Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис - Страница 21

Короче, обошлось. Впредь осторожнее надо быть, вот что...

Стогов встречал константиновцев на том же плацу, откуда они недавно отправились умирать. Юнкера стояли ровным квадратом, в бинтах, с винтовками, в пропыленных, испятнанных кровью и копотью шинелях. На лицах - мальчишеский задор, словно и не было этих кровавых, выматывающих суток. Пошлют снова в бой - пойдут, с шутками, зубоскальством, с лихой песней. Они константиновцы, им иначе нельзя:

«Гимназиста бьет по челке -

То Симбирец наш на Волге»!

С грузовиков неслись стоны, полные страдания. Вперемешку с гражданскими, деловито суетились фигуры в камуфляже, с красными крестами на рукавах. Для раненых самое страшное позади: через полтора часа они будут на «Можайске», а там... Антибиотики, противошоковое; для самых тяжелых - немедленные операции. Долечивать их будут уже в XXI-м веке.

Были и другие - те, чьи тела сложили в кузов «Бенца», прикрыв наскоро изодранными шинелями. Двадцать три юнкера, двадцать три комплекта несбывшихся надежд, неотправленных писем, неполученных офицерских погон. Цена отсрочки, цена сотен спасенных жизней. Цена сегодняшней победы.

***

Юнкера слушали в гробовой тишине - слишком невероятные вещи говорил командир неизвестно откуда взявшегося крейсера. Но удивления не было: после того как к ним, расстрелявшим последние обоймы и приготовившимся к безнадежной штыковой, подкатили огромные бронемашины, а взбесившееся небо обрушило на махновцев огненный дождь - чем еще их можно поразить?

Когда прозвучало: «Кто хочет отправляться с «Алмазом», шаг вперед! - шагнули все. А что остается? В эмиграцию? Бегство - это не для семнадцатилетних. Остаться с красными? Благодарим покорно...

Что ж, служба продолжается. Корабли пробудут в Севастополе не меньше трех суток. Надо охранять порт, помогать патрулям, выполнять уйму разных поручений. Уже фыркали моторы разболтанных грузовичков, юнкера с прибаутками карабкались на дощатые борта. Первым за ворота выкатился «Пирс-Эррроу» с Михеевым за рулем. В кармане кожанки - сложенный вчетверо листок, исписанный бисерным почерком. Первой строкой значилось: «библиотека Морского собрания. Екатерининская площадь». И пометка химическим карандашом: «выгребать все после 1854-го.»

Следом за «Пирс-Эрроу» едва поспевал дребезжащий «Фиат». Сидящий за рулем юнкер Рыбайло матерился, понося итальянскую рухлядь, у которой того гляди, закипит вода в радиаторе. А Михееву сам черт не брат - знай, давит на газ, а в кузове во всю глотку распевают четверо его приятелей, да смотрит вдоль улицы толстый кожух «Льюиса»:

«...Жура-жура-журавель,

Журавушка молодой!»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

I

Севастопольская бухта

- Это же хлам... - поморщился Глебовский, старательно оттирая руки платком. - Машины надо менять, разбирать надстройки, резать корпус. Нашими силами - нереально.

Щеку Адриана Никоновича украшал мазок копоти. Брюки в угольной пыли, рукав пальто разорван - зацепился, когда выбирался из низов «Евстафия». Гордость Черноморского флота, участник боя у мыса Сарыч, броненосец, увы, отплавал свое - перед уходом англичане взорвали котлы и крышки цилиндров высокого давления.

По прибытии в Севастополь беженцев разместили в казармах управления портом. Но отдохнуть инженер не успел - часа не прошло, как за ним прибыл вестовой с "Алмаза".

Найдя в списке спасенных с «Живого», запись: «А.Н. Глебовский, служащий департамента путей сообщений», Зарин распорядился немедленно его разыскать. Не прошло и часа, как в его распоряжении оказался катер, кондуктор с двумя матросами и сопровождающий, мичман Солодовников. Утро они провели за осмотром судов в бухтах Севастополя. Полузатопленные, проржавевшие насквозь, и вполне исправные, выстроенные в ряд у пирсов и стоящие на бочках – здесь их были десятки, если не сотни. Броненосцы, эсминцы, буксиры, торговые пароходы - список занимал три полных листа.

- Что ж, с «Евстафием» все ясно. Очень жаль, но - безнадежно-с. Что у нас на очереди?

