Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Поэты 1790–1810-х годов

Воейков Александр Федорович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Поэты 1790–1810-х годов - Воейков Александр Федорович - Страница 88

Изменить размер шрифта:

179. < Н. Ф. ГРАММАТИНУ>

Твоя комедия без или,

И на театре ей не быть,

Она сгниет в архивной пыли;

Да почему же ей не сгнить,

Когда и с прибавленьем или

Давным-давно две Лизы сгнили?

Я разумею: «Лизу, или

Признательности торжество»[223];

И ту, какой и естество

Не создавало: «Лизу, или

Распрепечальный результат

И гордости и обольщенья»[224].

Ну, так бери свои творенья

Да и скорей их в печку, брат!

1810(?)

180. ПРИДОНСКИЙ КЛЮЧ

В тени дубравы ток виющий,

О сын венчанных мохом скал,

Со ребр их в Дон лиющий

Свой пенистый кристалл!

К тебе, Придонский ключ целящий,

Близ коего отшельник жил

И твой поток журчащий

Из камня источил,

Иду в часы полдневна зноя,

Свежа палиму жаром грудь,

Средь неги и покоя

При шуме отдохнуть;

Или, в час вечера сумра́чный,

Как, пробираясь сквозь тростник,

Луна в твой ток прозрачный

Свой опускает лик,

И в тму глубокую полнощи,

Как черны призраки ея,

Из ближней вышед рощи,

Обстанут вкруг тебя,

Твой шум в молчании внимают,

Не движась с высоты скалы,

И тени упадают

Далеки по земли;

Как, наклонясь, в тебе глядится

Чело угрюмое холма,

И с трепетом дробится

У ног его волна;

О ключ, святыней источенный,

Пробивший влагою песок!

Тобою привлеченный,

Я славлю твой исток.

Да ввек твоя святится сила

И живоносные струи,

Вечно-биюща жила

Питающей земли!

<1811>

181. УНЫНИЕ

Люблю в душе моей уныние питать.

Природа всякий час готова нам внимать,

Наставник истинный, товарищ драгоценный!

Но более всего люблю тот час священный,

Как гаснет в облаках, прощаясь с миром, день,

Как длинная с холмов в долины ляжет тень,

Полдневных шум работ умолкнет постепенно,

И пение певцов слабеет отдаленно,

Скрываются цветы, чернеют зыби вод,

Как света царь, скончав торжественный свой ход,

Померкшее чело скрывает за туманом,

И теплится заря на западе багряном.

Тогда, мечтается, с прохладным ветерком

Молчание летит под маковым венком,

Друг ночи и о ней желанный возвеститель!

Ты мир и сон ведешь оратая в обитель.

Час вечера в полях — печальный жизни вид!

Струя сокрытых вод вокруг меня журчит,

И аромат с цветов невидимых восходит;

Тогда во глубину свою мой дух нисходит;

Спят чувства — и мечта его оживлена!

Парениям ее вселенная тесна.

Сюда питать ее, под наклоненной ивой,

Сажусь — и углублен в беседе молчаливой —

Сюда, уныния и мудрости друзья!

Лик месяца блеснул на зеркале ручья!

Пред мною храм села, в очах моих кладбище,

Отшедших от земли пустынное жилище,

Не бронза, не гранит — вещатели похвал!

Полуобрушенный, покрытый дерном вал,

Заросших ряд могил, где мох лишь, поседевший

На камнях гробовых иль вновь зазеленевший,

Почивших время сна являет для очей;

Здесь пепел их свежит извивистый ручей.

Как братья, как друзья, гроб вместе старца, млада,

Их персти не делит железная ограда!

При них взор странника стремится отдохнуть,

О братья, вместе течь и вместе кончить путь!

О тленности мечта здесь дух мой посещает,

Шаг каждый мой себе подобных попирает,

Из праха нашего составилась земля.

А там, где день и ночь гремит творцу хвала,

В природной простоте ума не озаренна,

Не хитростью его, а чувством соплетенна,

Где, мнится, сам отец внимает чад своих,

Вселяет в злобных страх и милует благих,

Где древность на стенах секирой твердой стали

Неизгладимые означила скрижали, —

В сем храме мысль моя со трепетом парит,

Приникши к алтарям, поющи лики зрит,

Дух — верою, мольбой — ланиты воспаленны,

Уста, несущи песнь, и очи умиленны;

Там молится, предстать готовясь пред судом,

Раскаянье, к земле приникшее челом,

В потоке слез свое сретает искупленье;

Благословляя там от мира удаленье,

Согбенный летами, под бременем скорбей,

Желая ускорить кончиною своей,

Дом тесный труженик себе уготовляет,

Не кончен зрится труд… а старец истлевает!..

Сюда, в час осени, стекайтеся, друзья!

Как с шорохом листов смесится шум ручья

И ток, рассвирепев, в расширенном стремленье,

К окрестным понесет жилищам потопленье;

Как ветер восшумит, внезапный гость лесов,

И обнажит верьхи дряхлеющих дубов;

Когда отцветшие дубравы и долины

Представят взорам вид печальный картины

И вы не встретите в зерцале мутных вод

Ни утра зарево, ни неба ясный свод;

Феб скроется, узрев природы разрушенье,

И, в скорби, сократит для ней свое теченье;

Когда она, сорвав красот своих венец,

Сама — как старица, сретающа конец, —

Тогда, мои друзья, в сей мрачный лес вступайте;

Свой собственный закат всеобщим услаждайте,

Смерть менее страшна, коль думаем о ней.

Сидящим вам в мечтах, быть может, вестник сей,

На мшистой высоте повременно звучащий,

Которым говорит нам миг, от нас летящий,

Моленья скажет час… во храме огнь блеснет.

Всяк к месту, в нем себе избра́нному, придет.

Торжествен час хвалы, предвечному несомый!

Быть может, окружив почивших тесны домы,

Благословения на прах их притекут,

Моление и скорбь свой тихий гимн сольют,

И взыдет фимиам над дремлющим в покое…

Там веры чувствуйте величие простое!

Или всю скорбь в себе стремитеся вместить,

Всю силу ближнего несчастие делить,

Когда, сквозь частый кров, составленный ветвями,

С бледнеющим челом, с померкшими очами,

С власами, падшими в небрежности на грудь,

Вы узрите красу, таящу робкий путь

К могиле, где ее отрада заключенна:

Дух скорбью услажден, грудь плачем облегченна!

Склонясь на мшистый крест задумчивым челом,

Уныния она вам будет божеством.

<1811>