Хроники Каторги: Цой жив (СИ) - Ярцев Григорий Юрьевич - Страница 7

Еще до наступления кромешной темноты, Цой забрался достаточно высоко на полуразрушенное здание, где свила гнездо иглаптица. Подыскал крохотную комнатенку, окруженную тремя частично обвалившимися, но все же стенами, четвертой стены не было вовсе, она давно канула в небытие, и потолок сохранился частично; ровно настолько, чтобы скрыть искателя от зорких глаз хищной птицы и сохранить отличную панораму сгущающихся красок ночного неба.

Расположился в углу, сняв рюкзак и накидку из бесьей шкуры, которую обычно скручивал и укладывал под голову. Выложил Лялю-Олю - два клинка, обнаруженные им в странствиях - акидзаси и атана, так они назывались, именно так было указано на изничтоженной временем части таблички, что лежала неподалеку, похороненная насыпью камней. Уложил рядом с мечами Ататашку и проверил автомат; магазин на тридцать патронов ровно, как и три месяца назад. Цой легонько оттянул затвор, механизм работал гладко. Он быстро научился разбирать автомат и периодически обрабатывал детали маслом, которое добывал из обломков Обелиска, иногда встречавшихся на пути. Искатель наполнял маслом и ножны Ляли-Оли, давно отметив, как дерево под воздействием масла становилось прочнее. Судя по всему, на металл оно оказывало схожее влияние, увеличивая износостойкость и придавая стали темный оттенок.

Первым делом вынул Лялю - клинок выскользнул из ножен с еле уловимым свистом. Достав из кармашка рюкзака клык беса, искатель, придерживая клинок одной рукой, начал медленно водить своеобразным оселком по части черного лезвия возле острия, плавно подбираясь к рукояти. Занятие не терпело спешки и суеты, Цой выполнял ритуал с особой тщательностью, поскольку от состояния клинков, автомата, и остальной экипировки зависела его жизнь. Да и спешить-то особо некуда.

Продолжал доводить и без того острые лезвия Ляли-Оли до бритвенной остроты, наблюдая за тем, как темнело ночное небо, как загорались звезды и показался белоснежный диск луны. Луна, как и все ночи до этого, предстала во всей своей уродливой красе, совсем не такая, какой он видел ее на найденных фотографиях, уцелевших страницах журналов; по ней будто толстопард приложился, исполосовав шар с характерной неукротимой яростью, оставив ужаснейшие выщерблены и глубокие кратеры, отбрасывающие длинные и не очень тени. А вот звезды в отличие от Луны совершенно не изменились, разве что горели ярче - в ночном небе ни облачка, они уплыли куда-то за горизонт - только мерцающие точки и черная пелена, застелившая все вокруг, словно решето, нарочно неважно скрывающее за собой иной, дивный мир, сотканный исключительно из света и тепла.

Так и сидел, облокотившись спиною о стену, глядя на прямые линии Обелиска, поблескивающие в холодном свете уродливой луны, на пугающее кристальной чистотой небо и тысячи сияющих на нем звезд. Сидел, дожевывая солоноватый паек и гадал: чего этим, с Обелиска, там, наверху, не сиделось? Это же надо при таком количестве огоньков умудриться стукнуться именно о Землю и все тут поломать. А может ерунда это и в действительности людям Старого мира здесь наскучило, и решили они непременно попасть в лучшие миры, но как-то не смогли, где-то промахнулись и не попали? Цой осознавал непостижимую глубину глупости своих мыслей, понимая, что никогда не узнает правды, не познает истины. Да и зачем? - знания эти уже ничего не изменят, никого не спасут.

Занятый бестолковыми мыслями, не сразу заметил, как вечно молчаливое небо разродилось низким свистящим звуком. Цой выхватил Лялю-Олю из ножен и вскочил совершенно беззвучно. Остановившись у самого края с криво торчащими арматуринами, сосредоточил все внимание на черном небе, стараясь вобрать глазами как можно больше нескончаемого пространства.