Солодовников щелкнул застежкой папки и принялся перебирать листы бумаги.

- Прочтите-ка еще раз, с начала. - попросил инженер. - Кстати, кто составлял список?

- Стогов, комендант Севастополя. Вот, прошу...

Глебовский покосился на листок.

- Если не трудно, мичман, прочтите вслух. А то у меня, сами видите, руки - замараю...

- Всего в наличии: линейных кораблей - пять, крейсеров - три, миноносцев - семнадцать, - зачастил Солодовников. - ...подлодок - одна, катеров военных - восемь, катеров других - восемьдесят четыре, блокшивов - два, торговых судов - семьдесят одна единица.

Глебовский обвел взглядом броненосную шеренгу. «Евстафий», «Пантелеймон», «Иоанн Златоуст»; Чуть дальше - старички, «Три святителя» и «Синоп». Грозные некогда двенадцатидюймовки слепо пялятся в пустоту, котлы давно остыли. Гниль, ржа, разорение, даже крысы с тараканами покинули обезлюдевшие кубрики. Больше эти корабли в море не выйдут.

Мичман будто прочел его мысли:

- Адриан Никоныч, неужели из эдакой прорвы, нельзя отыскать хоть несколько на ходу?

- За полдня мы наспех осмотрели двенадцать судов. Чтобы разобраться со всеми нужно не меньше месяца. И потом, вряд ли здесь оставили исправные суда. Не знаю как здесь, а в Керчи до последнего момента пытались отремонтировать все, что можно!

- Тут все было иначе, Адриан Никонович. Судов хватало, а вот команды... Кочегаром, машинистом кого попало, не поставишь, так и до беды недалеко. На вашем «Живом» неприятности приключились как раз из-за кочегаров.

- Да, слышал, - вздохнул Глебовский. - Но я-то путеец и мало понимаю в судовых механизмах. В Керчи оттого только принял мастерские, что никого другого не нашлось.

- Вот и у нас не нашлось! На судоремонтном все разбежались: кто к красным подался, кто в эмиграцию, кто дома гуталин варит. Мастеровых еще как-то нашли, а вот инженеров... Вы уж не подведите, Адриан Никонович!

- Да я бы с радостью, голубчик, но и вы поймите! Одно дело - локомотивные котлы, и совсем другое судовая машинерия. Вот вы «Живого» вспомнили, на кочегаров грешите. А ведь это я его ремонтировал, вполне мог и напортачить. Нет, боюсь, не справлюсь...

- Справитесь! - Солодовников для пущей убедительности взял собеседника за пуговицу пальто. - Не может быть, чтобы не справились! А я чем могу...

- Ну ладно, - смягчился Глебовский, - давайте-ка еще раз пройдемся по списку. Вот, к примеру, посыльные суда. Начнем, ну хоть с этого...

- «Казарский» - сразу ответил мичман. - Бывший минный крейсер, построен в Германии, на верфи Шихау, в девяностом. Четыреста тридцать тонн. Машина, три с половиной тысячи индикаторных сил, два локомотивных котла, тоже германские. Вооружение - три пушки семьдесят пять мэмэ, торпедный аппарат. Остальные сняли, когда перевели в разряд крейсерско-посыльных.

- Написано - «может дать ход». - Глебовский сделал пометку. - Дальше что?

- Посыльное судно номер четыре, раньше миноносец «Котка». Тоже старье, финской постройки, в Або.

- Эта скорлупка? - удивился инженер. - С самой Балтики сюда дошлепала?

- Зря вы так, Адриан Никоныч! - обиделся за бывший миноносец мичман. - Эту скорлупку даже на Дальний Восток послать хотели, потом оставили в Средиземноморской эскадре. Мы во время войны с ней частенько встречались. «Котка» сопровождала гидропланы: если на воду сядут - искала и буксировала к нам. И вооружение есть: минный аппарат и мелочь, сорок семь и тридцать пять мэмэ...

- Это меня не интересует, - сухо заметил Глебовский, - А вот почему эту «Котку» бросили, не взяли в Константиномоль - я бы хотел знать.

- Я же говорил, команду не смогли набрали! Людей на большие пароходы не хватало, а тут такая, как вы выразились, «скорлупка»...

- Хорошо, посмотрим эту самую «Котку». Но ведь и вам, как я понимаю, тоже нужны вместительные суда?