Расколотые легионы (ЛП) - Райт Крис - Страница 51

– Лучше, чем у меня.

– Они у наковальни лучше, чем у тебя, – ответил Тарса, но желания обидеть в голосе не было. Он покачал головой. – А ведь в шахтах родился.

– Я был из соляных, – ответил Шарроукин. Его челюсть напряглась, а молот говорил о глубоко укоренившейся злости. – Как только я научился ходить, меня отправили в приливные бассейны в самых глубоких пещерах Ликея. Я и еще сотня детей целыми днями соскребали с камней кристаллы с помощью затупленных кирок. Фабрики по производству инструментов добавляли эту соль в воду для закалки.

Тарса кивнул, переворачивая клинок.

– Соленая вода лучше проводит тепло, и сталь с ней получается тверже, чем с чистой. Однако немногим инструментам нужна подобная твердость. Работа, должно быть, была опасной.

– Да, – сказал Шарроукин. – Дети постоянно тонули. Порой вода внезапно возвращалась в пещеры. И была поговорка, что лучшая соль получается из костей.

– Довольно обработки молотом, – сказал Тарса, убирая клинок из-под ударов Шарроукина. – Иначе лезвие затупится.

Саламандр поднял клинок за стержень и осмотрел кромку лезвия.

– Симметрия не идеальна, но деформации нет.

– Пойдет?

Тарса опять кивнул и передал клинок Шарроукину, который вытер его начисто, после чего принялся шлифовать мелкозернистой пемзой.

– Полируй клинок, пока он не начнет блестеть синим, как летний вечер.

– Я не видел солнца до тринадцати лет, – сказал Шарроукин.

– Тогда представь синюю броню Восьмого легиона.

– Мне больше нравится представлять ее красной от их крови.

– Красный ты получишь при закалке.

Шарроукин положил клинок на наковальню.

– Один выпад – и лезвие становится красным. Мне это нравится.

– Если хочешь, я могу изготовить тебе рукоять.

– Это будет честью для меня, Атеш, – ответил Шарроукин.

– Нет, для меня, Никона, – сказал Тарса.

– Только что-нибудь простое. Я не любитель вычурного оружия.

– Две пластины из лакированного черного дерева?

– Отлично, – ответил Шарроукин. – Прости, сегодня душа к ковке не лежит.

– Тебя все еще беспокоит миссия?

Шарроукин посмотрел через плечо на трудящихся Железноруких. Под покровом пара и на фоне пламени из горнов они казались какими-то гротескными чудовищами, ограми из пещер.

– Да, она меня все еще беспокоит.

– Ты не считаешь ее хорошей? – спросил Тарса, беря пемзу и придавая лезвие еще большую остроту.

– В том и проблема, она слишком хорошая, – ответил Шарроукин.

– «Око за око» – подход древний, как само время, – заметил Тарса. – И согласись, есть в нем некое оперное величие.

– Оперное? – приподнял бровь Шарроукин.

– Среди летописцев Сто пятьдесят четвертого экспедиционного флота было немало драматургов и поэтов. Я имел честь присутствовать на постановке «Симфонии изгнанной ночи». Сцену, в которой кардинала Танга отправляют в заключение на Нуса Камбаган, и его убивают те, кто когда-то пострадал от него, многие считают ярчайшим примером ранней имперской политики.

– Я рад, что ты любишь оперу, но суть в том, что миссия дает Железным Рукам именно то, что они хотят, – сказал Шарроукин. – А возможность убить Альфария? Едва ли перед Десятым когда-либо встанет лучшая задача, если только Фулгрим не окажется опять на перекрестии моего прицела.

– Она дала цель нашим собратьям, – заметил Тарса. – А воин без цели опасен. Жестокость должна получать выход, иначе люди, созданные ждя убийства, обратят ее против самих себя. И ведь мало кто склонен самокалеченью так, как сыны Ферруса Мануса.

– У нас была цель, – ответил Шарроукин. – И есть до сих пор. Не недооценивай урон, наносимый нами и нам подобными. Сражающиеся за Медузона – это больше, чем сумма отдельных воинов.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что именно так мы победили в войне с Смотрителями. Крысы кусают монстра за пятки, пока он больше не может идти вперед. Он вынужден повернуться, и тогда-то на него обрушивается завершающий удар.

