Черная книжка - Паттерсон Джеймс - Страница 34

По-видимому, я ошибался.

Получается, лейтенант Визневски знал, что я провожу относительно него расследование.

Я вскрыл конверт из желтоватой бумаги. Я предполагал, что может Гоулди положить в конверт, чтобы придать ему определенный вес. Все выглядело правдоподобно: всем, кто видел меня на платформе метро, наверное, казалось, что в конверте лежат фотографии.

Я заглянул в конверт — как и ожидалось, я увидел внутри три или четыре чистых листа бумаги. На верхнем листе Гоулди написал записку. Подписи под сообщением не было, но я узнал бы почерк Гоулди в любом состоянии.

«Позвони, когда появится возможность, — говорилось в записке. — И будь очень осторожен».

42

Внезапно я проснулся и резко сел на кровати. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться и отделить реальное от нереального. Мой сон развеялся — а вместе с ним исчезли и образы Кейт, Эми Лентини, пот, стоны, смех, пули, кровь и жуткие крики.

До меня донеслись звуки из телевизора, который я, видимо, включил вчера вечером, прежде чем заснуть: репортеры наперебой сообщали «последние экстренные новости».

В мою входную дверь кто-то стучал, и звуки ударов синхронизировались с биением моего сердца.

Я посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике. Они показывали четыре часа утра.

Я схватил пистолет, потер глаза и заглянул в смартфон. Оказывается, я пропустил два звонка от Гоулди. А еще он прислал мне две эсэмэски: «Позвони мне».

Еще одно текстовое сообщение пришло в тот момент, когда я читал предыдущие.

Оно тоже было от Гоулди.

«Открой свою чертову дверь», — писал он.

Я слез с кровати, обратив внимание, что на мне все еще та одежда, в которой я пришел домой вчера вечером. На экране телевизора женщина-репортер рассказывала об убитом полицейском.

— Представители власти полагают, что убийство стало наказанием за какие-то действия, — произнесла она на одном дыхании.

С пистолетом в руке я спустился на первый этаж, посмотрел в глазок и увидел лейтенанта Майка Голдбергера, который стоял на крыльце, освещаемый свисающим с крыши тусклым фонарем, и пританцовывал, пытаясь согреться.

Открыв дверь, я ощутил на себе порыв ледяного воздуха с улицы и схватил куртку.

— Я видел новости, — сказал я.

— Все очень плохо, — нахмурился Гоулди.

Я запер за собой входную дверь и пошел следом за ним к его автомобилю. Мчась на бешеной скорости, Гоулди раз двадцать нарушил правила дорожного движения — к счастью, предрассветные улицы были почти пусты.

Я потер глаза. Каких-то пять минут назад я еще крепко спал, а теперь прямо среди ночи мчался к месту преступления.

— Так ты вчера выяснил, кто за тобой следил? — спросил он.

— Да, — отозвался я. — Это был Визневски.

— Вот черт! Я этого опасался. Ты уверен?

— Еще как! Он стоял на противоположной платформе и тайком поглядывал на меня. И действовал он, надо сказать, толково. Приехал на электричке, едущей в сторону юга, но не стал торопиться идти к выходу. Рассчитал по времени все настолько точно, что оказался на платформе ровно тогда, когда я должен был встречаться с твоим парнем в пальто верблюжьего цвета.

— Значит, он знает, — предположил Гоулди. — Он знает, что ты проводишь расследование относительно него.

— Или же подозревает.

— Нехорошо.

Гоулди покосился на меня. Он убрал ногу с педали газа и свернул к парку Джексона примерно в миле на запад от реки и железнодорожного вокзала «Юнион-стейшн». Впереди уже виднелись большие автофургоны средств массовой информации: «Эн-Би-Си-5» с радужным логотипом, а также местных отделений «Фокс», «Эй-Би-Си» и «Си-Би-Эс». Репортеры, расположившись со своим оборудованием возле места преступления, что-то поспешно говорили в микрофоны.

Я вышел из автомобиля. Воздух снаружи был холоднее, чем ведьмин сосок в латунном лифчике.[46] Пальцы на ногах занемели.

