Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Океанский патруль. Книга первая. Аскольдовцы. Том 2 - Пикуль Валентин - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

– Как же это, а?.. Да если бы я знал… А что он как налетел без спросу. Братцы родные, выходит, я виноват, что задавило мальчишку!..

Подъехала полуторатонка и увезла Сережку в госпиталь. Люди разошлись, а лейтенант Никольский еще долго стоял на одном месте, вертя в руках оборванный тросик, о чем-то думая. Боцман стоял рядом, виновато моргая глазами.

Наконец Никольский, отбросив от себя обрывки троса, сказал:

– Сильный парень! Вы, Непомнящий, проследите за ним и, когда он будет выписываться из госпиталя, доложите мне. А вам я объявляю выговор за халатность.

И, круто повернувшись, лейтенант пошел на катер.

…Носилки остановились как раз перед койкой Бориса Русланова, и матрос долго всматривался в лицо Рябинина, удивляясь тому, как он молодо выглядит.

* * *

Третьим в палате лежал Николай Ярцев, тот самый лейтенант, что привел когда-то свой отряд к бухте Святой Магдалины, прорвав кольцо окружения и потеряв только одного человека – Константина Никонова; и это к нему приходила женщина, что поила водой аскольдовца Русланова.

«Друзья, не верьте слухам…»

Перрон вокзала в Ленинграде, мокрый от вечернего дождя, фонари в игольчатых венцах. Запах роз был удушлив и горек в эту ночь расставания. А у нее дочь на руках, ее колосок, ее Женечка, совсем еще крохотная, и дома она будет кормить ее грудью.

– Прощай, Аглая! Уже третий звонок…

– Нет, постой, ты смотри – она смеется, видишь?

– Я тебя жду, Аглая, в Мурманске зимой.

– Милый, это так скоро!..

– Прощай, моя красивая, пиши чаще!

– Зачем писать? Мы скоро встретимся!

Больше они уже не виделись…

Тетя Поля колола дрова, с трудом распрямила спину, когда Аглая подошла к ней.

– Ну? Рассказывай!..

А когда прошли в квартиру, Аглая упала головой на кухонный стол, застыла надолго. И напрасно Женечка-колосок юлила возле матери, лезла к ней на колени.

– Мам-мам-мам, ты нашла папу? Он еще не приехал? Мама-мам, что же ты молчишь?..

Тетя Поля оторвала девочку от Аглаи, шлепнула полотенцем.

– Иди, иди! Не мешай матери! – И вывела ее из кухни.

Потом подошла к Аглае, ласково и участливо, как может только женщина, обняла ее за плечи. И от этого Аглае стало легче.

– Да, тетя Поля, я нашла его, – стала рассказывать она. – Нашла – и потеряла снова. Вы знаете, милая, сколько я исходила, прежде чем напала на его след. Наконец мне сказали, чтобы я шла в госпиталь, где лежит раненый командир Кости. И он рассказал мне все. Все, как это было…

Аглая задумалась, смотря в окно, из которого виднелся западный берег Кольского залива: сопки, сопки, сопки!..

– У Антона Захаровича, – неожиданно спросила она, – случайно нет карты? Хоть какой-нибудь?

Тетя Поля убежала в комнату мужа, долго не возвращалась, наконец принесла старую, потрепанную карту рыбного промысла в Баренцевом море. Аглая долго изучала изрезанное побережье северной Норвегии, пока не нашла то, что ей было нужно.

– Вот здесь, вот! – показала она на узкую полоску фиорда, далеко вклинившегося в берег северной провинции Финмаркен.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась тетя Поля. – Ведь я без очков-то совсем не вижу. Ну-ка, что это такое?

Надев очки, она пригнулась к карте и прочитала из-под пальцев Аглаи ломаный географический шрифт:

– Зандер-фиорд… Так, а это? Бухта Святой Магдалины… Ишь ты, святой!.. Как же понимать это все, Аглаюшка?

Волнуясь и путаясь, Аглая стала рассказывать все, что узнала о муже от лейтенанта Ярцева. Как отряд напоролся на засаду егерей, как они пытались пробиться к морю и как ее муж вызвался прикрыть отход.

Порой от надежды она переходила к полному отчаянию, но это длилось недолго. Аглая обвела карандашом на карте бухту Святой Магдалины, вслух придумывала всевозможные исходы боя, из которого муж должен был выходить живым и невредимым.

