Черная книжка - Паттерсон Джеймс - Страница 55

Все равно что сказать, будто во время первого рейса «Титаника» имели место некоторые трудности.

— Произведенный мною обыск был вполне обоснованным, — настаивал я.

— Мне, черт побери, это известно, — сказал Гоулди. — Но судья не на нашей стороне. Очевидный факт.

Я покачал головой.

— Какой-то шут в мантии, который не…

— Который не занимался такой работой ни одного дня, — пробурчал Гоулди. — Я знаю, знаю… Но время хорохориться прошло. Наступило время искать выход из сложившейся ситуации.

Я посмотрел на него. Гоулди ничего не говорил просто так.

Он показал на Кейт:

— Детектив Фентон, вы вместе с другими полицейскими вели наблюдение за особняком в течение двух вечеров до облавы. Когда наблюдение закончилось, Билли отправился домой. А что делали вы?

Кейт, ни на миг не задумываясь, ответила:

— Я тоже уехала, но затем вернулась к особняку.

Я резко повернулся и бросил взгляд на Кейт:

— Что?

Кейт продолжала смотреть вперед, на Гоулди, стараясь не встречаться со мной взглядом:

— Я приехала обратно к особняку. Подождала, пока начнут выходить женщины. Я проследила за двумя из них до самого дома.

Я слышал об этом впервые. Потому что в действительности ничего подобного не происходило.

— И что случилось дальше? — продолжал Гоулди, делая вид, что выступает в роли прокурора на судебном заседании и уже знает ответ.

Потому что он действительно знал ответ. Сейчас он услышит его не в первый раз.

— Две женщины приехали в свою квартиру, расположенную на втором этаже многоквартирного дома, — рассказывала Кейт. — Я подошла к их дому и осмотрела звонок, относящийся ко второму этажу. Рядом с ним фигурировали две фамилии — Санчес и Дэниелс.

— Чушь собачья, — не выдержал я. — Бред.

— На полу около почтовых ящиков лежала почтовая открытка, — продолжала Кейт. — Это оказался рекламный проспект. Какая-то распродажа в «Мейсис» или что-то в таком роде. На открытке был указан адресат — Эрика Дэниелс.

— То есть вы узнали имя и фамилию одной женщины и только фамилию второй, — сказал Гоулди. — Что произошло затем?

— О-о, я вас умоляю! — взвыл я. — Даже я могу закончить эту историю. — Я посмотрел на Кейт. — Ты приехала в полицейский участок и проверила, не числится ли каких-либо правонарушений за женщинами с такими фамилиями. Оказалось, что Эрику Дэниелс уже уличали в занятиях проституцией. Относительно Санчес ты обнаружила то же самое. На фотографиях в досье ты увидела, что это они и есть — две женщины, за которыми ты следила. Таким образом, получается — о господи, как все удивительно удачно для нас сложилось! — нам стало известно, что по меньшей мере две из женщин, которые находились в тот вечер в особняке, были проститутками. — Я резко поднял руки вверх. — Аллилуйя! У нас теперь есть достаточные основания!

Гоулди прислонился к стене:

— В общем-то, лучше и не скажешь.

— Да, кроме того, что в действительности ничего подобного не происходило. Кейт не следила за женщинами до самого дома. — Я опустил руки. — Так что о чем мы, ребята, сейчас разговариваем, а? — Я снова повернулся к Кейт. — Гоулди тебя надоумил, да? Я понимаю, что он хочет нас защитить, но ведь существует…

— Кто сказал, что идея принадлежит Гоулди? — взвилась Кейт, будто оскорбившись, что я приписываю лжесвидетельство ему, а не ей.

Она встала и подошла ко мне, оказавшись со мной лицом к лицу:

— Если мы проиграем это дело, всему конец, — прошипела она. — Мэр останется на своем посту, правильно? Ну конечно останется. Он выйдет на свободу. И его лучший друг Тристан Дрискол, назначенный им на должность суперинтенданта полиции, тоже останется.

— Сколько у суперинтенданта уйдет времени, чтобы найти причину для твоего увольнения? — как бы между прочим поинтересовался Гоулди. — А может, хуже того, он отправит тебя регулировать уличное движение на всю оставшуюся жизнь? Если дело будет проиграно, это отразится на твоем будущем, приятель.