Я вытащил из кармана свой значок полицейского, значок Гоулди уже висел у него на шее. Мы нырнули под ленту ограждения, установленную полицией, и подошли на расстояние футов десяти от места преступления. Там стоял золотистый автомобиль-седан, припаркованный у бордюра возле парка Джексона. Дверь со стороны пассажирского сиденья была распахнута, и мы заглянули внутрь.

Ветровое стекло и приборная панель были забрызганы кровью.

Водитель — афроамериканец — сидел с пристегнутым ремнем безопасности, но при этом наклонился вправо настолько, насколько позволял ремень безопасности, и чем-то напоминал вариант Пизанской башни в виде человеческого тела. Из выходного пулевого отверстия на правом виске вытекло много крови, которая покрыла сиденье и коврик толстым, темным и уже застывающим слоем.

Правая сторона его пальто верблюжьего цвета тоже была залита кровью.

Мистер Верблюжье Пальто встретился со мной вчера вечером на платформе метро, и еще до восхода солнца пуля прошибла ему голову.

Я почувствовал, как по телу побежали холодные мурашки.

43

Мы с Гоулди стояли там в течение некоторого времени, выдыхая облачка пара и глядя на сидящего в автомобиле мертвого мистера Верблюжье Пальто, пока специалисты по сбору улик занимались своей работой. Репортеры что-то говорили в камеру. Несколько любопытных прохожих, почему-то оказавшихся на улице в предрассветный час, остановились поглазеть.

— Его звали Джо Вашингтон, — произнес Гоулди. — Сержант. Он был хорошим человеком. Одним из лучших моих подчиненных. — Гоулди покачал головой и прокашлялся, а затем показал жестом в сторону автомобиля. — Они обнаружили, что стекло со стороны водителя было опущено. Джо, должно быть, с кем-то разговаривал через открытое окошко машины.

— С тем, кому доверял, — добавил я. — А иначе он не стал бы опускать стекло.

— Правильно. Но когда он опустил стекло, другой парень, вместо того чтобы побеседовать с ним по-приятельски или рассказать что-нибудь интересное, нажал на спусковой крючок и пустил ему пулю прямо в левый висок. Когда мы его обнаружили, через правую часть черепа уже вытекло много крови. Но он, я думаю, умер мгновенно.

— Когда его застрелили? — спросил я, хотя, собственно, ответ был мне известен. В холодную погоду почти невозможно использовать традиционные признаки при оценке времени, прошедшего с момента смерти, — синюшность, трупное окоченение. Быть застреленным в такую вот холодную ночь — все равно что быть убитым внутри холодильника.

— Самое точное, что может предположить судебно-медицинский эксперт, — в десять часов. Но кто, черт побери, знает наверняка?

Я глубоко вздохнул.

— Получается, его застрелили через четыре часа после того, как он встретился со мной, — отметил я.

Гоулди придвинулся ко мне поближе и заговорил шепотом.

— Ты уверен в том, что пытаешься доказать своим расследованием? — спросил он. — Ты уверен, что Визневски занимается «крышеванием», пользуясь тем, что служит в полицейском управлении Чикаго?

— Еще как уверен. У меня есть список людей, у которых, похоже, есть своего рода неприкосновенность по части уголовного преследования. Эти люди попадали в полицию — и их тут же отпускали. Тут явно имеет место «крышевание», Гоулди. Я уверен. Среди полицейских точно есть такие, которые отпускают задержанных, не имея достаточных оснований.

— Но ты не можешь доказать, что Визневски занимался подобными делишками.

— Пока еще не могу. Но я уже близок к разгадке.

— Ну хорошо, тогда вопрос номер два, — сказал он. — Ты уверен, что человеком, который видел вас двоих вчера вечером на платформе, был именно Визневски?

— Уверен на сто процентов.

Гоулди кивнул и встряхнулся, пытаясь согреться.

— Но и это доказать ты не можешь.

Именно так. Гоулди был прав. Доказательств я не имел.

— Он находился на противоположной платформе, — попытался оправдаться я. — И держался скрытно. В метро должна висеть камера видеонаблюдения, но он наверняка постарался сделать так, чтобы его лицо не попало под ее прицел.