Хроники Каторги: Цой жив (СИ) - Ярцев Григорий Юрьевич - Страница 2

«МИР УМЕР» - зловеще гласила она, небрежно намалеванная смолой, а под ней виднелась еще одна, сделанная много позже, вероятно, кем-то другим, и чем-то белым: «А ЦОЙ ЖИВ!».

Человек не знал, кем был тот «Цой» и как ему удалось выжить после гибели мира, но нашел их ситуацию схожей и тогда за неимением и незнанием собственного имени, решил назваться Цоем, рассчитывая, что имя поможет выжить ему так же, как помогло счастливчику, пережившему конец мира.

- Ты туда вернешься? - боязливо спросила Ада, сидя на нем в большой ванной, сделанной из корпуса небольшой лодки. - Продолжишь идти дальше? - говорила, растирая проволочной мочалкой его твердую грудь.

Он кивнул.

И он, и она - оба знали, - речь не о Яме. Цой изучал округу близь Баззарра, но теперь, пропадая на долгие недели, ходил к Обелиску и каждую вылазку подбирался все ближе, но, в то же время, оставался на безопасном расстоянии.

- Не ходи больше, а? - она плотнее прижала мочалку к телу, и голос стал мягче. - Мне плохеет от одной только мысли, что можно оказаться там, за стенами. Я слышу тех, кто возвращается и их разговоры... бросает в дрожь, и всякий раз думаю, что тебя уже нет. Лежишь в желудке каком. Не ходи, а? Останься здесь, со мной, - она крепко обняла его бедрами и прижалась: как приятно ощущать ее тело, грудь. - Тут полно работы, забот и моего тепла.

Цой отвел взгляд. Ада хорошо знала своего мужчину и давно поняла: ей не пробиться через стену, и все же она не оставляла попыток разобрать ее по кирпичикам и, возможно, когда-нибудь достучаться.

- А болвашки? Так и стоят там, ждут?

- Угу-м. Стоят.

- Написатели говорят, с самого Крушения стоят и ждут, а чего - неясно. Чистенькие такие, ухоженные, как не случалось ничего.

Он смог лишь пожать плечами, но Ада сдаться не могла:

- А голоса? Правда, болвашки разговаривают? Поют?

- Гм. Не слышал.

Ада черпнула воды в ковш и медленно вылила на голову Цою, пустив пальцы меж густых волос. За два месяца отросли и стали намного длиннее, чем ей нравилось. Сегодня Ада опять его подстрижет, но он еще об этом не знает. Как и она не знает о подарке, что он для нее приготовил.

Цой вынул из воды стеклянный шар, встряхнул и внутри, как по волшебству, поплыл снег. Взвизгнув от радости, Ада выпустила из рук ковш, глухо угодивший Цою по голове, и схватилась за шар обеими руками.

- Спасибо! Спасибо! Спасибо! - выкрикивала, не скрывая радости, искрящимися от счастья глазами рассматривая, как снег кружился вокруг башни, образованной четырьмя колоннами, соединяющимися на высоте.

Немедля выскользнула из ванной, расплескав горячую воду и, шлепая мокрыми ногами по скрипучему деревянному полу, устремилась к небольшому завалившемуся набок комоду. Ради этого. Ради этого стоит выходить, терпеть боль и муки. Что угодно, только бы видеть радость в глазах, почувствовать, что кто-то может быть счастлив и знать, что люди не разучились улыбаться, пусть и мелочам.

С нижних этажей вместе с радостными возгласами накатывали глухие звуки все тех же барабанов, но играли не агрессивно, а с задором. Собравшиеся жители семи Домов простились с брутами, придав их тела огню, и теперь праздновали победу Баззарра, а Цой, расслаблено запрокинув голову, наблюдал за тем как Ада, совершенно нагая, поставила снежный шар на комод рядом с пятью другими. Кто знает, сколько еще этих шаров оставил Старый мир? Собирал их кто-нибудь еще?

Мокрая, бронзовая кожа девушки приятно поблескивала в теплом свете ламп; от нее, как от неизвестного волшебного существа, воспаряли языки пара. Хороша - широкие бедра, длинные ноги, тело все еще девичье, но закаленное Новым миром и его порядком. Длинные и черные, как смола, волосы змеились по осиной талии, доставая до самых ягодиц, а на теле - ни единого шрамика. Ада выросла за массивными стенами Баззарра и никогда не покидала его пределов. Выйдя наружу, непременно получила бы шрам, как Цой получил свои. Один, небольшой, узким серпом тянулся от горбинки носа вдоль правой щеки, а другой, побольше, полумесяцем - от макушки и заканчивался над левым глазом на лбу. Каторга, она такая, клеймила всякого, кто в нее попадал и повезет, если платой оказывалась только отметина, а не жизнь, как случалось намного чаще.