— Я рискну, — нахмурился я.

— Ага, а вот я рисковать не буду. — Кейт пихнула меня в бок. — Это касается не только тебя, напарник. Моя карьера тоже может вылететь в трубу. У меня что, нет права голоса?

Я вздохнул:

— Кэти…

— О-о, теперь я уже «Кэти».

Она показала пальцами знак кавычек.

Я посмотрел на Гоулди:

— Когда вы все придумали? Я имею в виду вашу дурацкую историю…

— Ты имеешь в виду дурацкую историю, которая спасет карьеру не одного, а целых двоих полицейских — лучших полицейских из всех, кого я знаю? — спросил он. — Ту нелепейшую историю, которая поможет отправить плохих людей туда, где они и должны находиться? Именно эту дурацкую историю?

Я тяжело вздохнул. Сердце Гоулди всегда находилось в правильном месте. Ради меня он бросился бы останавливать приближающийся поезд. С его точки зрения, невинная выдумка была всего лишь маленьким отклонением от правды, безвредной уловкой с целью не допустить судебной ошибки и, что более важно, защитить меня. Он всегда меня оберегал.

— Кейт, — попросил Гоулди, — дай нам поговорить с глазу на глаз буквально минуту, хорошо?

Это показалось ей неплохой идеей. Она схватила свою сумочку и с раздраженным видом вышла в коридор, даже не взглянув на меня.

Гоулди слегка поднял руку:

— Ты сейчас подержи свое хлебало закрытым и послушай меня хотя бы раз. Мне это не нравится не меньше, чем тебе. Идея — не моя. Все придумала Кейт. Она — человек решительный. Я не смог бы ее остановить, даже если бы захотел. Я молил Бога, чтобы твои показания оказались убедительными и больше ничего не потребовалось. Однако ситуация повернулась по-другому. И нам выбирать не приходится.

Я сердито покачал головой.

— Это даст нам справедливый результат, — продолжал он. — Справедливый с точки зрения правосудия. Ты, как полицейский, хорошо выполнил свою работу. Все предположения, которые у тебя возникли, оказались правильными. Поэтому с какой стати все должно закончиться тем, что подонки выйдут на свободу, а два хороших полицейских получат нож в живот?[64] Какое же это, черт побери, будет правосудие?

Я не в первый раз давал свидетельские показания в суде и понимал, что можно представить информацию в таком свете, какой тебе выгоден. Своего рода ожесточенная борьба — кто кого. Однако сейчас мне предлагали пустить в ход ложные показания. Такого я никогда не делал.

Гоулди словно прочитал мои мысли:

— Я никогда за миллион лет не попросил бы тебя говорить такое в качестве свидетеля. Я, черт возьми, не попросил бы и Кейт. Но она сама предложила. Я пытался ее отговорить. Ты когда-нибудь пробовал переубедить Кейт?

Тут я с ним спорить не стал. Питбуль и тот менее упрям, чем моя напарница.

— Послушай, иногда в конце дня, когда я опускаю голову на подушку, я пытаюсь мысленно положить правильное и неправильное на весы и посмотреть, что из них перевешивает… В общем и целом, я считаю, то, что она задумала, позволит правильному в данном случае перевесить неправильное. Это самое лучшее, что я могу сделать, дружище.

Я все еще негодовал, но ничего поделать не мог. Свои свидетельские показания я уже дал. Никто больше не собирался ничего у меня спрашивать под присягой.

— Это не твое решение и не мое, — резюмировал Гоулди. — Пусть она сделает это, приятель.

70

Судья Уолтер Маккейб поправил очки и окинул взглядом переполненный зал суда.

— Суд готов вынести решение, — объявил он.

Слушания длились три дня. На мои свидетельские показания ушел весь первый день. На показания Кейт — второй день и часть третьего. Адвокаты забросали Кейт всевозможными вопросами, подвергая сомнению неожиданное заявление, что она проследила за двумя женщинами из особняка, собрала сведения и выяснила, что за ними числится грешок. «Почему вы никак не задокументировали данную информацию? — наперебой интересовались адвокаты. — Почему не сообщили своему напарнику — детективу Харни? А может, мы впервые слышим об этом только потому, что показания детектива Харни оказались не совсем удачными для обвинения?»