Свистящий звук нарастал, но разглядеть по-прежнему ничего не удавалось. Неожиданно свист дополнился глухим, пробирающим до костей гулом; Цой моментально установил источник звука - Обелиск. Он не был уверен, но, кажется, слышал доносившееся дребезжание массивных черных стен, а секунду спустя уловил, как содрогнулась земля, задрожало здание, а следом иглаптица боязливо крикнула, засуетившись в гнезде. Цой пригнулся, впервые за долгое время почувствовав страх неизведанного, тело будто наполнилось пустотой, нутро провалилось, искатель ощутил неприятную дрожь в коленях, которую сиюминутно подавил. Вибрация усиливалась, а гул нарастал, становился всепоглощающим, и на долю секунды воцарилась абсолютная тишина, резко прервавшаяся тремя оглушительными хлопками - Цой даже вздрогнул - и из мрачной громадной конструкции Обелиска вырвались три сферы, одна из которых, ярко вспыхнув, растворилась во тьме почти сразу, а две оставшиеся устремились ввысь. Цой, не отрывая взгляда, завороженно и восторженно наблюдал как сферы, заливая все пространство вокруг себя ослепительным белым светом, воспаряли в непроглядную пучину темноты и где-то там, в месте, которое не удавалось разглядеть, вспыхнули ярко-синими огоньками.

Свистящий звук, рассекший небо сменился ревом и Цой наконец заметил падающий объект цилиндрической формы. Сферы сбили его в воздухе. Пылающее тело неотвратимо устремилось вниз. Искатель провожал его взглядом, видя, как быстро оно теряло высоту и неслось над землей, задевая кроны высоких деревьев, а столкнувшись, вырывало их с корнем, а от тех, что устояли, оставались лишь тлеющие угольки.

Цой не верил своим глазам; никогда в жизни не видел ничего подобного, но не позволил себе поддаться замешательству. Безошибочно определил место крушения, находившееся в четырех днях ходу, может больше, если возникнут трудности. Упало небесное тело на юге, с той местностью был хорошо знаком, ходил там раньше. Единственное чего опасался, так это Обелиска, придется пройти совсем рядом, если он хотел оказаться на месте первым, а он очень хотел, скорее, жаждал добраться раньше остальных. Ему непременно хотелось выяснить, что вдруг спустя столько лет ниспослали небеса. Обход Обелиска занял бы слишком много времени, да и свет от случившегося мог не заметить разве, что слепой, но и тот бы услышал. Не радовало и осознание того, что вновь повстречается Перевал, гнусный и крайне опасный перешеек по пути на юг. Поутру хотел дождаться, пока иглаптица улетит на охоту, а затем пробраться в ее гнездо за перьями - они жутко острые, ими можно бриться или незаметно разрезать пруты, как однажды случилось с Цоем при побеге из Каземат. Но ждать было нельзя. Прежде необремененный временем он понимал, что наверняка являлся не единственным свидетелем случившегося.

Минуту спустя был готов: проверил флягу с мочой беса, надежно закрутив железную крышку, уложил Ататашку в ранец, который перекинул через грудь. Пихнул между ранцем и спиной Лялю-Олю рукоятями вниз под левую руку и, беззвучно покинув здание, не потревожив иглаптицу и ее птенца, отправился в путь.

ГЛАВА 5

Двигаться ночью, почти в слепую, опираясь на максимально напряженные чувства и редкие проблески лунного света - то еще удовольствие. Цой шел то быстрее, то медленнее, иногда, абсолютно уверенный в собственной безопасности, позволял себе ускориться до бега. Периодически останавливался и растворялся в бесчисленном множестве деревьев, скрывавших за непорочно-густой шелестящей листвой ночное небо, и впивался взглядом в окружающий мрак, убеждаясь, что ничего не выскочит из темноты и не сделает его добычей. Благо, хищников, как и людей, ночью одолевал сон, а большинство тех, чьим временем была сама ночь, надежно отпугивала бесья моча. Она сильно облегчала путь. Цой был одним из немногих, если не единственным обладателем этой жидкости, поистине великолепной в своем тошнотворном, противном запахе и пользовался сей хитростью с превеликим удовольствием.

Меж бессчетных стволов деревьев, в сотне метрах от него раздался протяжный вопль. Следом еще один. Крики отчаяния принадлежали двум искателям Черни, которых Цой заметил несколько часов назад. Все это время они шли впереди, не подозревая о его присутствии. Цой замер на полусогнутых ногах, максимально сосредоточившись на звуках, закрыл глаза - даже свыкшиеся с темнотой они могли подвести.