Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд - Страница 24

— Veilleicht haben Sie recht[24], — произнес Карл Вольцоген, помолчав. — Но я рад, что он мертв. Понимаете, рад.

В субботу провели репетицию первого акта в костюмах. Второй и третий акты в воскресенье. Труппа работала с полной отдачей, и не было никаких сомнений, что премьера состоится в срок.

Фен во время репетиции второго акта сидел рядом с Элизабет. После окончания в половине седьмого к ним пришел Адам. Повеселевший.

— Все идет прекрасно. Завтра закончим.

— У вас наверняка будет аншлаг, — сказал Фен. — Еще бы, такой скандал. Бедная Джоан.

— Да, — подтвердил Адам, — билеты раскуплены на все спектакли. Любители скандалов, конечно, не та публика, какая нам желательна, но их деньги для Леви такие же, как любые другие.

— А как Джоан? — спросил Фен. — Держится? Я не разговаривал с ней уже несколько дней.

— Да, стоически, — ответил Адам. — Я полагаю, в полиции не намерены ее в чем-то обвинять.

— Во-первых, у них нет против Джоан никаких доказательств, — заметил Фен. — А кроме того, они по-прежнему считают, что нембутал в джине и повешение никак не связаны.

— А это действительно так?

— Не думаю. Анонимное письмо старшине присяжных кое на что намекает. Конечно, его мог написать кто-то, просто ненавидящий Джоан, но мне, к сожалению, пока не удалось этого субьекта установить. Кстати, что сейчас будут прогонять?

— Первую сцену последнего акта, — сказал Адам. — Мы выбились из графика, из-за этого вторая сцена останется на завтрашнее утро. Хор уже отпустили по домам.

— Вот я и подумал, — задумчиво проговорил Фен, — а не выпить ли нам в таком случае.

— А может быть, мы все же закончим наше с вами интервью, — вмешалась Элизабет, доставая из сумочки блокнот и карандаш.

— Хорошо. — Фен улыбнулся. — Так на чем мы с вами остановились?

Но интервью не суждено было продолжиться. К ним подошла Джудит Хайнс, взволнованная, бледная.

— Нигде не могу найти Бориса. Вы его не видели? — Ее голос заметно дрожал.

— Может, он пошел домой? — спросила Элизабет.

— Нет. — Джудит мотнула головой. — Он бы мне обязательно сказал.

— А почему вы так обеспокоены?

— В последнее время он плохо себя чувствовал, — сказала Джудит. — А сегодня ему стало хуже. — У нее на глаза навернулись слезы. — Пожалуйста, помогите мне.

Фен и Адам встали и отправились искать в разных частях театра. Через десять минут встретились у железной лестницы, ведущей из верхнего коридора с гримерными через чердачный люк на крышу. Адам поверх зеленого камзола и рейтуз франконского рыцаря шестнадцатого века надел пальто.

— Вас не узнать, — сказал Фен с улыбкой.

Но Адам его веселья не поддержал.

— Его нигде нет, — серьезно произнес он. — Наверное, Стейплтон все же почувствовал себя плохо и ушел.

— Может быть, — озабоченно отозвался Фен. — Но почему не сказал жене?

— Вы думаете, его похитили?

— Не знаю, что и подумать. Но эта ситуация мне не нравится. Давайте поднимемся на крышу и посмотрим там.

— Нужен фонарик, — сказал Адам. — На крыше, наверное, темно. Можно свалиться вниз.

Фен, порывшись в бездонных карманах плаща, извлек носовой платок, пачку сигарет, богословский трактат «О подражании Христу», небольшого мохнатого медвежонка, названного в честь английского поэта семнадцатого века Томасом Шедвеллом, и наконец фонарик.

На крыше было морозно. Адам поежился и поднял воротник пальто. На небе не было ни звезды, и луна еще не поднялась, но свет уличных фонарей позволял кое-что разглядеть.

Борис Стейплтон лежал ничком примерно на равном расстоянии от слухового окна гримерной Эдвина Шортхауса и небольшой надстройки, где располагался подъемный механизм лифта. То, что он мертв, было видно с первого взгляда, хотя признаки насилия на теле отсутствовали. Только ссадины, вызванные падением. Рядом следы рвоты.

Они его повернули и вгляделись в красивое молодое лицо, застывшее в изумлении.

Глава 19

С большим трудом им удалось спустить тело Стейплтона вниз по лестнице и занести в гримерную Шортхауса, свободную после его смерти. На пути им никто не встретился, и они стояли некоторое время, тяжело дыша.

