Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира и средних веков. Том 1 - Алпатов Михаил Владимирович - Страница 31

В Среднем царстве почти приостановилось монументальное архитектурное строительство. В этом было прежде всего повинно отсутствие таких огромных материальных средств, какими располагали фараоны Древнего царства. Но в этом сказалась и более глубокая причина — неспособность этой поры шатаний создать величественные образы.

Зато рядом с портретом в эту пору шире, чем в Древнем царстве, развивается повествовательное искусство. Рельефы этого времени сохранились в гробницах близ Мера, многочисленные росписи украшают пещерные гробницы Бени Гасана. Повседневная жизнь древнего Египта рассказана здесь еще подробнее и обстоятельнее, чем в гробницах Древнего царства: показаны сельскохозяйственные работы в поле, сбор папируса, строительство лодок, нагруженные ношей работники, отощавший старый пастух, ведущий стада, иноземцы, вроде играющего на лире семита или погонщика с осликом. Хорошо переданы животные и птицы различных пород.

Расширение круга тем, усиление повествовательного начала должны были помочь мастерам преодолеть старые, чрезмерно жесткие композиционные формы. Порою фигуры располагаются в несколько планов, фризовый принцип сменяется целостной группой, чем-то вроде пирамиды, хотя и здесь сохраняются ритмически повторяющиеся линии, как это ясно видно в изображении двух антилоп, которых кормят двое смуглых юношей (53). Но эти успехи шли за счет утраты того лаконического стиля, той безупречной чистоты контура, которыми владели мастера Древнего царства. Это касается даже изображения дикой кошки, высматривающей в тростнике добычу, или цапли, очерченной одной плавной линией.

Большое распространение получает в Среднем царстве особый вид мелкой скульптуры, в которой египетские мастера достигли наибольшей свободы от принципов монументальной скульптуры. Выполненные обычно из дерева, эти статуэтки, как и росписи, были предназначены служить в гробницах напоминанием умершему об его прожитой жизни. В гробнице военачальника мы находим тщательно выполненный отряд в восемьдесят воинов, торжественно выступающих в поход; в гробнице рабовладельца— сельскую сценку: стадо пятнистых коров медленно проходит мимо крыльца, с которого взирает на него хозяин; в гробнице ремесленника — сценку в его мастерской.

Особенно часто изображается катанье умершего с близкими в ладье по Нилу. Протягивая руки, он приветствует восходящее светило (52). В этих статуэтках есть очарование и изящество игрушек. Они похожи на раскрашенные модели, которые в миниатюре должны воссоздать всю обстановку и даже окружающий фигуры пейзаж. В них отразилось повествовательное искусство Среднего царства. По всему своему характеру эта скульптура являет разительную противоположность монументальной и даже мелкой бытовой скульптуре Древнего царства с ее мудрым самоограничением (48). В этих скульптурных моделях выражается жажда реализма, отброшены все условности, но они почти стоят за пределами искусства: в них нет композиции, нет интереса к материалу, нет творческого- обобщения. Вот почему попытки преодоления стиля монументальной скульптуры не получили в Египте развития. Мы находим отдаленные аналогии к этим статуям лишь в романской скульптуре (ср. 198) или в цветной испанской скульптуре XVII века.

Трудно сказать, какие плоды принесло бы развитие египетского искусства и всей культуры Среднего царства, если бы это развитие не было приостановлено появлением гиксов (около 1800 года до н. э.) и длительным периодом борьбы, из которой Египет вышел победителем (около 1600 года до н. э.), но вместе с тем утратил многие основы своего старого порядка. В Древнем царстве Египет почти не приходил в соприкосновение с другими странами и народами, не знал воинственных столкновений. Гиксы как бы прорвали преграду, оберегавшую Египет от судьбы других народов Передней Азии. Гиксы пробудили среди населения Египта патриотизм, во властителях — жажду захвата чужих земель, страсть к завоеваниям. Особенными успехами на этом поприще отличался воинственный Рамзее III. Стремясь восстановить авторитет центральной власти, фараоны Нового царства (1600–1000 годы до н. э.) подражают фараонам Древнего царства. Но теперь им приходится пользоваться другими способами управления. Возросшая сложность общественных отношений потребовала создания огромного аппарата чиновников, развития шумной и навязчивой агитации. Прославление Рамзеса III кажется особенно напыщенным в сравнении со спокойным и уверенным тоном так называемых «Текстов пирамид» Древнего царства.

