Таинства в истории отношений между Востоком и Западом - Готц Роберт - Страница 29

Во всяком случае, тогдашний митрополит Никейский, впоследствии кардинал Виссарион (в миру Иоанн), от лица греков ясно заявлял, что греки принимают слово и идею «пресуществления» [390].

Дальнейшие перипетии церковной истории еще глубже повлияли на развитие православного сакраментального богословия. После падения Византии 29 мая 1453 г. противники унии в Константинополе вновь взяли верх. Восемью годами раньше митрополит Киевский Исидор потерпел неудачу при попытке склонить русских к унии[391]. Великий князь московский Василий II в 1448 г. назначил митрополитом Киевским (при условии постоянного проживания в Москве) епископа Иону[392] – такого же противника унии, каким был он сам. Растущая мощь Московского государства в XVI в. способствовала усилению попыток склонить православных в польских восточных областях к унии, которая была политическим мероприятием не в меньшей мере, чем религиозным. В 1596 г., не в последнюю очередь в результате деятельности иезуитов, на земле Речи Посполитой была заключена Брест-Литовская уния (правда, эта и последующие унии в славянских странах Восточной Европы долгое время отравляли отношения между католической церковью и православием).

Уже в 1559 г. Ф. Меланхтон обратил внимание на Восток и направил патриарху Константинопольскому Иоасафу II греческий перевод Аугсбургского исповедания. Однако патриарх ответа не дал, а тем временем нескольким германским лютеранам удалось обосноваться в Молдавском княжестве. При очевидно напряженных отношениях между Римом и Константинополем патриарх Иеремия II (Транос) не усмотрел ничего зазорного в том, что лютеране через кайзерско-габсбургского посланника Давида Унгнада, протестанта, в 1573 г. снова искали контакта с Константинополем. В период 1574—1581 гг. между виттенбергскими богословами и патриархом шла переписка, в ходе которой патриарх высказывал отношение к Аугсбургскому исповеданию, причем те его пункты, что казались ему еретическими, он решительно отвергал и в конце концов прервал переписку навсегда[393].

В этой полемике обсуждался также вопрос о природе таинств, и сразу же обнаружилось слабое место православия: оно все еще не располагало систематическим учением о таинствах[394] и довольствовалось тем, что под общим названием «священнодействия» объединяло отдельные таинства с различными освящениями и благословениями, обставив рассмотрение некоторых «священнодействий» цитатами из святых отцов. Теперь же пришлось давать ответы на вопросы лютеран, к чему православие совершенно не было готово.

Этот недостаток стал еще заметнее после того, как протестантизму удалось вторгнуться в православие: Кирилл I Лукарис , патриарх Константинопольский (1620—1635, 1637—1638 гг.), при поддержке голландского посольства начал открыто проповедовать кальвинистские тезисы. Православным богословам следовало действовать, но православие, не имея систематического сакраментального богословия , не могло дать отпор протестантизму.

Первыми, кто со всей решительностью выступил против еретического патриарха, были иезуиты, на помощь которым быстро подоспели послы католических держав, обеспокоенные судьбой своего политического влияния в Средиземноморье. Однако политические интриги и козни против патриарха Кирилла I, приведшие в конечном счете к его убийству 25 июня 1638 г., не принесли лаврового венка их зачинщикам[395].

В 1629 г. кальвинистское изложение веры Кирилла Лукариса впервые было опубликовано по-французски в Седане (затем по-латыни в Париже; более полное издание, с параллельным греческим и латинским текстом, осуществлено в Женеве в 1631 г.). Но только в 1640 г. появился богословски обоснованный ответ православной стороны, который совсем не случайно прибыл с «линии фронта» между православным и католическим богословием – из Киева. Речь идет о латинском оригинале «Православного исповедания» Петра (Могилы) [396], православного митрополита Киевского. Сын молдавского господаря, Петр (Могила) учился во Львове (в ту эпоху называвшемся по-немецки Лемберг) и, возможно, в Сорбонне. Он был хорошо знаком с римско-католическим богословием, что видно из созданного им исповедания, и по форме, и по содержанию показывающего сильное влияние схоластики.

Сочинение Петра (Могилы) обсуждалось на Киевском поместном соборе в 1640 г. Придя к единому положительному мнению, участники собора решили выяснить точку зрения патриарха Константинопольского Парфения I. По требованию Петра (Могилы) , пользовавшегося к тому же поддержкой молдавского правителя господаря Василя Лупула, патриарх в 1642 г. созвал собор в Яссах (Яссы, или Ячши – столица княжества Молдавия). На этот собор были отправлены послы Константинопольского патриарха, Московского патриарха и представители Киевской церкви. Мелетий Сириг представил собору свой перевод «Православного исповедания» на греческий, впрочем, при этом переработав и отредактировав сочинение Петра (Могилы) в православном духе [397]. Насколько Петр (Могила) был согласен с этими изменениями, остается неясным [398]. Но результат был положительным, так как собор повелел признать догматически безупречной греческую версию «Исповедания». После 1643 г. она получила официальное одобрение четырех греческих патриархов [399]. На Иерусалимском соборе 1672 г., созванном патриархом Иерусалимским Досифеем II (Нотарой), участники собора повторно утвердили «Исповедание» как соответствующее общецерковному православному учению. Патриарх Московский Иоаким (Савелов) в 1685 г. распорядился перевести этот труд на церковнославянский язык, а его преемник Адриан назвал сочинение Петра (Могилы) даже богодухновенным.

По случаю Иерусалимского собора 1672 г. патриарх Досифей II отредактировал еще свое собственное сочинение «Исповедание Досифея», представляющее собой как бы православный ответ на тезисы Кирилла Лукариса и даже соответствующее им по форме. «Исповедание Досифея» было включено в качестве второй части в издание актов Иерусалимского собора, вышедшее отдельной книгой под названием «Ασπίς ορθοδοξίας» («Щит православия»).

Поразительно, что Досифей II, который в противоположность многим своим соплеменникам, жившим в Константинополе [400], был очень враждебно настроен к любым намекам на Рим, одобрил «Православное исповедание» Петра (Могилы) и сам защищал его от нападок в кругах патриархии, хотя в этом сочинении полностью принимается католическое учение о таинствах . Более того, и само «Исповедание Досифея» несвободно от католического влияния, выразившегося в принятии учения о пресуществлении.

Таким образом, православие пришло к принятию богословия таинств – официального богословия католической церкви, которое несет на себе отпечаток схоластики и ориентировано на категории Аристотеля .

В XVII в. крайне консервативная Москва гораздо сильнее, чем Константинополь, противостояла прокатолической Киевской школе [401].

В XVIII в. она опередила Киев в разработке школьного богословия и стала определять развитие православного богословия в восточнославянском мире. Но прокатолическое учение о таинствах, хотя и не полностью, утвердилось в русском православии[402].

В России только в XIX в. обозначился возврат к подлинным традициям восточного богословия. С этим возвращением связана попытка основать собственное богословие таинств[403] . В более консервативном греческом богословии, напротив, и теперь доминирует, невзирая на еще более сильные, чем у русских, антиримские настроения, прокатолическое учение о таинствах в целом.