— И что теперь? — спросил Адам.

— Звоните Маджу и расскажите о случившемся, — ответил Фен, приводя свои волосы в относительный порядок. — Но больше никому ни слова. Особенно Джудит.

— Но как же, она…

— Мне нужно кое-что у нее спросить, — сказал Фен. — До того, как девушка потеряет способность говорить.

— От чего он умер?

— Похоже на действие мышьяка.

Адам пошел звонить. Внизу оркестр настраивался для третьего акта. Гобой выводил по кругу чистые квинты, флейты развлекались бурными руладами, заунывно гудела на одной ноте труба.

Фен наклонился осмотреть умершего. Тело было еще теплое, несмотря на холод на крыше. Только теперь профессор увидел, насколько Стейплтон исхудал, превратившись почти в скелет. От него исходил слабый запах, напоминающий чесночный. На шее, щеках и подбородке следы экземы. Открыв мертвому рот, Фен осмотрел язык. Он был обложен. Веки красные, набухшие. Внимательно осмотрев кисти и особенно ногти, профессор пошел к раковине вымыть руки.

Вернулся Адам. Начал рассказывать:

— Мадж очень расстроен. Покушение на Элизабет, а теперь смерть Стейплтона сильно вредят его версии самоубийства. Он едет сюда. — Адам посмотрел на профессора: — Вы что-нибудь обнаружили?

— Насчет мышьяка я был прав, — ответил Фен, вытирая руки. — Медленное отравление, возможно длилось несколько недель.

— Теперь понятна причина его недомогания, — сказал Адам, стараясь не смотреть на покойного. — Если бы у него хватило разума пойти к доктору…

— Вот именно, — поддержал его Фен. — Человека можно было бы спасти. Эта экзема — обычный симптом отравления мышьяком. А поскольку у Стейплтона раньше было что-то похожее, он решил, что у него просто обострение.

Они закурили.

— Вот, пожалуйста, — произнес Адам. — Джудит стала вдовой после двух дней замужества. — Он глубоко затянулся сигаретой. — Но я не вижу тут мотива, если только он не был как-то причастен к гибели Эдвина. О том, что это самоубийство, наверное, не может быть и речи?

Фен кивнул:

— Конечно. К тому же кто станет растягивать такую процедуру на несколько дней. Почему не принять сразу одну большую дозу? И у него не было причин для этого. Только что женился, счастлив в любви.

— Но ведь мышьяк открыто не продается, — хмуро заметил Адам.

— Не продается, — согласился Фен. — Но есть много способов его получить. Например, из мушиных липучек, гербицидов, из крысиного яда, раствора для купания овец и бог знает из чего еще. — Фен встал. — Я, пожалуй, пойду поговорю с Джудит. Она единственная свидетельница. А вы здесь посидите, я скоро вернусь. Его одного, — он кивнул на мертвого Стейплтона, — оставлять нельзя. Сюда никого не пускайте, кроме полицейских.

Спускаясь по лестнице, он встретил сторожа Фербелоу и вспомнил о своем намерении у него кое-что выяснить.

— Вы, кажется, говорили, что мистер Шортхаус запрещал вам его беспокоить в гримерной?

У старика моментально всколыхнулась старая обида.

— Вам надо было это видеть, сэр, — сердито проворчал он. — Я вошел к нему всего один раз из-за какой-то ерунды, просто что-то спросить, так этот, с позволения сказать, лорд выпучил на меня глаза и заорал, если я посмею еще раз сунуть к нему нос, он свернет мне шею. Обозвал вором. Вы представляете, какое хамство?

Фен продолжил путь, оставив Фербелоу изливать негодование в одиночестве. Маловероятно, чтобы об этом инциденте никто не узнал в театре. Фербелоу не из таких, кто будет держать оскорбление при себе. А Шортхауса и без того все тут терпеть не могли. И рады теперь его смерти.

Он прошел за кулисы.

Третий акт начался. Сакс сидел в кресле, погруженный в чтение фолианта. В комнату украдкой вошел Давид, на что живо откликнулись деревянные духовые. Он поставил корзинку на стол и, поглядывая на мастера, начал изучать ее содержимое. Затем увлекся, перебирая ленты, пироги, колбасу. Шелест страниц фолианта сопровождался нисходящей каденцией струнных. Затем суровые виолончели начали тему святого Иоанна.