Громадным каменистым барьером встала на рубеже их судеб чужая, незнакомая страна, и, чтобы встретиться, надо преодолеть этот барьер. Он – там, он – в глубоких снегах Финмаркена, продолжает жить, бороться, любить ее…

Ночью Аглаю разбудил курьер, присланный с работы. Стараясь не потревожить спящую девочку, она быстро оделась и вышла на улицу.

Ночь была морозной, прозрачной. Немая военная тишина стояла над Мурманском, и скрип снега под валенками отдавался чуть ли не эхом в глухих переулках.

Изредка встречались матросские патрули. Аглая лезла в сумочку, доставала ночной пропуск. Матросы, соединив в кружок головы, читали при свете цигарок:

– Аглая Сергеевна Никонова… Зоотехник прифронтового ветеринарного пункта… Проходите, гражданка!

Ветеринарным пунктом заведовал плотный аккуратный майор с проседью на висках. Он встретил Аглаю у входа в загон корраля, за оградой которого, освещенные лунным светом, олени вяло жевали ягель, стучали копытами по мерзлой земле.

Пожав женщине руку, майор объяснил:

– Новая партия оленей для фронта. Только что прибыла из тундры. Работа срочная. К утру животных надо уже сдать фронтовикам. Так что потрудитесь… Да, кстати, у вас, кажется, ребенок?

– Да. А что?

– Я хотел вас командировать в тундру на ветеринарный кордон. Но вот…

– Ребенок не помешает, – ответила Аглая и прошла в корраль. Хлопая животных по круто выгнутым шеям, она ласково говорила: – Олешки мои, олешки!..

Здесь же расхаживали с трубками в зубах колхозники-ненцы, которые передавали оленей пехотинцам, прибывшим с фронта. Аглая велела колхозникам и солдатам подводить к ней оленей поодиночке.

Первый олень вошел на помост загона, испуганно поводя карим глазом, – уши торчмя, ноги танцуют, копыта дробно постукивают. Аглая проверила его и сразу определила в легкие нарты.

– Больше двух ящиков со снарядами на этом не возите, – сказала она солдатам. – Горяч и больно молод.

Ввели второго, третьего… Обнаженные до локтей руки Аглаи привычно ощупывали ноги и грудные мышцы животных, пробовали губы оленей, били по крестцам так, что пугливые хапторки приседали к земле круглыми задами.

– А у этого красавца долго рога держатся. Сбить!..

Пригнув оленя головой к земле, сбивали ему рога и, еще не опомнившегося, тихо стонущего, впрягали в нарты.

– А этот хора староват.

– Зачем обижаешь, начальник? Молодой хора.

– Ну что же, я не вижу? Разве это уши молодого? А вот важенка пойдет… Можете сразу впрягать ее в нарты…

Никогда еще она не проверяла животных так тщательно: ведь оленям Аглаи бежать далеко – до самой бухты Святой Магдалины!

* * *

Он брел в свое логово. Была у него теперь такая пещера под обрывом скалы. Над ней нависал гребень плотного снега, и если бы кто знал, насколько уютным и чудесным казался ему этот «свой» уголок в дикой тундре!

Он тащил на себе автомат и большой рюкзак, набитый обоймами. Это была его сегодняшняя добыча, и он, как зверь, тащил ее в свою берлогу. В руках у него была можжевеловая кривая, все в шипах и зазубринах дубина, и он опирался на нее, она помогала ему преодолевать ручьи и скалы. Усталость валила его с ног, и он пел, чтобы не замечать этой усталости.

Вернее, он не пел, а выхрипывал в морозный воздух какие-то слова, которые для самого него, и только для него, слагались в прекрасную бодрую песню:

Друзья, не верьте слухам —
Я жив и невредим.
Вот кончится разлука,
Тогда поговорим.
И сдвинутся стаканы —
За жизнь, что нам дана,
За боевые раны,
За наши ордена…

Что-то резко шарахнулось в кустах, снежная пыль взметнулась столбом, и он схватился за автомат:

– Хальт! Сейс! Илте! – на трех языках сразу.

Но это был всего лишь заяц, вспугнутый его приближением. Однако нервы человека были уже натянуты до такой степени, что даже встречи с косым было достаточно для него. Никонов опустился на снег, долго и тяжело дышал.