Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги - Страница 6

Если верить часам в такси, я невероятно опаздывал на мою встречу с Бейби Норс. Опоздание не является одним из моих многочисленных пороков, и обычно это бы обеспокоило меня. Но ничто не могло испортить мне сейчас настроение. Во мне гудело приятное беспокойство, вызванное намеком на улыбку Изабел.

Когда мы встретились, я просто пытался сохранить свою жизнь путем превращения в волка, а ее брат умер, пытаясь перестать быть им. Изабел была единственной более язвительной вещью в Мерси-Фоллз, чем я.

Она была единственной, кто знал меня.

Солнце над моей головой светило в тысячу раз ярче, чем солнце над Миннесотой. Все в этом месте было бетонным, покрытым искусственной травой и высокими пальмами.

— Куда дальше? — спросил водитель. Он носил шляпу, более подходящую для деревни, нежели для Л.А., и выглядел уставшим.

— Пешеходная набережная, — сказал я. — Венис. Если есть вторая. Наверное, нет. Но мало ли.

— По этой улице нельзя ездить, — ответил он. — Это на пляже. Я должен вас высадить. Вам придется идти пешком.

Я не знал, так ли это, потому что не был на Западном Побережье довольно давно, или потому что не был нигде, кроме Миннесоты, долгое время, но я все еще продолжал удивляться Калифорнии. Когда мы подъезжали к дому Бейби Норс, все становилось знакомым и желанным, увиденное ранее в турах, или во снах, или в кино. При виде названий улиц: Малхолланд Драйв и Бульвар Уилшир — и указателей: Голливуд, Шевиот, Беверли-Хиллз — в голове возникали картинки блондинистых волос, красных машин, пальм и бесконечного лета.

Изабел…

Лос-Анджелес. В первый раз, когда я был здесь, Янки-узурпатор[6], неуклюжий почти-у-цели, я сфотографировал Бульвар Голливуд и отправил фото своей маме с текстом: представь, что я знаменит.

Теперь я был по-настоящему знаменит, хоть и не отправлял маме больше ничего.

Я вернулся.

Мне было хорошо. Это похоже на то, как если бы вы были несчастны и не знали этого до того, как перестали таковым быть. Я думал, что был в порядке в Миннесоте. Скучно, одиноко, нормально.

Калифорния, Калифорния, Калифорния.

Я все еще мог ощущать реальность Изабел на своих руках. Это было как солнце на моих веках и привкус океана на моих губах, если вдохнуть через рот. Я был здесь ранее.

В этот раз все должно было быть по-другому.

Я позвонил моему другу Сэму, оставшемуся в Миннесоте. Он удивил меня, ответив сразу же — он ненавидит разговаривать по телефону, потому что не может видеть лицо собеседника во время разговора.

— Я здесь, — сказал я ему, отдирая от окна наклейку с логотипом службы такси. На переднем сидении мой водитель вел приглушенный и напряженный разговор на другом языке. — Мое лицо расслаблено и выглядит довольным. Мои губы изогнуты вверх.

Сэм не засмеялся, потому что имел иммунитет к моему очарованию.

— Ты уже где-нибудь остановился? Все в порядке?

— Со мной все хорошо, мамочка, — ответил я. — Еще нигде. Я собираюсь увидеться с Бейби сейчас.

— У меня был худший кошмар о тебе ночью, — задумчиво произнес Сэм. — Ты бегал по Лос-Анджелесу и покусал около двадцати человек, чтобы создать стаю волков и там.

Все знают, что если кто-нибудь говорит тебе что-то особенное, что не приходило тебе в голову раньше, то ты зацикливаешься на этой мысли. Сэм фактически заставил меня рассмотреть идею о волках в Лос-Анджелесе, которая не посетила меня раньше, хотя должна была бы. Этот вариант не лишен романтичности. Волки, бегущие вниз по бульвару Сансэт в сумерках.

— Двадцать, — усмехнулся я. — Никогда не укусил бы четное количество людей.

— Когда я сказал тебе, что это была ужасная идея, ты ответил, что не хотел быть одиноким.

Это было в моем стиле, но я не стану обходить окрестности, кусая себе новых друзей. В то время, как я превращался в волка всего на несколько минут, большинство людей в конце оставались в своем волчьем обличье в течении месяцев. В точности то, что и произошло в Миннесоте. У меня остались только Сэм и Грейс, и они оба из всех мест выбрали пойти в колледж. Летняя школа. В Дулуте. Кто этим занимается?

