Всего превыше - Катасонова Елена Николаевна - Страница 7

- Чем меньше женщину мы любим... - басом пропел он. - Никуда твоя Лиза не денется!

Артем отмолчался.

Сейчас он смотрел на нее не отрываясь - как она идет по пляжу, ловко обходя лежащих, помахивая матерчатой сумкой на длинном ремне, в голубом сарафанчике и коротеньком фигаро, - и у него замирало сердце. "Это тебе за то, что смеялся над Вовкой", - подумал он. Вовка весной смертельно влюбился, а он, дурак, над ним потешался. Так вот, значит, как это бывает... Артем, как слепой, двинулся к Лизе.

- Что так поздно? - хриплым от волнения голосом спросил он.

- А мы бегали на базар, - весело сообщила Лиза. - Кормиться же чем-то надо?

- И мы там были, в семь утра. Здесь базары ранние.

- Да в семь-то мы еще спали, - звонко расхохоталась Лиза. - У нас хозяйка...

Перебивая друг друга, поведали о знаменитой Насте. Скоро смеялись уже вчетвером.

- Ну вы и влипли! - хохотал Борис. - А может, ее придушить?

Артем все смотрел и смотрел на Лизу - на ее огромные зеленые глаза, легкие пушистые волосы - и старался не смотреть на грудь, потому что просто подыхал от волнения.

Потом они плавали, загорали и снова кормились пончиками, потом обедали в кафе - девочки торопливо заплатили за себя сами, - потом гуляли по набережной.

- А где здесь почта? - спросила Лиза. - Где - до востребования?

- Да вот она, - кивнул в сторону белого здания Борис.

- Посидите на лавочке, я сейчас.

Помахивая сумочкой, оставив друзей в тенечке, Лиза сбегала на почту. Ничего... "А обещал писать каждый день", - расстроилась она. Обиженная и печальная, подошла она к лавочке, встретила вопросительный взгляд Иры, отрицательно покачала головой. С чуткостью влюбленного Артем мгновенно уловил этот их перегляд и обрадовался: кто-то там ей не пишет. "Не пиши, не пиши, не надо, - заклинал он того, другого, неведомого. - Оставь ее мне..."

Здорово было без Насти! Купили вина и фруктов и сидели вчетвером на террасе, укрытые вьющимся вокруг виноградом. Пили вино - терпкое, молодое, - ели желтые огромные груши, лакомились персиками. И болтали, болтали - о себе, своих институтах, друзьях и подругах... Несколько раз заходил сын хозяйки - что-то искал, вы-двигая ящики, хмуро молчал, повернувшись спиной к компании.

- Выпьешь с нами? - добродушно предложил Борис.

Не повернувшись, не сказав ни слова, парень отрицательно покачал головой. И больше уже, слава Богу, не приходил.

- Серьезный кадр, - уважительно сказал Борис. - Как кличут?

- А он не представился.

Оглушительный грохот, прогремевший прямо над головой, заглушил слова Лизы. В одно мгновение, как это бывает только на юге, клубящиеся грозовые тучи затмили яркое солнце, только что безмятежно сиявшее на чистом, без единого облачка небе. Засверкали зигзагами голубые молнии, снова загрохотал гром, и через минуту хлынул проливной дождь. Никакой виноград не мог спасти от него террасу.

- Бежим! - скомандовала Ира.

Захватив бутылку, стаканы, фрукты, спрятались в домике. За окном буйствовала стихия. Деревья клонились к земле, прилипали к стеклу сброшенные шквалом листья. Домик казался крошечным островком в высокой, несущейся к одной ей ведомой цели воде. Бурные ручьи, увлекая за собой глину и мелкие камешки, огибали домик справа и слева, пенились сзади и спереди. Высокое крыльцо стойко сдерживало натиск грозы.

Стемнело. По-прежнему шумел за окнами дождь. Ребята переглянулись: давно пора уходить. Вино выпито, фрукты съедены, беседа все чаще прерывается долгими паузами. А как уютно сидеть здесь, в полумраке - лишь два бра освещают комнатку, - сидеть и смотреть на прелестные лица...

- Ну мы пойдем, - решился наконец Артем.

- Подождем немного, - попробовал удержать друга Борис. - Дождь вот-вот кончится.

Но Ира с Лизой уже тоже встали.

- До завтра.

- До завтра. А у нас есть целлофан. Для вас. Вместо зонта.

Пригнувшись, растянув над головами целлофановое полотнище, Артем с Борисом нырнули в дождь и мрак.

- Хорошо посидели, - устало потянулась Ира. - Уберем со стола - и спать!

- Да чего там убирать? - лениво возразила Лиза. - Выбросим бутылку, и все дела.

Так и сделали. Выбросили бутылку, сбегали под большим, общим зонтом в дощатый домик, облачились в длинные, купленные специально к курорту ночные рубахи, почитали немного, чуть-чуть, чтобы ощутить острее, что они в тепле и уюте, разом погасили бра и тут же уснули под шум дождя, стук капель о крышу, под все те знакомые с детства звуки, которые с незапамятных времен вызывали те же чувства у всех людей на земле, если только люди спали под крышей, а не в джунглях и не в открытом море их настигала стихия.

А в Москве метался, получив все возможные разрешения на выезд - и даже билет! - несчастный, вконец запутавшийся в решениях и поступках Жан.

4

"Приезжай, я улетаю восьмого..." "Улетаю восьмого, жду, люблю, целую..." "Пришли твой адрес, прилечу попрощаться, улетаю восьмого".

Девушка на телеграфе чуть улыбнулась, принимая третью за день телеграмму.

Как пьяный, больной, шел от телеграфа Жан, глядя себе под ноги, не замечая ни нарядной улицы Горького, ни хорошеньких девушек, идущих навстречу, - не видя ничего, кроме Лизы, которая была так далеко и как будто рядом: ее зеленые русалочьи глаза, манящий рот - губы, как у негритянок, большие и сладострастные, - легкие пушистые волосы...

Надо было поехать, вдруг понял Жан. Купить билет на этот же поезд, только в другой вагон... А может, ему бы не продали? Как негру, как ино-странцу... Так попросил бы Сашку Башкирова, друга своего, из того маленького закарпатского города, название которого все никак не запомнит впрочем, теперь и это не важно. Сашка бы все сделал для Жана: русские дружить умеют!

Жан остановился посреди тротуара, его толкнули справа, толкнули слева, и он понял, что всем мешает - люди огибали его, как волны огибают рифы. Он отошел в сторону, прислонился плечом к театру Ермоловой - Лиза водила его сюда, объясняя шепотом суть пьесы, когда он что-то не понимал, - и закрыл глаза. Милый голосок пропел что-то совсем рядом, милый голосок о чем-то его спросил. Жан с трудом разлепил уставшие от бессонных ночей веки. Ярко накрашенная, очень хорошенькая блондинка в сиреневой кофточке и короткой юбке, открывавшей чуть не до бедер длинные стройные ноги, улыбалась ему, покачиваясь на тоненьких каблучках, помахивая большой белой сумкой на длинном ремне.