Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович - Страница 39

Дорический стиль в архитектуре отличается строгой простотой своих форм, скудностью украшений, нетерпимостью к восточной роскоши. Пелопоннеская скульптура создает образ коренастого атлета с развитой мускулатурой. В стороне от пелопоннеской школы, но в таком же контрасте к ионической, развивается школа Бэотии. Бэотийский земледелец упорным трудом обрабатывал землю, шел за впряженным в плуг быком, не ведая легкой наживы смелых ионийских мореплавателей. Суровая проза жизни ясно проявляется в поэмах Гесиода с его глубоким чувством, нравственной чистотой, привязанностью к труду. Радостное воображение Гомера сменяется у него трезвым, даже прозаическим отношением к жизни, уверенностью, что все светлое отошло в область преданий. В бэотийских расписных таблетках и рельефах чаще, чем в ионийской школе, проскальзывают бытовые мотивы; в них меньше занимательного мифа, но зато метко переданы жизнь ремесленников и полевые работы.

Аттика в этот древнейший период была в художественном отношении менее самостоятельна и плодотворна. Правда, тираны Писистратиды в VI веке до н. э. уделяли много внимания искусству, строили и воздвигали памятники. Под давлением Востока сюда приезжают ионийские мастера, и таким образом ионийские влияния смешались с местными материковыми традициями. Богиня аттической школы VII века, хранящаяся в Берлинском музее, неуклюжая, угрюмая, коренастая, с ее тяжелыми складками одежды, конечно, уступает прославленным ионийским девушкам с их мягко струящимися складками одежды, волнами волос, кокетливыми улыбками и ямочками на щеках. Но Аттика сыграла огромную роль в собирании сил, которое было нужно и для борьбы с восточной деспотией, и для формирования греческого искусства. Дорическая суровость соединялась здесь с ионийской просветленной одухотворенностью. В этом соединении ионийской и материковой традиций был залог дальнейшего развития. Это было не простое сочетание, а настоящий творческий синтез. В этом было историческое призвание аттической школы.

Первоначальный расцвет греческого искусства был ознаменован сложением самостоятельного типа храма, так называемого периптера. Дом божества, видимо, развился из дома человека, жилого помещения царского дворца, так называемого мегарона. Уже в Тиринфе перед мегароном имелись небольшие сени, образованные двумя выступающими стенами с водруженными между ними колоннами. Древнейшие храмы сходного типа называются храмами в антах. Прошло много времени, прежде чем анты отпали; перед храмами стали ставить четыре колонны или по четыре колонны с передней и задней стороны. В тех случаях, когда колонны со всех сторон окружают здание, мы имеем дело с типом так называемого храма-периптера (ср. стр. 146). Вряд ли развитие протекало последовательно, как развитие организма из простейшей клетки путем постепенного ее усложнения. Возможно, что ему содействовали отдельные, случайные удачи строителей. Но, видимо, в возникновении колоннады немаловажную роль сыграла строительная необходимость применения деревянных столбов для предохранения глиняных стен от осадков.

Древнейшие периптеры относятся еще к IX–VIII векам до н. э. В VII веке были построены храм Геры в Олимпии и храм Аполлона в Фермах, в VI веке — большой Селинунтский храм с его могучими гладкими колоннами и так называемая базилика в Пестуме, в отличие от большинства других периптеров разделенная внутри не на три, а на две части (66). В начале V века дорический периптер достигает полной зрелости, хотя и сохраняет черты первоначальной суровости и силы. К числу этих храмов V века принадлежит храм Афайи на о. Эгина, храм Посейдона в Пестуме (66), храм Зевса в Олимпии и храм в Акраганте, задуманный в таком крупном масштабе, что его выполнение было неосуществимо. Более поздний по времени Тезейон в Афинах по характеру своему примыкает к этим древнейшим храмам.

В сравнении с позднейшими зданиями Рима или с архитектурой XIX века греческая архитектура отличается несложностью своих строительных приемов. Главное значение греческого храма — в его художественном совершенстве. Его культовое назначение, его внутреннее устройство претворено в поэтический образ, обладающий огромной притягательной силой, богатым и многогранным смыслом.