– Но разве объединение с Медузоном не усилило нас?

– Нет. Будучи малочисленными, мы не становимся сильнее, когда собираемся вместе. Мы становимся уязвимее.

– И что ты предлагаешь?

Шарроукин вытер лоб и повел плечами.

– Я взгляну сам.

– На что?

Шарроукин улыбнулся.

Третья планета системы в имперских картографических справочниках не значилась, что Сабика Велунда не удивляло. Это было в духе Альфа-Легиона: выбирать для встречи место, столь далекое от проторенных путей, что оно даже не имело имени.

«Сизифей» и «Железное Сердце» двигались по орбите третьей планеты, а Велунд между тем пытался взломать дьявольскую защиту, стоявшую на астронавигационных данных «Моргельда».

Две первые планеты кружили вокруг звезды по эллиптическим орбитам, периодически приближаясь друг к другу на опасно близкое расстояние, что вызывало на них чудовищную геологическую нестабильность. Температура на них была слишком высока для живого, однако это было связано не с близостью к звезде. До бесплодности их тысячелетиями выжигала едкая атмосфера.

Была ли на них когда-либо жизнь? Узнать невозможно. Вероятно, в другом будущем, которое отняло у них предательство магистра войны, подобные миры исследовались бы, и их тайны раскрывались.

Теперь такое будущее выглядело несбыточным. Разве возможны исследования ради самых исследований, когда барабаны войны стучат все быстрее и быстрее? Полученные на Марсе знания говорили Велунду, что цена победы над Гором будет определяться не выигранным, а потерянным.

Велунд вхдохнул, потер глаза основаниями ладоней и заморгал, прогоняя из головы ряды буквенно-цифровых значений. Последние тридцать шесть часов он провел в камере с Криптосом.

Хитроумность Альфа-Легиона его не удивляла. Он давно знал, что Двадцатый не стоит недооценивать. Кровавый бой за «Зета Моргельда» напомнил им всем, что этот легион змей не полагается на одни лишь медленные яды.

Фратер Таматика помочь со взломом кода не предложил. Да, конечно, тактика Велунда его чуть не убила, однако его продолжающееся отсутствие выглядело мелочно.

Криптос, прикованный к трону и подсоединенный к когитаторам Велунда инвазивными нейроадаптерами, составлял миллиарды комбинаций кода, сопровождая процесс бормочущим гулом помех. Он и в лучшие времена раздражал, теперь же нервы Велунда были натянуты до предела.

Шишковатую голову твари скрывал капюшон. Велунд не видел его лица – только слабый блеск нарывов на шее. Тарса осматривал гротескного ксеногибрида, но причины нарывов не обнаружил. Были ли они предвестниками судьбы, постигшей Криптос Медузона?

Велунд отвернулся в отвращении. Было что-то мерзкое и нездоровое в издаваемых им животных звуках, что-то уродливое и глубоко неправильное в строении челюсти и всего лица. Нормальные силы эволюции не могли породить это существо. Оно было отродьем, созданным в хаосе алчности и безумия.

Никто не осудил бы его, всади он масс-реактивный снаряд ему в голову. Велунд давно бы это сделал, но пока тварь была им нужна. Даже Сайбус, всегда готовый убить любого, кто не вписывался в его жесткие рамки имперской истины, понимал, что Криптоса стоит оставлять в живых.

По оценке Велунда, через три часа Криптос закончит цикл расшифровки и выяснит финальный пункт назначения «Моргельда».

А пока Велунд решил заняться журналом пустотной битвы с «Моргельдом» и «Малькиантом». Он уже вытащил коды вызова, которые использовал Альфа-Легион в вокс-трафике между двумя кораблями, с помощью Криптоса, но его внимание привлекло кое-что необычное.

– А ты что такое? – пробормотал он, изучая электромагнитное излучение битвы.

В низкочастотном диапазоне спектра обнаружился неожиданный след. Сам по себе он не был чем-то необычным: такие следы были неотъемлемой частью мощных электромагнитных излучений, возникающих в пустотных столкновениях. Но его стабильность была достаточно странной, чтобы пробудить в Велунде интерес; она свидетельствовала, что вызвал его не выстрел из орудия.