Зеленые глаза Ады трепетно глядели на снежные шары, но красота ее все равно не шла ни в какое сравнение с женщинами, которых Цой видел изображенными на плотной бумаге; чистыми, аккуратными, непередаваемо сексуальными. Он искренне не понимал и никогда не поймет, как им удавалось достичь такой неземной красоты. Женщины Старого мира были несравненно хороши, а в Новом мире являлись недосягаемой фантазией.

Уснул в горячей ванне и не помнил, как среди ночи Ада коротко обкорнала его волосы, а после помогла дойти до кровати. Утром, оставив ей пять пайков, выигранные в Яме, отправился к Старому - местному лавочнику.

ГЛАВА 2

Цой шустро спустился с пятнадцатого этажа северной Сестры по лестничным пролетам. Мог воспользоваться одним из лифтов, но те работали ужасно медленно и скрипом нагоняли жуткую тоску. Молниеносно спускаться вниз, разом перепрыгивая пять, а то и десять ступеней минуя пролет за пролетом много лучше; своего рода утренняя зарядка организма, настраивающая на нужный ритм.

Через три с половиной минуты быстрого спуска, Цой выскочил на просторы довольно большого внутреннего двора, окруженного четырьмя двадцатиэтажными высотками. Между ними жители Баззарра воздвигли массивные прочные стены из грузовых контейнеров, которые продолжали укреплять, заливая цементом и усиливать железными балками, чтобы ничто не забралось внутрь и не посеяло хаос, правящий снаружи.

Солнце взошло, но копья лучей не успели проникнуть за высокие ограждения, а жизнь за ними давно пробудилась и била ключом: водители Домов подготавливали тягачи к обратной дороге, звенели разводными ключами, заливали сыворотку против обсеменения в специальные баки, которую распыляли по Вене - единственной уцелевшей дороге, связывающую семь Домов. Старатели неспешно убирали последствия вчерашней гулянки, собирая бутыли от гона, пакетики от пайков и пыльцы, чью-то одежду. Барабанщик, тарабанивший на ударных всю прошлую ночь вовсе поленился уходить. Так и уснул, облокотившись на инструменты, а здоровенный красный попугай Буч, прилетавший каждое утро на завтрак, сидел на голове музыканта и мощным изогнутым клювом постукивал по мембране барабана, издавая забавные звуки.

Жители трудились вовсю, занимаясь своим ремеслом; кто над посевами грина в заводи, кто выделкой кожи убитых зверей, кто очисткой воды с помощью хитрого и внушительного приспособления, собранного по чертежам Старого мира. Кто-то подготавливал снаряжение для искателей, собирателей и оборонителей, но в основном, последним. Искатели и собиратели трепетно относились к своей экипировке и всегда перепроверяли сами, на всякий случай; от ее состояния зависела их жизнь.

Ребятня растирала босыми ногами пятно Оена в самом центре внутреннего двора. Детишки помладше играли в «чудо-людо»: одни притворялись чудовищами, а другим притворяться не приходилось, они оставались людьми и радостно боролись друг с другом. Глядя на них Цой не мог сдержать улыбки, да и не незачем было. Только здесь, за стенами Баззарра, люди побеждали чудовищ с завидной регулярностью.

И пока маленькие резвились, детей постарше натаскивал бывалый искатель Вирт, получивший травму и более не могущий ходить в Каторгу. Как-то он отправился в земли железных цветов и, угодив в пучину, потревожил обитавшего там жирвяка. Вечно голодное чудище оттяпало ему левую ногу выше колена. Непостижимым образом Вирту посчастливилось вернуться, а врачевательнице Гере мастерски заменить отхваченную конечность импровизированным стальным протезом. Помнится, больше никому и никогда не везло так, как в тот день свезло Вирту.

Искатель направлялся к лавке Старого, оставляя позади радостные возгласы и басистые россказни Вирта о том, как уберечься от йухов. Лавка находилась на подземной стоянке в самом центре Баззарра, под трехэтажной постройкой Старого мира - главным зданием домового Петра, что почти полностью заросло вьюном. Под землей лавку окружали прочие достопримечательности: Яма, харчевня «Томатный Грибок», игровой лабиринт для тролликов, а поодаль от всего этого мракобесия теснилась небольшая заводь с живой водой, в которой под чутким руководством Старого каторжане взращивали ростки грина. Жизнь внизу не всегда искрила той энергией, творившейся на этажах «Четырех Сестер» - так жители Баззарра называли четыре многоэтажки, - жилой комплекс, построенный Старым миром, ныне верно служащий домом и надежной защитой от беспощадной природы и ужасов, царящих снаружи.