Греческий храм задуман как дом, ограда, оболочка вокруг статуи божества. Египетский храм тоже служил жилищем божества. Но египетский храм подавлял впечатлением таинственной непознаваемости, мраком, беспредельностью, к которой ведет вся его растянутая архитектурная композиция. Греческий храм ничего не скрывает в себе; его колонны поставлены вокруг целлы, стены целлы окружают статую божества, как скорлупа ореха скрывает, защищает его нежное ядро. «Благочестивый посетитель, — говорит Виламовиц-Меллендорф, — входил в храм через дверь, которая пропускала свет. Этот свет падал на статую божества перед входом. В боковых нефах было темно. Вошедший медленно подходил к богине. Может быть, он приветствовал ее поднятой правой рукой, может быть, говорил словесную формулу, тихую молитву. Его богослужение заключалось в созерцании неземной красоты».

Оболочка живого, органического существа, греческий храм сам становился подобием живого существа, человека. Правда, он образует в плане строго геометрический прямоугольник и имеет два фасада на коротких сторонах, но колонны, окружая его целлу со всех сторон, придают ему сходство с круглым в плане зданием, так называемой ротондой. Эти колонны расставлены довольно широко, но в сокращении кажется, что они сливаются, образуют вторую стену и этим еще более усиливают обособленный характер храма. Внутри храма есть небольшое пространство перед стоящей в глубине целлы статуей, но все же в нем нет достаточно места для того, чтобы в него могла войти торжественная многолюдная процессия; процессии могли лишь обходить его со всех сторон, вести вокруг него хоровод, как стройные колонны вокруг целлы.

Греческий храм нередко увенчивает холм (67). Порою он высится среди долины, сам выступая своим объемом наподобие небольшого прекрасного холма. По имени божества, которому храм посвящен, каждый храм носит название почти как живое разумное существо: храм Геры, Афины, Зевса. В этом сказалось исконное свойство мышления греков: они представляли себе даже реки и горы в виде живых существ, — прекрасных девушек или седобородых старцев.

Но греческий храм — это не просто ларец, предназначенный для хранения драгоценностей. Греческий храм — это священное место, часть природы, место явления божества. Этим объясняется тесная связь греческого храма с различными местностями, с природой. Отсюда вытекает открытость греческого храма. В этом сказалась совершенно новая черта греческого мировосприятия. Первобытные люди в поисках тайны уходили в темные пещеры. На Востоке храмам придавали сходство с крепостью. Греческий храм не имеет замкнутого пространства. Его входная дверь, источник света, была широко открыта; возможно, что некоторые храмы и сверху не имели покрытия. Колонны, поставленные перед стеной снаружи (а иногда и внутри храма), лишали стену ее непроницаемости. Они составляли вокруг ядра храма ажурную оболочку, своеобразное оперение (на что намекает и самое название храма: периптер — окрыленный со всех сторон).

Создатели греческих храмов иначе смотрели на окружающую природу, чем египтяне. Синим покровом раскинулось над двором египетского храма южное небо, ежедневно пересекаемое огненной ладьей солнца. Голубое небо, прозрачный воздух, сверкающее солнце играют всеми своими оттенками на поверхности греческого храма, на гранях колонн, отблескивают синевой во множестве его полутеней. Греческий храм был открыт и солнцу, и ветру.

Сопряженность греческого храма с образом человека была замечена с давних пор. Она сказывается и в том, что ядром храма служит статуя человека, и в том, что человеческая стопа служила мерой построения храма (как стопа лежит и в основе греческого стиха). Особенно ясно она сказалась в греческой колоннаде. Восточные колонны были в большинстве своем вариантами растительных мотивов: лотоса, пальмы, папируса. Греческие колонны также сохраняли сходство с древесным стволом. Но это не мешало грекам усматривать в древесных формах сходство с человеком. Недаром Одиссей при виде прекрасной Навсикаи вспоминает стройную пальму. Позднейшие писатели, и в частности Витрувий, пожалуй, с чрезмерной прямолинейностью сравнивали колонны: дорические — с мужской, ионийские — с женской, коринфские — с девичьей фигурой. Но самая мысль уподобить колоннаду живым существам, несущим кровлю здания, восходит к греческим зодчим.