Религия была широко вовлечена в эту идейную пропаганду. Древние религиозные представления, хранившие наивные природные верования, фиванское жречество подвергает значительной переработке. В этой обработке сквозь покров высокого поэтического мастерства, ясно проглядывают сознательно поставленные задачи, вызванные государственными интересами. Два раздельных бога: Амон, телец, и Ра, бог солнца, объединяются в одно божество Амон-Ра, бога внешних успехов. Местные боги должны уступить теперь одному божеству, которому надлежало поклоняться, как фараону подчинялись все покоренные народы.

В гимне Амону это чувство единства творения выражено в глубоко поэтической форме: «Единственный среди богов, прекрасный телец — владыка правды, отец богов, создатель людей и зверей и плодоносных трав. Ты, создавший всех людей, давший им жизнь, разделивший их по цвету кожи, внимающий бедному, утесненному, сладостный сердцем к тому, кто взывает к тебе, избавляющий боязливого от надменного, творящий суд убогим и богатым. Ты даешь траву для питания скоту и древо плодоносное людям, жизнь рыбам речным, птицам небесным, дыхание вылупившимся из яйца, питаешь пресмыкающихся, мышей в их норах, птиц на деревьях».

Естественно, что и искусство, всегда тесно связанное в Египте с религией, было вовлечено в эту напряженную идейную жизнь. В Новом царстве оно теряет свой спокойный, величавый характер, становится более действенным, более разнообразным в своих проявлениях, более изысканным и порою более манерным в своих средствах выражения. Оно пользуется то языком приподнятым и патетичным, то впадает в переутонченное изящество. Сознательная стилизация, подражание старым образцам чередуются со смелыми исканиями жизненной правды. В замечательном произведении литературы Нового царства, в «Повести о двух братьях», мы находим и бытовые сценки из жизни египетских крестьян, и проповедь моральной чистоты, и сказочные элементы, скрывающие мифологическую подоснову всего этого повествования о переселении душ.

Искусство Нового царства поражает своей занимательностью, высоким мастерством, доходящим порою до виртуозности. Но ему не хватает той цельности и мудрой сдержанности, которая составляет силу искусства Древнего царства.

Главными памятниками архитектуры Древнего царства были гробницы, исполненные сурового величия памятники, в которых люди той поры стремились выразить в камне свою жажду вечного, абсолютного. Древнейшие египетские храмы примыкали к гробницам и носили поминальный характер. В отличие от этого искусство Нового царства поворачивается лицом к сознанию человека. В Новом царстве гробницы отделяются от храмов и возводится множество храмов; они должны приобщить к религии широкие слои населения.

Храм Хатшепсут в Дейр эль Бахри задуман как огромное величественное целое. Он сливается с крутой скалистой горой, и суровость самой природы немало повышает силу архитектурного впечатления. Храм Хатшепсут, к которому примыкает более древняя, украшенная небольшой пирамидой гробница царя Ментухотепа, построен в виде трех последовательно поднимающихся террас, соединенных одной линией восхождения. Храмы как бы врастают в крутую скалу, сливаются с ней и от этого приобретают еще большее величие. Храмовый ансамбль Передней Азии (ср. стр. 74), композиция его огромных и тяжелых масс отличается менее развитым характером. Наоборот, в чередовании террас и пандусов Дейр эль Бахри сказывается то высокое чувство ритма египетских мастеров, которое чарует и в египетской живописи (ср. 60). Мерное чередование темных столбов и светлых пролетов придает архитектуре больше одухотворенности и изящества. Но самое главное, что эта архитектура в гораздо большей степени, чем ассирийская, обращена к человеку. Храм, по выражению одного автора, как бы охватывает вступающего в него и ведет его в таинственные недра гор.