— Худшей частью, — Сэм продолжил, — было то, что будильник был заведен на радио, и, когда я проснулся, играла твоя дурацкая песня «Злодей».

— Какую хорошую станцию ты выбрал, чтобы завести его, — такси начало останавливаться. Я сказал:

— Мне пора. Будущее находится здесь, украшенное цветами и фруктами.

— Подожди… — сказал Сэм. — Ты уже виделся с Изабел?

Мои пальцы все еще могли чувствовать ее.

— Ага. Мы обнимались. Ангелы пели, Сэм. Те самые толстячки. Херубы. Херувимы. Мне нужно идти.

— Не кусай людей.

Я повесил трубку. Водитель такси остановил машину в парке.

— Дальше идите пешком.

Я открыл дверь. Когда я протянул ему деньги, то спросил:

— Хочешь пойти со мной?

Он уставился на меня.

Я вышел. Когда я сбросил рюкзак с плеча на тротуар, ко мне приблизилась группа юных скейтеров. Один из них закричал на меня:

— Мы катаемся!

Остальные за его спиной были полностью увлечены занятием.

Мои губы на вкус все еще были как духи Изабел.

Солнце сияло над головой. Моя тень была крошечной у моих ног. Я не знал, как не сойти с ума до ужина.

Бейби Норс жила в доме на Венис-Бич, который выглядел так, будто его построил оживленный малыш. Это была коллекция ярких цветных блоков разного размера, уложенных друг на друга и стоящих рядом, соединенных между собой бетонными лестницами и металлическими балконами. Он располагался перед бесконечно наполненным туристами пляжем и осязаемым синим океаном. Это здание было дружелюбнее, чем я ожидал.

Люди боялись Бейби Норс. Я думаю, это потому, что она была домашним вредителем, в том смысле, что она разрушила жизни семерых последних человек, которых она показала на телевидении. Это было частью ее бренда. Возьмите железнодорожную аварию, покажите это по телевизору, дождитесь взрыва, вытрясите бешенные деньги за сюжет о крушении.

Каждый, кто подписал с ней контракт, думал, что сможет выйти из ситуации невредимым, не потеряв достоинства и здравомыслия, и все они ошибались.

Казалось, никто из них не знал, что это всего лишь спектакль.

Я поднялся по бетонной лестнице. Дверь распахнулась, когда я в нее постучал. Не было смысла звать ее. Музыка внутри была настолько громкой, что невозможно было распознать ничего, кроме самого чистого голоса в трио и отвратительного барабанного баса. Это был своего рода трек в исполнении девушки, которую, вполне возможно, заметили на канале Дисней.

Когда я вошел, кондиционированный воздух поразил меня, как удар. Я мог чувствовать все мои напряженные нервы до единого, учитывая их форму и виды.

Здесь это начинало иметь значение.

Прошло очень много времени с тех пор, как я был волком. И требовалось довольно многое, чтобы заставить мое тело изменяться: стремительное снижение температуры, интересный химический коктейль, убедительный толчок для моего гипоталамуса[7]. Теперешнего перепада температуры было недостаточно для этого, но его хватило на то, чтобы привести мое тело в состояние шока от воспоминаний о превращении.

Оборотень, оборотень.

Это может стать хорошей песней.

Внутри потолок возвышался над бетонным полом, соединенный с ним обнаженными проводами. Было четыре предмета мебели. Посреди них Бейби Норс склонилась над айпадом. Я узнал ее больше из статей желтой прессы, чем из-за нашей славной встречи много лет тому назад. На ее глубоко посаженые глаза свисала темно-каштановая челка как у модели семидесятых. На ней были надеты тянущиеся леггинсы и что-то вроде туники, сшитой из брезента, льняного полотна или чего-то еще. Она была низкого роста и хорошенькой в каком-то неопределенном смысле. Что-то вроде «смотрите, но не трогайте». Я понятия не имел, сколько ей было лет.

Я указал на одну из колонок наверху. Певец щебетал что-то о том, как мы должны все называть ее и сделать что-то, прежде чем будет слишком поздно. Это было безжалостно броско.