в доме стены. И сундук своей покойной супруги Антонины и произнес — Вот попробуй это — произнес Дмитрий, подавая из старенького деревянного шкафа и рядом стоящего бельевого сундука платья и обувь своей покойной супруги Антонины в руки своей поселившейся у него молодой совсем еще лет семнадцати гостьи. Он подбирал все самое подходящее из женской одежды, чтобы переодеть Веру в одежду деревенских женщин.

Она сама, Вера попросила его об этом. Она не хотела особо выделяться от всех живущих в этой лесной нагорной в верховьях Маны деревне. Это позволило бы машине слиться удачно и зрительно с селянами староверами.

— Я хотела бы снять с себя вот это — сказала Вера Дмитрию, показывая на свое совсем не деревенское одеяние. На кожаную черную блестящую куртку ботинки и синие джинсы.

— Вот, примерь пока, женский старенький летний сарафан и фартук и платки. Много платков. От вязанных пуховых шалей до красивых больших платков. И кофточки. Разные, и тоже вязаные из бараньей шерсти. Это на случай прохладной погоды. На вечера — говорил Дмитрий Вере — Это все от жены моей осталось Антонины. Другой женской одежды у меня нет. Там еще ее кружевные комбинашки и ночнушки. Ну, думаю, ты сама как женщина, Вера, разберешься во всем этом.

— А, Антонина где ваша, дядя Дима? — спросила Вера.

— Умерла Антонина — произнес, потупив взор Дмитрий — Еще в Апреле умерла. Ночью. Схоронил я ее на местном нашем кладбище.

Вера, сняв с себя кожаную куртку, и бросив на стоящую в левом углу дома широкую семейную постель Егорова Дмитрия, вдруг встрепенулась. И, обернувшись, посмотрела грустными, почти черными карими глазами на Дмитрия.

Она стояла в черной длинной футболке, которую раньше и не видно было под той курткой. Под футболкой не было лифчика. И это было заметно по торчащим из-под футболки соскам на полненькой девичьей груди. Дмитрий это заметил, но не показал вида.

— Умерла? — машина спросила его и, не понимая, что это, быстро включила данные в процессоре и все о том, что такое человеческая смерть. Мгновенно прокручивая данные, и ужасаясь этому, отвернулась, снова в зеркало уже напуганными в страхе глазами.

У нее загудела в груди водородная одна из включенных батарей, и застучало искусственное врощенное усиленное в груди под бронеплитой из колтана человеческое сердце. Гидравлические в сервоприводах руки и пальцы машины сжались в девичьи кулачки. И задрожали даже ее машины ТОК715 под камуфляжной человеческой биоплотью, такие же гидравлические ее бронированного колтаном эндоскелета ноги.

Этот ужас был человеческий, но машина его поняла по-своему.

Она перелистала все, что было в ее базе данных под словом смерть. И увидела что такое это… И как это может быть применимо к ней как к машине.

ТОК715 охватил парализующий ужас. Робот Скайнет примерил это понятие к себе как к роботу, и она Вера сдавленно дрожащим человеческим голосом произнесла Дмитрию — Я боюсь смерти, дядя Дима! Я не хочу смерти!

— Что ты! — произнес громко, и не на шутку, встревожившись Дмитрий — Ты совсем еще молодая! Тебе рано умирать, девочка моя! Ты не умрешь!

— Правда?! — произнесла Вера.

— Правда! — ответил Дмитрий, сам не на шутку напугавшись и глядя на нее — Я, не отдам тебя никому и ей тоже, девочка моя! — Я защищу тебя от нее. Не бойся и забудь про это! Забудь! Лучше посмотри на вязанные кофточки моей супруги. Антонина их все лет двадцать не снимала с себя. В лютую ядерную зиму. По несколько таких кофточек и куталась во все эти шали и платки, находясь дома. А платки, смотри какие красивые, нравятся?

Вера, все еще вся, содрогаясь от охватившего ее ужаса все же улыбнувшись Дмитрию, снова уставилась в зеркало, сверкая почти черными своими карими девичьими глазами.

— Нравятся кофточки? — спросил Дмитрий Веру.

— Нравятся, дядя Дима — произнесла она ему, стерев из памяти ТОК715 все о смерти — Очень нравятся. Я бы хотела переодеться в одежду Антонины — произнесла Вера.

— Переоденься, думаю, тебе почти все подойдет — он Дмитрий разрешил ей, и произнес снова — Там, наверное, такое в городе-то не носят? — спросил Дмитрий.

— Там нет, дядя Дима — ответила Вера — Там большинство, вообще, кто, в чем и в чем попало — машина отвечала от обратного — И нет ничего такого красивого.

Она стояла у круглого стоящего на стареньком лакированном деревянном комодике на поворотной стойке зеркала и любовалась собой. Поворачиваясь, прямо как настоящая совсем еще юная живая девчонка школьница, любуясь с удивлением собой и разглядывая себя.

Машина ТОК715 на самом деле себя в лицо не видела. И это было первое ее знакомство со своим внешним обликом. И, похоже, ей она сама себе самой нравилась.

От волнения внутри машины загудела правая запущенная водородная в ячейке под ее грудной бронеплитой батарея IGEY-700 и в районе позвоночника машины генератор и энергия волнами прокатилась по всему телу киборга гибрида. Приятное тепло растеклось по всему машины искусственному телу модели S12ЕD.

Она любовалась собой через 40000000битный коммуникационный дисплей, встроенный внутри ее робота головы монитор. Рассматривая себя своими горящими красным светом камерами ТOK715, под глазными нарощенными глазными яблоками карими, почти черными глазами. Просматривая каждый миллиметр своего миленького из кожи и плоти девичьего личика.

Машина проанализировала состав самой ткани. Это был хлопок и лен. Немного вискозы. Такого не было в составе ее одежды, из полимеров. И в какую одевал свои все машины Скайнет. И которой, было полно внизу на складах в В-28. Это была натуральная одежда. И из натуральных природных растительных переработанных, правда, волокн, а не путем одной, лишь химии. На подземных кибернетических заводах ее хозяина. И которую Скайнет выпускал за океаном и привозил сюда для хранения, для своих киборгов и андроидов-гибридов. Эта одежда была не в пример, той из искусственной кожи и искусственного хлопка, которая не была хлопком, равно, как и кожей. А лишь, в точности, копировала кожу и хлопок. Даже ее ТОК715 военные ботинки, на шнурованной голяжке, были тоже из полимеров.